Ларри Бейнхарт - Библиотекарь или как украсть президентское кресло
— Привет, Дэвид — поздоровалась она. С другого конца провода ей ответил бодрый и не терпящий возражения голос.
Глава 41
Элайна Уистхэувэн была первой жертвой Паркса, которую он убил исключительно ради себя.
Нет, он убивал и раньше. Но там он всегда убивал, потому что был должен, потому что так складывались обстоятельства или же потому, что дело зашло слишком далеко и ничего иного не оставалось.
Он был совершенно уверен, что Элайна — обычный библиотекарь, этакая крошка-бабочка. Этот хрупкий, бьющий крылышками мотылёк — переодетый агент? Бросьте, это смешно. Так что никакой работы здесь не было. Здесь бы он не узнал ничего нового и важного. И что оставалось? Оставались только Он и Она. Элайна — мотылёк у него на ладони. Сожми кулак и не разжимай, и она умрёт. Уже от одной мысли об этом у него вставало, и он не мог ничего с этим сделать.
Когда он убил её, он испытал ни с чем не сравнимое блаженство. Словно бы он был огромной, абсолютно пустой пещерой, и её убийство отозвалось эхом, которое ещё очень долго перекликалось у него внутри.
И это потрясающее чувство, чувство, когда внутри у него всё пело, было с ним всё то время, что он возился с домом, чтобы её смерть была похожа на самоубийство.
Он засунул её головой в плиту и открыл газ. Потом зажёг в спальне свечку. Элайна жила в старом деревянном доме, такой дом вспыхнет моментально и сгорит до основания, уничтожив все следы, что он мог здесь оставить. Огонь уничтожит и её лёгкую одежду, и следы на её теле, которые он оставил, когда она плакала и умоляла его, ревела, кричала и стонала, и влагу её вагины, и ануса, и его сперму.
Паркс сделал потрясающее открытие. Он может убивать, убивать ради удовольствия. Убить ради удовольствия, уйти и распрекрасно себя после этого чувствовать.
Теперь, когда он понял, что он может это сделать, он знал, что он будет это делать ещё.
Интересно, что и кто у них тут есть. Бригада пожарников, состоящая из добровольцев? Полиция? А коронером[24] ветеринар? Да плевать. Никто ничего не заподозрит. А даже если и заподозрят, у них нет денег, чтобы разыгрывать из себя героев фильмов про ЦРУ. Здесь всё будет гладко, сто процентов, но вот что сказать Джеку Моргану, чтобы он поверил?
Для полковника надо было сочинить легенду и хорошую легенду. Такие, как он, лгали полковникам с того дня, как ввели воинские звания. Может, сказать, что Уистхэувэн никак не желала раскалываться? Он вспомнил Элайну и расхохотался. Итак, сказать, что она никак не желала раскалываться, что она оказалась настоящим профессионалом, и что ему пришлось здорово надавить на неё. Прекрасно, это прокатит. А потом он скажет, что в конце концов он вынудил её признаться, что она работает на… на кого это она будет у нас работать? А! Точно, на Мёрфи! Итак, он скажет Моргану, что она работала на Мёрфи. Когда она поняла, что раскрыта, она уволилась и сбежала, а Мёрфи и её люди провели на её место этого Голдберга.
И Голдберг тоже шпион Мёрфи. Итак, решено.
Паркс рассказал свою легенду Моргану. Тот поверил, во-первых, у него не было оснований не верить Парксу, а во-вторых, он знал из независимых источников в команде Мёрфи, что у них действительно есть шпион в их лагере и этот шпион — кто-то из близких Стоуи людей. Легенда Паркса лишь подтверждала это. И Морган не спросил, почему получилось так, что этой Уистхэувэн пришлось умереть.
Ниоб прекрасно обделала это дельце с Голдбергом, признал Джек. По правде сказать, он и не думал, что библиотекарь позвонит и сам попадёт в западню. Но он попался.
Пришло время активных действий.
Голдберг хотел встретиться через час у ларька на углу М и Тридцать первой. Он говорил быстро и когда сказал всё, что хотел, сразу же повесил трубку. Итак, встреча состоится в том месте и в то время, что указал он. Без вариантов.
Джек хотел быстренько его поймать и начать допрос. Он уже знал, что Голдберг шпион, но он не знал, знает ли тот о 1.1.3., а если знает, то успел ли он передать эту информацию своему начальству или нет. В идеале надо было бы умыкнуть этого горе-поэта в какое-нибудь тихонькое местечко и оставить в звуконепроницаемой комнате с двумя крокодильчиками на его еврейских гениталиях: одного прицепить на обрезанный хуй, а второй — на мошонку и пустить ток. Обычно после применения этого метода разговор получался честным и искренним.
Теоретически у них был адрес, и они могли просто подъехать туда до всякой Ниоб.
Морган хотел лично присутствовать при окончании спектакля. Но как это сделать? В фургоне Спинелли. Они со Спинелли засядут в фургоне на противоположной стороне улицы. Уиттейкер прикроет один конец, Райан другой. К нему они подойдут, это понятно, но смогут ли они его быстренько поймать?
Пересечение М и Тридцать первой находилось в самом центре Джорджтауна, где даже в воскресный вечер встречалось множество влюблённых и множество любителей спиртного. Узенькие, тесные улочки были заполнены гуляющими, постоянная пробка на проезжей части. Крайне неудачное место, если вам нужно быстренько поймать человека.
Застрелить его можно, но попытка поймать может обернуться трагедией. К тому же, прежде чем покончить с ним, надо узнать, что же ему известно.
Итак, кажется, единственный способ узнать это — действительно дать им встретиться с Ниоб. Подвергается ли она опасности? Вряд ли. К тому же, она может постоять за себя. К тому же, зачем еврею пытаться причинить ей вред? Правда, Морган очень не хотел рассказывать Ниоб о 1.1.3., но ничего другого не оставалось.
Как только Ниоб выяснит, знает он или нет, она уйдёт или подаст им какой-нибудь нехитрый знак. Тогда они ворвутся и схватят его. Да хоть прямо на улице. Морган сделает так, что это будет похоже на простое хулиганское нападение. У него была куча знакомых среди колумбийских копов. По большей части это были ленивые мздоимцы, которые будут счастливы побыстрее закрыть дело.
Он прямо видел это. Ниоб подаёт знак, они входят и берут его в кольцо. Сначала Голдберг замечает его и пытается бежать, он поворачивается на 180° и хоп! натыкается прямо на Райана. Если он попытается уйти по боковым улочкам, он натолкнётся прямо на Уиттейкера, который хорошенько приложит его. Тут появится Райан и подойдёт к нему близко-близко, как он любит, и уважит его своим электрошоком прямо по яйцам.
А ведь Райан, блядь, мечтает съездить ему по уху…
Глава 42
Институт Октавиана занимал целый особняк на улице Дамбартон, это между Висконсин и Тридцать первой. Рядом университет Джорджтауна, и всегда можно обратится к его преподавателям. Да, очень не дешёвое и очень модное место.
Я бываю в Джорджтауне не реже раза в год. Я знаю тут одного хозяина бара-ресторана. Его зовут Том Рончич. Его бар находится на М, в стороне от Тридцатых, институт от него в двух кварталах к югу-востоку.
Том высок, широк в плечах, я бы даже сказал, тучен. У Тома почти всегда красное лицо, а на лбу постоянно блестят капельки пота. Он больше напоминает персонажа 19-го века, чем жителя века 21-го. Такого человека легко представить себе в каком-нибудь баре, где льётся пиво, где сплетничают о том, кто и что сказал, где говорят по телефону, у которого трубка висит на рычажке.
Я познакомился с ним, когда он ещё учился у нас на факультете журналистики, — научил его пользоваться библиотекой. Он был потрясён тем, сколько можно найти в архивах. После этого много лет он исправно посылал мне свои статьи, сопровождая их записками «Ты научил меня искать информацию». Мне нравились его статьи. Напоминал Иззи Стоуна в миниатюре, что было вовсе не так плохо, потому что Иззи Стоун был сам себе миниатюрой. Потом Том уволился и занялся пиаром, параллельно подрабатывая подсадной уткой в шулерских карточных трюках. Так он поднакопил деньжат и смог заняться ресторанным делом. Ресторан — это сложно, но у Тома всё получилось прекрасно. Теперь у него было целое трёхэтажное здание, на первом этаже — бар, на втором — ресторан, на третьем — комнаты для отдельных клиентов и службы.
В каждый свой приезд в Джорджтаун и практически всегда, когда я оказывался в округе Колумбия, я забегал к нему выпить. Так что если бы я захотел пригласить Ниоб в ресторан или просто на чашку кофе, я бы позвал её именно сюда.
И я чуть этого не сделал.
Самое тяжёлое для человека, который вынужден играть роль шпиона, но шпионом не является, это следовать манере поведения настоящего шпиона. Постоянно хочется сказать и самому себе и всем остальным: «Ну, хватит уже, наигрались». Надо постоянно прятаться, надо постоянно быть настороже. Это так странно, это так мешает. Однако моё лицо находится на первой странице «Десяти самых опасных преступников Виргинии», меня обвиняют в совокуплении с животными и сказано, что я вооружён и опасен. Все здравые доводы приказали жить давным-давно. Так что придётся мне поиграть в Джеймса Бонда и отбросить смущение и неуверенность нафиг.
