Михаил Март - В омут с головой
— Кто вы?
У Фокина подрагивало веко левого глаза.
— Я свидетель. У моих адвокатов хранятся уникальные документы, оставленные Яковом Ильиным. Копию одного из них я могу вам показать. Это письмо, написанное генеральному прокурору десять лет назад и подписанное тогда еще живыми Ильиным, Девяткиным и Маркушиным.
Катя достала из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги и положила его на стол перед чиновником. Фокин взял письмо. Руки губернатора заметно дрожали, а лицо теряло живой цвет по мере прочтения. Когда он отложил документ, его физиономия напоминала гипсовый слепок.
Он молчал. Шок парализовал язык.
— Я еще раз хочу вам напомнить о цели своего визита. Речь не идет о шантаже, все, что от вас требуется, — это дать приказ вашей шестерке Нагорному.
Губернатор взял со стола бутылку боржоми и выпил ее до дна прямо из горлышка. Он еще долго не мог оправиться, ерзал в кресле как на иголках.
— Понимаю, все понимаю, — тихо прохрипел наконец губернатор. — Но какие вы мне даете гарантии? Должен состояться какой-то обмен?
— Никаких обменов. Ни Бартеньев, ни кто другой не стоит золотых приисков. Вы выполняете мою просьбу в знак благодарности за то, что я молчала в течение десяти лет. Вы убили моих друзей, и я молчала. Вам этой гарантии мало? Не будите спящую собаку, губернатор. Делайте то, что я говорю, и можете жить спокойно до тех пор, пока мне не понадобится сделать еще что-то, соответствующее вашим полномочиям. Как видите, я обращаюсь к вам не часто, а мои просьбы сводят к минимуму усилия с вашей стороны. Давайте жить дружно.
— Это вам так кажется, что мне ничего не стоит выполнить вашу просьбу. На самом деле все сложнее. Нагорный давно уже вышел из-под моего контроля. Он не спорит со мной, когда речь идет о золоте и его реализации. Но что касается Тихих Омутов, то я не лезу в его дела. Тут он показывает свои когти. Неужели я позволил бы ему строить мосты и привлекать к объекту внимание со стороны? Нет, конечно. Но он возомнил себя царем на отдельной территории и, как хищник, охраняет к ней подходы. Мое вмешательство лишь обозлит его, и он оскалит зубы.
— Но ослушаться не посмеет. В конце концов, в Тихих Омутах могут жить и ваши люди. Наблюдатели. Этого он запретить вам не может. Вы губернатор края, территория принадлежит вам как ставленнику народа и государства. Только ему не надо знать, из каких источников вы получили информацию. Пусть считает, что за ним наблюдают сотни ваших сторонников и докладывают вам о каждом его шаге. Не успел он посадить в тюрьму не того, кого следует, как вам уже об этом известно. Он выполнит ваш приказ и впредь будет знать, что вам известно все, что делается за вашей спиной, вы держите руку на пульсе событий, а вовсе не устранились, дав ему полную свободу действий. Есть вещи, которые непозволительно делать даже царю, каковым он себя считает.
— По сути дела, вы правы. Давно пора поставить его на место. Но это же война. А мне нужен мир.
— Это не война, а бряцанье оружием. Психическая атака. Чем категоричнее вы будете себя вести, тем страшнее будете выглядеть в глазах противника. Взвесьте все и продумайте, прежде чем звонить Нагорному по спутниковой связи. А я свяжусь с вами вечером, надеюсь на положительный результат ваших стараний.
— Послушайте. Если даже Нагорный выпустит вашего парня, он все равно его уничтожит, и в этом случае я вам уже ничем помочь не смогу. Нагорный человек мстительный. Сошлется на свое население.
— Догадываюсь. Пусть это вас не беспокоит. Бартеньев должен быть освобожден послезавтра в шесть вечера. А завтра должна выйти газета с оправданием и извинениями. Это успокоит то самое население, обожающее кровь на асфальте.
Как только Катя вышла, губернатор нажал кнопку, и в кабинет вошел начальник охраны.
— Не спускайте глаз с этой бабы. Я должен знать о ней все.
— Ее охраняют профессионалы из «девятки», Лев Акимыч. Я знаю этих ребят, сам с ними когда-то работал.
— Девятки, десятки, мне плевать! Подключите ментов, поднимите весь город на дыбы, но она должна оставаться в поле моего зрения. Все! Вперед!
Катя чувствовала себя спокойно. Все прошло так, как она и предполагала.
— К нам прицепился «хвост», — равнодушно обронил водитель.
— Я в этом не сомневалась. Остановитесь у подъезда и не уезжайте. Ждите. Пусть они думают, что я скоро выйду. Со мной пойдут двое.
— Конечно. Все по плану.
Машины остановились возле старого двухэтажного дома, из тех, что еще сохранились в центре Москвы. Женщина и двое охранников зашли в подъезд и вышли с другой стороны дома во двор, миновали его, прошли между гаражами и оказались на Чистых прудах, где их поджидала другая машина.
— А теперь едем в ресторан обедать, мальчики. В шесть вечера я должна сделать два звонка. Один от любого метро, второй, междугородний, с одного из ваших мобильных телефонов. Потом в аэропорт. Свободными будете себя считать, когда самолет поднимется в воздух.
Катя сняла темные очки и длинноволосый белокурый парик.
— Вам бы в разведке работать, — улыбаясь, сказал один из охранников.
4
Дом мэра Тихих Омутов стоял на холме. Из окон открывался прекрасный вид на реку и таежные просторы. Обнесенный четырехметровым частоколом, он выглядел как неприступный бастион. По сути, так оно и было. Чуть ли не полк охранников нес службу круглые сутки, оберегая государев покой. Кого и чего мог бояться местный властелин, одному Богу известно. Это был единственный дом в городе, если не считать тюрьму, построенный из огнеупорного кирпича, и единственный, крыша которого имела не меньше дюжины тарелок космической связи. Первый этаж занимала охрана, второй пошел под офис и секретариат, третий — жилой, а на четвертом располагалась спальня, тренажерный зал, бильярдная и кинозал.
Очень ограниченное число людей допускалось к офису. Попадали туда лишь по вызову хозяина. На третий этаж, в жилые апартаменты, допускались только избранные и то по особым случаям. До четвертого этажа добирались самые надежные люди: жена и начальник службы безопасности, ставший тенью мэра и партнером по игре в бильярд.
Начальник отдела внутренних дел майор Прошкин был одним из доверенных лиц мэра и даже приглашался на дни рождения в жилой сектор. Но сегодня мэр принимал его в своем кабинете. Знал ли мэр настоящее имя и звание главного милиционера города, оставалось тайной хозяина, но он звал его Захаром или майором, и никогда с его уст не срывалось настоящее имя бывшего генерала.
Майор стоял перед столом, хозяин прохаживался по кабинету, заложив руки за спину.
— Сегодня, Захар, я получил хороший удар поддых! Никогда не знаешь, где тебя подстерегает предательство. — Нагорный остановился, оглянулся и внимательно посмотрел в глаза майора. — А может, это ты? Тебя в город прислал Фокин. Ты человек его команды.
Прошкин Стоял спокойно, не отводя взгляда, и ждал, пока хозяин выскажется. Мэр вновь начал вытаптывать ковер.
— Нет, конечно, тебе я доверяю. Ты настоящий мент. После твоего приезда я могу спать спокойно. Порядок ты навел, психологию преступников знаешь и держишь ситуацию под контролем. Честь тебе и хвала. Но бандиты и шпана меня не беспокоят. Хуже, когда в твоем доме живет скрытый враг. И такие здесь есть. Сколько их? Не знаю. Но сегодня губернатор мне открыл глаза. Нас окружают шпионы. Не пора ли открыть охоту на ведьм? Очистить наши ряды от скверны. Что скажешь?
— У нас весь город состоит из преступников. Они изолированы от общества и отбывают здесь пожизненное заключение. Мы лишь создали для них приемлемые условия и используем как дешевую рабочую силу.
— Много ты знаешь. Думаешь, на досках и рыбе можно много заработать? Достичь такого уровня жизни? Мы закупаем продукты в десятки раз дороже, чем они стоят в наших магазинах. А доставка, транспорт, бензин? Наш лес, уголь, рыба, пушнина обесцениваются, пока доходят до заказчика. С трудом свое отбиваем. Экономика должна приносить прибыль, а мы с трудом сводили концы с концами. Ты хоть представляешь себе, во что нам обошелся мост и дорога? И никто этого не знает, кроме меня. Тихие Омуты не лагерь и не зона, а золотая клетка, содержание которой равно бюджету небольшого государства. Не дешево мне обходится.
— Вы сами сказали, что я мент. Это правда. Я далек от экономики и никогда не был хозяйственником. Но вы меня вызывали не для признаний в банкротстве? В чем мои задачи?
— Фокин звонил из Москвы. Он требует освободить какого-то типа из тюрьмы.
Нагорный подошел к столу и взял в руки листок, вырванный из календаря.
— Антон Бартеньев. Послезавтра в шесть часов вечера он должен выйти на свободу. А ты должен принести публичные извинения через газету, указав на свои ошибки, допущенные при следствии. Ну, что теперь скажешь? Кто накапал губернатору? До Москвы далеко. Фокин, сидя там, знает обстановку лучше, чем я на месте.
