Джонатан Сантлоуфер - Дальтоник
— Не знаю, чему сейчас учат в художественных институтах.
— Я не учился в художественном институте.
— Вы же сказали, что Кейт была вашей преподавательницей в Колумбийском.
— Я ходил на вечерние занятия. — Парень прищурился, будто ослепленный яркой вспышкой, затем изобразил отработанную улыбку.
Уэртер присмотрелся к нему. Пухлые губы, красивые глаза, стройный. Но что-то в нем не так.
— Не перенести ли нам разговор на другой раз?
— Нет. Сейчас самое время. Вот именно! Кока-кола — это вещь!
— Не понял.
— Погодите. — Он выхватил из рюкзака пакет. — Это для вас. Подарок.
Уэртер развернул. Несколько репродукций, вырванных из книг. Края неровные. Френсис Бэкон, Джаспер Джонс, Сутин.
— Спасибо.
— Это здор-р-рово! Да?
— Хм… Джонс очень хорош. Сутин тоже интересен, хотя, на мой вкус, слегка перегрет. Ну а Френсис Бэкон, хм… — Он посмотрел на репродукцию, наморщил нос. — Не могу я в него вникнуть. Никак.
«Не могу я в него вникнуть… Не могу я в него вникнуть…» Слова художника эхом отдавались в его голове вместе с песенками, рекламами и прочим.
— Почему?
Уэртер пожал плечами:
— Не знаю. — Он протянул репродукции парню. — Оставьте это себе. Для вас они важнее, чем для меня.
— Вам не нравятся?
— Почему же? Но у меня много книг по искусству. Есть даже одна картина Джонса.
— Как это?
— Я купил в свое время картину Джаспера Джонса.
— Можно ее увидеть?
— Она у меня дома. А это мастерская. — Уэртер начал терять терпение. — Видите ли, мне нужно идти.
— Но мы только начали. Вы еще ничему не научили меня.
— Послушайте. — Уэртер вздохнул. — Давайте встретимся через пару дней, а? Дело в том, что сегодня я очень устал. Было много разных дел и…
— Еще несколько минут, и я уйду. Хорошо? — Парень посмотрел на художника своими грустными прищуренными глазами.
Уэртер бросил взгляд на часы. Ну ладно, пять минут.
— Хорошо.
— Здор-р-рово! — Молодой человек показал на городской пейзаж. — Что скажете об этой картине?
— Хм… мило. Неплохо… построена. — По какой-то причине ему было неловко сказать парню, что его картины полное дерьмо.
— Как это понимать?
— Ну… композиция… то, как вы расположили все на холсте. Очень мило. — Уэртер с трудом придумывал, что бы еще такое сказать.
Парень улыбнулся.
— А цвет?
— Цвет?
— Да.
— Хм… но здесь нет цвета.
— Что значит — нет? Вы что, спятили? Иногда вы напоминаете мне чокнутого.
— Хм… если вы имеете в виду градации яркости, или…
— Нет, цвет.
— Но картина черно-белая.
— Вы лжете. — Парень возбудился. — Решили поиздеваться надо мной?
— Зачем мне это делать?
— А затем… — Он не знал, почему художник так жесток к нему. Схватил с пола холст, поднес вплотную к лицу. — Здесь полно цвета. Неужели вы не видите?
Черт возьми, это уж слишком!
— Послушайте, мне пора уходить.
— Куда?
— Домой.
— Один последний вопрос. Пожалуйста.
Уэртер тяжело вздохнул.
— Ну.
— Ладно. Пусть картина черно-белая, но хорошая. Да?
— Да. Она прекрасно написана.
— Прекрасно? — Сильно моргая, парень уставился на художника своими грустными глазами. — На самом деле вы не считаете, что она прекрасно написана. Вы считаете, что она черно-белая и скучная. Вы считаете, что любой художник зря тратит время, если не использует цвет.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Я видел вас… слышал, что вы сказали насчет черного и белого. Вы сказали, что это скучно.
— Ах вот оно что! — Уэртер рассмеялся. — Вы имеете в виду телевизионную передачу Кейт?
— Да.
— А теперь соберите, пожалуйста, все это. — Уэртер показал на картины. — Мы поговорим в другой раз.
— Но я хочу научиться. Очень хочу.
— Конечно, конечно. — Уэртер увидел на щеках парня слезы и поморщился. Надо поговорить с Кейт. Он уже сомневался, что она знакома с парнем. — Мы встретимся еще раз и поговорим обстоятельно.
Парень утер слезы и дождался, когда Уэртер отвернется.
Бойд Уэртер с трудом открыл глаза, попытался пошевелиться и почувствовал, что не может. Ужасно болела голова. Через несколько секунд он обнаружил, что привязан к креслу липкой пленкой. Запястья, лодыжки, торс — все было многократно обернуто пленкой. Он не мог определить, сколько времени находился без сознания. Последнее, что помнил художник, — это как парень, плача, собирал картины. Нет, потом было что-то еще. Рука парня, а в ней бутылочка с отвратительным химическим запахом. Он вспомнил, что попытался оттолкнуть руку, но затем все завертелось перед глазами.
— Вы сделали мне больно, — сказал парень, потирая руку.
— Что ты задумал, сукин сын?
Парень моргнул и посмотрел направо.
— Эй, Тони, погаси свет. — Подождал, заслоняя глаза, потом рванул к стене, нашел выключатель, и в мастерской стало сумрачно. — Приходится все делать самому. Премного благодарен, Тони.
Бойд Уэртер посмотрел на пустое пространство рядом с парнем.
— Я спрашиваю, что, черт возьми, ты затеваешь?
— Мне… мне нужна ваша помощь.
— Сначала развяжи меня! Немедленно! Ты что, мать твою, совсем спятил? — Уэртер начал извиваться, и кресло слегка подпрыгнуло.
Парень подскочил и примотал кресло к трубе отопления.
Уэртер приказал себе успокоиться.
— Что ты делаешь? Скажи, что тебе нужно. Я уверен, мы сможем договориться.
— Ш-ш-ш… — Парень наклонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. — Что? Нет, Тони. Не сейчас! Извини. — Посмотрел на Уэртера. — Так что вы спросили?
— Я… хм… спросил, что тебе нужно.
— Поговорить.
— Поговорить?
— Ага.
Бойда Уэртера охватил ужас. К горлу подступила желчь, он чувствовал, что его вот-вот стошнит. «Нет, нужно держаться. Это же просто парень, какой-то хлюпик. Я справлюсь с ним, нужно только выиграть время».
— Я же сказал, мы можем поговорить в любое время.
— Нет, вы хотели, чтобы я ушел.
— Потому что устал.
— И вам они не понравились. — Парень показал на разбросанные по полу репродукции Френсиса Бэкона, Джонса и Сутина.
— Ты неправильно меня понял. Зачем бы я стал покупать картину Джаспера Джонса, если бы он мне не нравился?
— Он… болен и очень страдает. Вы это знаете?
— Кто?
— Джаспер Джонс.
— В самом деле?
— Да.
Уэртер не видел часы, но знал, что скоро должна прийти ассистентка Виктория. Нужно затянуть разговор.
— Сколько тебе лет? Двадцать два или двадцать три?
— Почему вы спросили? — Парень в это время беспорядочно двигался по мастерской, что-то бормоча себе под нос. Он действительно не знал, сколько ему лет.
— Мне… мне просто стало любопытно, что ты такой молодой и профессионально занимаешься живописью… — Уэртер, охваченный паникой, соображал, что еще сказать. — Я, хм… всегда хотел… иметь сына, чтобы можно было передать ему опыт.
Парень замер.
— Передать опыт?
— Да. Открыть секреты мастерства. Да, я мог бы помочь тебе… в твоем творчестве.
— Вы это серьезно?
— Абсолютно. Очень хотелось бы помочь тебе.
— Здорово. Это здор-р-рово! Вы классный чувак. Таких, как вы, очень мало! — Парень замолчал, положил руку на плечо Уэртера. — Давайте поиграем. Я буду показывать на ваши картины, а вы назовете цвет.
— С выключенным верхним светом это будет довольно трудно. — Уэртер вспомнил, как парень щурился при ярком свете.
Через секунду в мастерской снова стало светло.
— Я сделал для вас свет. Чтобы было более… продуктивно. Что это? — Он показал на сверкающую серебряную цепочку на шее художника.
— Амулет. Очень старый. Средневековый.
— Я читал об этом. Знаю. Средние века, это здор-р-рово.
Уэртер вспомнил, как занимался любовью со своей первой женой, красавицей. А потом она надела ему на шею этот амулет. В любое другое время это вызвало бы у него улыбку.
— Я ношу его на счастье. — И тут Уэртера осенило. — Хочешь я подарю его тебе? Он принесет удачу.
— Bay, это так мило с вашей стороны. — Парень наклонился, и Уэртер уже собрался вонзить ему в предплечье зубы, но увидел на запястье широкий неровный шрам и замешкался, а потом было поздно.
Парень подержал цепочку в руке, восхищаясь, потом надел на шею.
— Я никогда не забуду вашей доброты.
— Не стоит благодарности. — Уэртер натянуто улыбнулся.
— Ладно. Теперь играем. В цвета.
— Давай.
Парень повернулся к огромному абстрактному полотну Уэртера, показал пальцем.
— Какой это цвет?
— Желтый.
— Желтый? Вы уверены? А это?
— Это… хм… красный.
Парень прищурился.
— Не дурачьте меня.
— Но это красный. Ты что, не видишь?
