Аллан Фолсом - День исповеди
Но — вот какая штука! — что, если пистолет принадлежал вовсе не отцу Дэниелу, а совсем другому человеку, ехавшему в этом же автобусе? Оказавшемуся там для того, чтобы убить священника. В таком случае все переворачивалось с ног на голову, и полиция должна была расследовать не одно, а два преступления: террористический акт со взрывом автобуса и покушение на убийство священника.
23 часа 30 минутЗнойно и душно. Жара, начавшая усиливаться еще на прошлой неделе, никак не хотела ослабевать, и даже в этот поздний час температура не опустилась ниже двадцати восьми градусов.
В поисках хоть какого-то облегчения кардинал Марчиано сменил шерстяное облачение на легкие светлые брюки и рубашку с короткими рукавами и спустился в маленький внутренний двор, где, как он надеялся, дуновение ветерка немного улучшит его настроение.
Свет, падавший из окна его библиотеки, освещал помидоры и перцы, которые он посадил в конце апреля. Плоды уже не только покраснели, но и почти созрели. Раньше времени — из-за жары. Нельзя сказать, чтобы это произошло неожиданно. Как-никак стоял июль, а в июле обычно бывает жарко. Марчиано на несколько секунд забылся и даже улыбнулся, вспомнив маленький двухэтажный сельский дом, в котором рос в обществе родителей, четверых братьев и трех сестер. Летняя жара ассоциировалась прежде всего с двумя вещами — с чрезвычайно долгими днями, когда вся семья поднималась до рассвета и дотемна работала на полях, и еще с немыслимым количеством скорпионов. Выметать их из дому приходилось по два-три раза на дню, и все равно никто не рисковал ни забраться в постель, ни надеть штаны или рубашку, ни обуться, не встряхнув предварительно как следует простыни или одежду. Если же скорпион все-таки жалил, то оставалась болезненная красная опухоль и долгое воспоминание. Эти членистоногие оказались первыми из всех божьих тварей, которых он по-настоящему начал ненавидеть. Но это случилось задолго до того, как он познакомился с Палестриной.
Марчиано наполнил лейку водой и полил свои овощи, потом поставил лейку на место и вытер пот со лба. Здесь тоже не было ни дуновения, более того, ночной воздух казался душным, как никогда.
Жара.
Он пытался выкинуть мысли о ней из головы, но никак не мог, потому что именно с жарой связан старт китайской программы Палестрины. Каждый день Марчиано просматривал газеты, слушал обзоры погоды в мире по телевизору и просматривал сводки в Интернете, стараясь как можно лучше представить себе погодные условия в Азии. То же самое — он нисколько в этом не сомневался — делал и Палестрина. С той лишь разницей, что госсекретарь Ватикана осуществлял куда более широкий сбор информации, поскольку, еще готовясь к созданию своего «Китайского протокола», Палестрина заблаговременно прослушал курс метеорологии, отдавшись обучению со всей страстностью своей натуры. Менее чем за год он сделался вполне квалифицированным специалистом в области компьютерного прогнозирования климатических изменений. Помимо этого он наладил связи с полудюжиной известных профессионалов-метеорологов в разных странах мира и поддерживал с ними постоянные контакты, в основном по электронной почте. И не будь перед первым министром церковного государства всепоглощающей цели, он смог бы без труда сделать вторую, столь же блестящую, как и первую, карьеру и стать ведущим климатологом Италии.
Он дожидался продолжительного жаркого периода, засухи на востоке Китая. При такой погоде начинается быстрое размножение микроскопических водорослей, отравляющих своими выделениями воду в озерах и водозаборы больших и малых населенных пунктов, расположенных на берегах водоемов. При нужных условиях, когда скорость размножения водорослей станет максимальной, Палестрина отдаст приказ и его «протокол» вступит в действие. Воду в озерах будут отравлять необнаружимым ядом, а смерти будут списываться на водоросли и неспособность давно устаревших сооружений водоочистки справиться с загрязнением.
Начнется массовая гибель людей, сопровождаемая еще более массовыми волнениями. А правительственные лидеры, втайне опасаясь крупномасштабных бунтов в охваченных бедствием провинциях и обнаружив неспособность Пекина разрешить водную проблему в стране, будут угрожать разрывом с центральной властью и при этом поставят Китай на грань катастрофы наподобие той, что не так давно сокрушила Советский Союз. И тогда-то эти лидеры получат очень убедительные, хотя и чрезвычайно конфиденциальные рекомендации от своих давних и проверенных союзников: создать консорциум международных строительных компаний, многие из которых уже успешно трудятся в Китае, чтобы в кратчайшие сроки восстановить, а во многих случаях и создать заново систему водоснабжения вместо той, что существует в этой стране с незапамятных времен. И каналы, и водохранилища, и очистные сооружения, и плотины, и гидроэлектростанции.
Самым проверенным и давним союзником станет, конечно же, Пьер Вегген. А привлекаться к работам будут, естественно, те компании и корпорации, которые давно уже втихомолку контролируются Ватиканом. Это было самой сутью плана Палестрины: возьми под контроль водные ресурсы Китая — и станешь истинным хозяином Китая.
Чтобы взять под контроль воду, требовалась жара, а в эти дни жара стояла и в Италии, и на востоке Китая. И Марчиано знал, что если не произойдет непредвиденной резкой перемены погоды в Азии, то Палестрина через считанные дни отдаст свой приказ и мир охватит ужас.
* * *Повернувшись, чтобы войти в дом, Марчиано увидел лицо, мелькнувшее в окне верхнего этажа. Оно показалось лишь на миг и сразу исчезло — сестра Мария-Луиза, его новая домоправительница или, что вернее, надзирательница, приставленная к нему, чтобы дать понять — он находится под непрерывным наблюдением и, как бы ни пытался дергаться, ему не удастся вырваться из хватки Палестрины.
Вернувшись в библиотеку, Марчиано устало опустился за стол и принялся повторно прокручивать в памяти последние минуты вчерашнего совещания, на котором новый инвестиционный портфель Ватикана получил одобрение совета кардиналов. В понедельник утром он должен будет представить на подпись Палестрине одобренный проект, который станет неотъемлемой частью многолетнего плана.
Марчиано погрузился в работу, а из глубин его сознания выползала непроглядно темная туча из проклятых вопросов, тех, которые постоянно таятся где-то в душе, словно живые существа, и то и дело норовят, выбрав удобный момент, вылезти, чтобы терзать его. Каким образом все они допустили, чтобы Палестрина достиг своего нынешнего положения, и, что было еще тяжелее, каким образом он сам смог дойти до собственного унизительного бессилия и невозможности хоть что-то предпринять? Почему он не организовал себе личную беседу со святым отцом, почему не написал в Коллегию кардиналов тайный меморандум, в котором объяснил бы, что происходит, что из этого последует, и попросил бы помощи, чтобы предотвратить беду?
Трагедия состояла в том, что все ответы были слишком хорошо ему известны, поскольку он уже тысячу раз пережевывал эти вопросы. Святой отец был дряхл и настолько безоговорочно доверял своему государственному секретарю, что не стал бы и слушать никаких обвинений в его адрес. А кто пользовался в священной коллегии большим авторитетом, чем Палестрина? Он был невероятно влиятелен и имел союзников везде и всюду. Любое посягательство на его персону в лучшем случае подверглось бы осмеянию, а скорее всего, было бы встречено в штыки как ересь или как безумные обвинения душевнобольного.
И совсем уж невозможной делала борьбу против Палестрины угроза объявить на весь мир, что убийство кардинала Пармы организовал сам Марчиано, запутавшийся в противоестественной связи с убитым. Каким образом Марчиано сможет опровергнуть эту клевету перед Папой или кардиналами? Ответ был: никак, поскольку у Палестрины на руках были все козыри, а к ним еще и запасная колода в рукаве.
Положение еще более усложнялось тем, что все происходило в самом средоточии узкого окружения престола и стало прямым следствием требования Папы найти в новом столетии нетрадиционные пути для расширения влияния церкви. Были проведены самые разноплановые исследования, сделано множество предложений, и в конце концов Палестрина внес свое, намеренно и подчеркнуто грубо сформулировав его. Тогда Марчиано, как и все остальные, смеялся, приняв это предложение за шутку. Но шуткой оно, увы, не являлось. Госсекретарь был совершенно серьезен.
К ужасу Марчиано, против выступил один лишь кардинал Парма. Остальные — монсеньор Капицци и кардинал Матади — промолчали. Задним числом Марчиано понял, что в этом нет ничего удивительного. Палестрина все точно рассчитал заранее. Парма, непреклонный консерватор, никогда не согласился бы на это. А вот Капицци, имевший ученые степени Оксфордского и Йельского университетов, и Матади, префект Конгрегации епископов, принадлежавший к одному из самых видных семейств Заира, были совсем иными. Они оба относились к разряду амбициозных политических хищников, из тех, которые если и не достигали поставленных перед собой высоких целей, то лишь по чистой случайности. Чрезвычайно честолюбивые и хитрые до коварства, они оба имели в церкви могучую поддержку. И, что еще важнее, зная, что у Палестрины нет стремления самому занять высший пост, каждый из них всерьез рассчитывал на папство, понимая в то же время, что получить тиару может кто угодно, буде на то прихоть госсекретаря Святого престола.
