Алексей Сухаренко - Тайна проклятия
— Адвокат ещё не пришёл? — поинтересовался он у Натальи Андреевны.
— Нет, может, ему позвонить? — поинтересовалась озабоченная женщина.
— Да уже теперь давайте после службы, — перекрестился на вход в храм редактор православного издания. — Без защиты не останемся.
— Я для вас лучшая защита! — неожиданно подал голос странноватый нищий, больше похожий своим видом на городского сумасшедшего. — Меня берите с собой в церковь — не пожалеете.
— Что же, пойдём с нами, Божий человек, — улыбнулся ему Мохов.
— Ещё заразу какую внесёт, — недоверчиво покачала головой его единомышленница, — немытый какой-то.
— Ну что вы, Наталья Андреевна, Бог с вами, — с укоризной произнёс мужчина, — юродивый же.
— Что, тёща, не хочешь юродивого рядом с собой видеть? — опять подал голос нищий. — Хочешь дочку замуж за адвоката отдать, а отдашь за меня!
Наталья Андреевна в ужасе перекрестилась, решив больше не связываться с неадекватным человеком. После того как мужчина и женщина вошли в церковные двери, нищий последовал за ними.
Адвокат Соболев, подъезжая к церкви, при виде золотых куполов почувствовал, что его организм стал подавать первые признаки к началу трансформации. Мужчина стал замечать, что тело само, без команды, стало входить в переходное состояние, трансформируя его в Юродивого. Это стало происходить всегда неожиданно. Причиной мог быть любой православный символ: крест, икона, храм. Мысли о чужой беде, сострадание к людям. Одним словом — всё, что вызывало в нём сопереживание или мысли о Боге. Даже если Соболев не хотел менять свой облик на Юродивого и пытался остановить трансформацию, всё равно каждый раз он опять и опять превращался в грязного бродягу-нищего.
Словно он стал утрачивать контроль над ситуацией, теряя себя как личность. Его собственное «Я» стал полностью вытеснять Юродивый. Наверное, такие же негативные ощущения испытывают талантливые актёры, засидевшиеся в одном амплуа. Сначала его таким видят маститые режиссёры и просят сыграть любимого зрителями типажа, потом и все люди начинают на улице его называть по имени киногероя. Актёр поначалу пытается сопротивляться этому, но потом смиряется и даже начинает отзываться на оклики прохожих, приспосабливаясь к своей «новой» жизни. Так и Александру теперь приходилось всё труднее и труднее бороться с проклятием Сатаны. Словно дьявол поставил его перед выбором не чинить ему препятствий или потерять свой человеческий облик, полученный при рождении. Тогда он превратится в Юродивого — некую переходную субстанцию. И, возможно, безвозвратно. Это обстоятельство его очень сильно угнетало. Особенно теперь, когда он открылся любимой девушке и надеялся, что она откликнется на его любовь взаимностью. Он помнил, какими брезгливыми глазами смотрела Алёна на Юродивого во время демонстрации ей его способностей обращаться в других людей.
Теперь, когда он вновь почувствовал запущенный механизм, он остановил машину недалеко от церкви и дождался окончания трансформации в нищего бродягу. Затем он беспрепятственно сел на паперти и был приглашён ни о чём не подозревавшим Виктором Моховым внутрь храма. Едва Юродивый зашёл в церковь, как всё его существо наполнилось сильным беспокойством и волнением. Причиной этому стал голос церковного священника, начавшего службу. Юродивый вздрогнул всем телом, увидев его лицо. Это был его отец! Батюшка постарел, прибавив седины, но взгляд лучистых глаз оставался прежний — волевой и добрый одновременно. Юродивый сразу перевёл взгляд на певчих и, конечно, увидел среди них свою маму, которая, как и прежде, продолжала занимать в нём своё законное место, словно часовой на вечном посту. Он пробрался через плотную толпу прихожан поближе к маме и простоял так всю службу, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не привлечь к себе внимания, забывая, что сейчас его не узнала бы и родная мать. Перед началом Божественной литургии Юродивый решил подойти к своему отцу, который исповедовал прихожан. Когда дошла его очередь, он в нерешительности застыл на месте перед смотревшим на него в упор отцом Никодимом.
— Давай сын, мой, подходи, не бойся, — спокойно позвал его священник, видя перед собой городского сумасшедшего.
— Грешен я, отец мой, — решился Юродивый, сделав шаг к своему отцу и впервые наслаждаясь «маскарадом», позволявшим ему вот так, открыто, не боясь быть узнанным, поговорить с отцом.
Он встал на колени и, когда отец покрыл ему голову епитрахилью и предложил покаяться в грехах, первым делом покаялся, что ушёл от отца с матерью и уже много лет не давал о себе весточки. Он почувствовал, как руки священника на его голове вздрогнули.
— Грех это, сын мой, отца и мать оставлять в неведении. — Голос отца Никодима звучал укоризненно, но для Юродивого это было словно музыка. — Это в тебе сразу несколько грехов: и непослушания, и непочтения. А причина ухода-то в чём? Родители тебя обижали или, может быть, пили?
— Нет, — улыбался под епитрахилью Юродивый, — мой отец и мать самые лучшие на земле.
— Тогда в тебе ещё и гордыня говорит. — Тон священника стал возмущённым. — Тебе надо прийти, пасть в ноги и просить прощения, и как можно скорее.
— Как блудному сыну? — поинтересовался Юродивый.
— Именно! — подтвердил священник. — И не забывай, век стариковский короток, не ровен час приберёт Господь их к себе, так как тебе потом будет?
Юродивый хотел что-то сказать, но почувствовал, что организм опять запустил трансформацию и на этот раз он стал превращаться в самого себя. Словно разговор с отцом сподвиг подсознание отреагировать подобным образом и включить обратное превращение. Опасаясь быть узнанным, Юродивый бросился из церкви, обернувшись к удивлённому священнику спиной. Отец Никодим проводил его взглядом, и в самых дверях в полоске света ему вдруг показалось, что в лице этого сумасшедшего бродяги промелькнули черты его пропавшего сына. К бледному священнику поспешила матушка.
— Что? Что с тобой? — волнуясь, поинтересовалась его жена — Ты словно привидение или ангела увидел.
Священник рассказал супруге о юродивом, который напомнил ему об их сыне.
— Надо бы опять нам возобновить его поиски, — уверенным тоном произнёс отец Никодим. — Это мне как подсказка от Господа нашего, что сын наш жив.
Матушка Елена ничего не сказала. Лишь утёрла краешком платка накатившуюся слезу.
В кабинете у следователя, к которому адвокат Соболев пришёл со своим подзащитным, был служебный безпорядок. Молодой следователь, вчерашний выпускник правовой академии, никак не мог освободить от заваленных стопок бумаг два стула. Наконец он сделал эту «сложную» работу, и вызванные лица смогли присесть. Лейтенант юстиции уведомил, что сейчас он намерен провести очную ставку, после которой собирается предъявить главному редактору журнала «Братья и Сёстры» Мохову обвинение в мошенническом завладении офисным помещением, принадлежащим бывшему префекту Центрального округа города Москвы Петру Ивановичу Мостовому. Соболев уже знал от Мохова эту историю, которая заключалась в том, что бывший префект продал общественной организации принадлежащее ему офисное помещение, а когда «Братья и Сёстры» объявили о созыве и проведения Русского православного собора, поведение Мостового резко изменилось.
Сначала он потребовал от независимого журнала прекратить нападки на Международный фонд «Новый порядок», в частности его московское отделение. Молодое православное издание критиковало деятельность отделения, как организации, подменившей собой многие властно-распорядительные органы страны и ведущей подготовку России к вступлению в единое мировое правительство. Но когда независимое издание высмеяло нападки префекта, он стал требовать выселения из помещения, как якобы захваченного редакцией журнала незаконно. При этом бывший крупный городской чиновник обвинил общину, и в частности Мохова, в подделке его подписи на договоре купли-продажи.
Вскоре в кабинет, без стука открыв дверь, вальяжно ввалился бывший префект. Следователь, услужливо предоставил ему своё кресло, а сам стал освобождать очередной заваленный бумагами стул.
— Это вы? — Мостовой, скользнув глазами по Мохову, наткнулся взглядом на Соболева, сразу узнав в нём того самого странного человека из «субару», встреча с которым разрушила всю его карьеру. — А зачем вы здесь?
Он обшарил кабинет, словно искал глазами Президента России.
— Это адвокат Мохова, — представил Соболева следователь, начиная очную ставку.
Он разъяснил сторонам, что очная ставка проводится с целью устранить противоречия, которые возникли в показаниях Мохова и Мостового, а именно что Виктор Мохов утверждает, что договор подписывал Мостовой собственноручно, а бывший чиновник отрицает наличие своей подписи под договором, как и то, что им получены какие-либо деньги.
