Дэниел Сильва - Убийца по прозвищу Англичанин
Он тщательно разделил еду, чтобы всякий раз, как откусываешь кусочек яйца, в рот попадали и макароны с беконом. Ева считала эту привычку нудной – частично поэтому он так и делал. По телевизору шел еще больший бедлам. Друзья убитых преступников мстили теперь за смерть своих товарищей, убивая полицейских детективов. Еще одно подтверждение теории герра Гесслера, что жизнь идет кругами.
– Штефан завтра играет в футбол. – Она подула на ногти на ногах. – Ему хотелось бы, чтобы ты пошел на матч.
– Я не могу. Кое-что случилось в офисе.
– Он будет огорчен.
– Боюсь, ничего не могу тут поделать.
– Что такого важного в твоем офисе, что ты не можешь пойти посмотреть, как твой сын играет в футбол? К тому же ничего важного никогда не происходит в этой стране.
«Мне же надо организовать убийство Анны Рольфе», – подумал он. Интересно, как она отреагировала бы, если бы он произнес это вслух. Он даже подумал, что надо это сказать – просто для проверки, чтобы посмотреть, слушает ли она, что он говорит.
Ева кончила красить ногти и снова погрузилась в чтение романа. Петерсон поставил пустую тарелку и вилку с ножом на ночной столик и выключил свет. Не прошло и минуты, как Шульце влетел в дверь и начал слизывать остатки яйца и жира с драгоценных, расписанных вручную фарфоровых тарелок Евы. Петерсон закрыл глаза. Ева лизнула кончик указательного пальца и перевернула страницу.
– Как было в Берне? – спросила она.
35
Корсика
Весть о мрачном настроении Англичанина быстро распространилась по маленькой долине. В рыночный день он молча шагал по площади поселка, безрадостно выбирая оливки и сыры. По вечерам он сидел со стариками, но избегал вступать в беседу и отказывался участвовать в игре в були, несмотря на то, что это затрагивало его честь. Англичанин был настолько занят своими мыслями, что, казалось, даже не замечал мальчишек, гонявших на скейтбордах.
Да и ездить он стал много хуже. Видели, как он мчался по дороге через долину в своем потрепанном джипе на неслыханной скорости. В какой-то момент он вынужден был свернуть, чтобы не наехать на несчастную козу дона Касабьянки, и слетел в канаву у дороги. Вот тут уж в дело вмешался Антон Орсати. Он рассказал Англичанину о постыдной вражде, которая вспыхнула между двумя соперничающими кланами по поводу случайной смерти охотничьей собаки. Четыре человека умерли, пока наконец не был заключен мир, – двое из них от рук taddunaghiu Орсати. Произошло это сто лет назад, но Орсати подчеркнул, что и по сей день следует извлекать из этого урок. Его умелое использование истории Корсики сработало идеально, как, впрочем, он и знал. На другое утро Англичанин принес Касабьянке большой окорок ветчины и извинился за то, что напугал его козу. После этого он стал заметно медленнее ездить.
Тем не менее что-то было явно не так. Несколько мужчин с площади были так этим озабочены, что отправились к синьядоре.
– Он уже некоторое время не бывал тут. Но когда он приходит, можете не сомневаться: я вам, шакалам, не выдам его тайн. Этот дом все равно что исповедальня. А ну вон отсюда! – И она прогнала их концом швабры.
Один только дон Орсати знал источник мрачного настроения Англичанина. Это было задание, какое он выполнил в Лионе, – швейцарский профессор по имени Эмиль Якоби. Убийство этого человека оставило шрам в сознании Англичанина. Дон Орсати предложил Англичанину девочку – прелестную итальяночку, с которой он познакомился в Сан-Ремо, – но Англичанин отказался.
Через три дня после возвращения Англичанина из Лиона дон Орсати пригласил его на ужин. Они поели в ресторане недалеко от площади, а потом гуляли рука об руку по узким улицам темного поселка. Дважды из окружающего мрака появлялись какие-то селяне, и дважды они быстро поворачивали в обратном направлении. Все знали, что когда дон Орсати ведет приватную беседу с Англичанином, лучше тут же уйти. Вот тогда дон Орсати сказал Англичанину про задание, которое надо выполнить в Венеции.
– Если ты хочешь, чтобы я послал туда кого-нибудь другого из парней…
– Нет, – быстро произнес Англичанин. – Я это сделаю.
– Ты уверен?
– Да.
– Я надеялся, что ты так скажешь. Никто другой по-настоящему не способен выполнить такую работу. К тому же я думаю, тебе будет приятно это задание. Существует долгая традиция нашей работы в Венеции. Я уверен, что само местонахождение вдохновит тебя.
– Я убежден, что вы правы.
– Там есть у меня друг по имени Россетти. Он окажет тебе всякую помощь, какая понадобится.
– У вас есть досье?
Только человек, такой могущественный, как Антон Орсати, мог оставить досье на двух людей, которых он планировал умертвить, на переднем сиденье машины, но такова была жизнь в корсиканском селении. Англичанин прочел его на площади, при свете фонаря. Когда он открыл вторую папочку, в глазах его промелькнуло узнавание, что даже Орсати сумел заметить.
– Что-то не так?
– Я знаю этого человека… знал его в другой жизни.
– Это проблема?
Он закрыл папку.
– Вовсе нет.
* * *Англичанин долго не ложился спать, а сидел и слушал пленку, которую он забрал из квартиры профессора в Лионе. Затем он прочел вырезки и некрологи, которые он собрал на газетных сайтах в Интернете, после чего просмотрел досье, которое только что вручил ему Антон Орсати. Проспал он всего несколько часов; затем еще до зари положил маленькую сумку в свой джип и поехал в селение.
Он оставил машину в узкой улочке возле церкви и отправился в дом, где жила синьядора. Он тихо постучал в дверь, она тотчас открыла ставни на втором этаже и, точно горгулья, выглянула вниз.
– Я подозревала, что это вы. Сирокко дует. Он несет пыль и злых духов.
– Что из этого я?
– Я вижу отсюда оккью. Подожди там, дитя мое. Я через минуту буду с тобой.
Англичанин выкурил сигарету, дожидаясь, пока старуха оденется и спустится вниз. Она открыла дверь во вдовьем черном платье и втащила его внутрь за кисть руки, словно боялась, что вокруг бродят дикие звери. Они сели на противоположных концах грубоотесанного деревянного стола. Он докурил сигарету, пока старуха готовила масло и воду.
– Три капли, хотя я уверена, что уже знаю ответ.
Он опустил палец в масло и дал стечь трем каплям в воду. Когда масло растеклось, старуха завела знакомую песню из заклинаний и молитв. Когда он повторил задание, масло слилось в единый шарик, плававший на поверхности воды. Это понравилось старухе.
– Вот это фокус получился, – сказал Англичанин.
– Никакой это не фокус. И ты – из всех людей – должен бы это знать.
– Я вовсе не хотел проявить неуважение.
– Я знаю. Хоть ты и не корсиканец по рождению, а душа у тебя корсиканца. Ты по-настоящему веришь. Хочешь что-нибудь выпить перед уходом? Может, немного вина?
– Сейчас ведь шесть часов утра.
Старуха наклонила голову, словно желая сказать: «Ну и что?»
– Тебе следовало быть дома в постели, – сказала она. И добавила: – С женщиной. И не с продажными девками, которых приводит к тебе дон Орсати. С настоящей женщиной, которая народит тебе детей и будет следить за твоей одеждой.
– Только женщины дона Орсати могут быть со мной.
– Ты думаешь, приличная женщина не станет с тобой водиться, потому что ты taddunaghiu?
Англичанин скрестил руки на груди.
– Я хочу рассказать тебе одну историю.
Он открыл было рот, чтобы возразить, но старуха уже поднялась на ноги и зашаркала на кухню за вином. Бутылка была темно-зеленая, без этикетки. Рука старухи дрожала, когда она наливала два бокала.
– У моего мужа были очень умелые руки, – сказала синьядора. – Он был сапожником и строителем. Он иногда работал на дона Томази в соседней долине. Ты слышал про клан Томази?
Англичанин кивнул и отхлебнул вина. Эти люди до сих пор слыли смутьянами.
– Дон Томази нанял моего мужа построить новую стену вокруг его сада. Это была не стена, а красота, уверяю тебя, но дон Томази сказал, что она с изъяном, и отказался заплатить мужу за работу. Они очень сильно поссорились, и дон приказал паре своих бандитов убрать моего мужа с его земли. Она все еще, кстати, стоит там.
– Стена вокруг сада?
– Конечно! – Старуха отхлебнула немного вина и собралась заканчивать рассказ. – Мой муж был хорошим работником, но мягким человеком. Настоящим agnello. Ты знаешь, что это значит?
– Овца.
Синьядора кивнула.
– Он не был из тех, кто дерется кулаками или ножом. Слух о том, как с ним обошелся дон Томази, распространился по поселку. Мой муж стал посмешищем. Через два вечера после того, как это случилось, его вовлекли в драку на площади. Он был ранен в живот и умер.
Что-то сверкнуло в глазах старухи. Гнев. Ненависть.
