Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Вы никогда не заходили друг к другу? — спросил Гонсалес.

Перссон удивилась.

— Да я же говорю, когда брали воду. Тогда Эрнст заходил к нему в дом… кажется, он сказал, там было много мусора.

Она как будто задумалась.

— Да, кстати. Несколько лет назад у нас сломался котел, и тогда он приходил, чтобы помочь Эрнсту. Это Андерс, наш знакомый, подсказал нам тогда, что Улоф хорошо чинит все… машины. У Андерса фирма, он владеет складским помещением недалеко от поселка, и Улоф снимал у него раньше мастерскую… поэтому Андерс его знал.

— Андерс?

У Фриск ручка была прикреплена к блокноту.

— Франзен, через «зэ». Нюпонвэген, тринадцать.

— Спасибо. Можно спросить, были ли вы на участке Барта после того, как это произошло?

Анетт Перссон покраснела.

— Ну, Эрнст был там. Мы ведь, естественно, заинтересовались, почему сюда приехала полиция, но, я хочу сказать, тело тогда уже увезли.

Фриск выразительно посмотрела на Гонсалеса, который задумчиво кивнул, чтобы госпожа Перссон занервничала еще больше и поведала то, о чем, возможно, пыталась умолчать.

— Вы не предполагаете, кто мог бы совершить такое с вашим соседом?

— Не знаю! Я ведь уже сказала: мы были практически незнакомы.

Гонсалес встал, чтобы, во-первых, восстановить циркуляцию крови в замерзших ногах, а во-вторых, заглянуть за еловую изгородь.

— По этой дороге ведь ездите только вы, Барт и молодая пара, переехавшая сюда недавно? Потом дорога кончается?

Перссон кивнула. Кажется, она только сейчас обнаружила, что перед ней стоит кофе, и сделала осторожный глоток. Он, должно быть, совсем остыл. Она беспокойно посмотрела на Гонсалеса поверх чашки.

— Как следует подумайте, госпожа Перссон. Видели ли вы чужую машину, чужого человека или вообще что-то необычное перед тем, как Барта обнаружили мертвым?

Перссон сделала глубокий вдох, показавший, насколько затруднительна для нее эта ситуация.

— Я тогда только встала и чувствовала себя очень усталой. Конечно, было еще совсем темно. Но я увидела незнакомую машину. И она ехала к Барту.

— В какое время?

— Ну вот в то самое утро, когда появилась полиция. Было почти четыре, я точно это знаю, потому что лежала без сна и смотрела на часы.

— Вы еще на что-то обратили внимание? Какого цвета была машина?

Перссон вздохнула.

— Про цвет ничего не скажу, поскольку, как уже говорила, было темно и, кроме того… — она наморщила лоб, — горели только противотуманные фары или габаритные огни, не знаю, но он, наверное, с трудом видел дорогу перед собой. Я помню, потому что тогда мне это показалось странным.

— Фары?

— Все. Прежде всего время. К Барту обычно никто не ездил. И кроме того, было тихо. Думаю, он катился с горки, не включая мотор, ведь иначе был бы слышен звук. А в то утро я вообще ничего не слышала. Полная тишина, и только как будто шуршание по гравию. Словно привидение.

— И?..

Она в отчаянии пожала плечами.

— Ничего. Я пошла и легла, взяла беруши и сумела уснуть. Я пользуюсь берушами, потому что Эрнст храпит, — объяснила она, испытав облегчение от повседневности темы. — Мы спали до девяти, если я правильно помню.

Ветер сорвал с места огромный зонт, почему-то стоявший раскрытым в углу веранды. Зонт упал за забор. Гонсалес едва увернулся от удара.

— Боже мой, нет!

Анетт Перссон вскочила. Она извинилась за летающие предметы, но, кажется, обрадовалась перерыву в разговоре.

— Все равно уже прохладно сидеть на улице.

Она затолкала полицейских в гостиную. Ноздри Фриск уловили ощутимый запах алкоголя, исходящий от Анетт Перссон. Вот почему она так не хотела сидеть на улице. Перссон прижала руки к щекам, словно только сейчас поняла, что, сама того не зная, находилась в нескольких метрах от убийцы.

— Я была вынуждена… все это так ужасно. — Она зарыдала и закрыла лицо руками. — Как же нам теперь жить здесь, посреди леса, после того, что произошло? Я никогда.

За ее всхлипываниями невозможно было разобрать слов. Фриск положила руку ей на плечо.

— Я понимаю, для вас это шок, но способ совершения убийства свидетельствует, что убийца знал Барта и хотел убить именно его. Вы не имеете к этому никакого отношения, госпожа Перссон. Вам нечего бояться.

— Госпожа Перссон, вы сказали «темная», — вступил Гонсалес, проигнорировав взгляд, брошенный на него Фриск — она считала, что женщине нужно отдохнуть. — Вы сказали «темная машина». Она была темного цвета?

Перссон посмотрела на него сквозь слезы и задумалась.

— По-моему, да, — наконец произнесла она. — На улице было темно, но, мне кажется, я бы заметила, будь она белая или светлая. По-моему, она была черная или, может, темно-синяя.

— Но, к сожалению, вы не знаете марку машины.

Анетт Перссон удивилась:

— Конечно, знаю. У нас была такая же, до того как мы купили «берлинго». Джип. Джип «гранд чероки». Практически новый.

Прежде чем покинуть этот район и отправиться в более цивилизованные места, они позвонили в дверь к Транстрёмам, хотя и знали, что комиссар Бьёркман уже разговаривал с ними. А вдруг они вспомнили что-то еще? Однако дома никого не оказалось.

Гонсалес решительно обошел вокруг дома, наступил на тонкий слой льда и провалился в лужу, снова намочив свои кроссовки «Адидас», только-только начавшие подсыхать. Во всех окнах было темно.

Они выехали из Стровикена, основную часть которого составляли запертые дачи с покрытыми инеем окнами. Фриск включила радио, отодвинула назад сиденье и задрала ноги на приборную панель, пока Гонсалес — спокойно и аккуратно — вел машину в Бурос, к магазину супругов Бернтесон. Он считал, что его профессия и без того достаточно опасна и не стоит лишний раз подвергать свою жизнь риску из-за сумасшедшей езды.

Времени у них хватало. Инспектор криминальной полиции Фриск притворно храпела, но он не обращал на это внимания.

Майя Бернтссон повесила табличку «закрыто» на дверь как раз в тот момент, когда приехал ее муж.

Гонсалесу показалось, что тот выглядит немного испуганным, но, с другой стороны, это еще ничего не значило. Люди часто боятся разговаривать с полицией — об этом он знал, как никто другой. Множество приятелей, с которыми он общался, будучи подростком, выбрали для себя криминальный путь.

То, что Сигвард Бернтссон относился к типу людей, с которыми у Гонсалеса были особые проблемы, лишь усугубило жесткую оценку этого мужика, тем более что он был старше своей жены по крайней мере вдвое. Его лицо и грудь покрывала огромная рыжеватая курчавая борода. Но, несмотря на подозрительный вид, рукопожатие было крепким.

К сожалению, Сигвард и Майя Бернтссон ничем не могли помочь следствию, поскольку окна их спальни выходят на лес, а не на участок Барта. В ту ночь они спали, с двумя короткими перерывами. Сигвард напомнил полицейским, что их дом — последний на дороге, то есть посетители Барта не проезжали мимо них. И полицейские уже знали об этом.

— Я вставала в туалет сразу после полуночи, — сказала Майя Бернтссон, немного подумав. — Я запомнила время, потому что выключила тогда видео — вечером я записывала фильм. Потом проснулась рано утром, но тогда Улоф Барт был еще жив, потому что от него доносился громкий шум.

Супруг наморщил лоб.

— Ты ничего об этом не говорила.

Она бросила на него снисходительный взгляд.

— Да я даже тебя разбудила своими жалобами, хотя ты просто повернулся на другой бок и заснул. Кроме того, зачем об этом говорить?

Она снова повернулась к Гонсалесу.

— Здесь тоже нет ничего необычного — Улоф рано поднимался и газовал всеми этими моторами, которые ремонтировал; порой это раздражало — например, в выходные, когда хотелось тишины и покоя.

— Сколько тогда было времени?

— Ну… точно не скажу. Наверное, пять или шесть утра. Он всегда вставал с петухами.

Фриск многозначительно посмотрела на Гонсалеса.