Анна и Сергей Литвиновы - Изгнание в рай
– Но я хотела посмотреть на Татьяну Гарридо, – печально вздохнула Жаклин.
– А это кто? – ухмыльнулся Сева.
– Как, вы не знаете?! – Красавица воздела ладони в укоряющем жесте. – Это ведь лучшая на весь мир танцовщица фламенко!
Он еле уловимо пожал плечами. Ресторанчиков, где топочут каблуками и щелкают кастаньетами, в округе полно, и все эти дамы, под истеричную музыку изображавшие стрррасть, Севу как-то не задевали.
Жаклин – вот он, европейский лоск! – мгновенно уловила его волну. Улыбнулась, молвила:
– Впрочем, я еще никогда не встречала нормального мужчину, кто любил бы фламенко. Но что же мне делать? Татьяна Гарридо принципиально не выступает в туристских местах. Надо ехать в старинное поместье, оно находится недалеко от Альмуньекара. Это 85 километров от Гранады. Брать такси туда будет дорого.
И посмотрела с надеждой.
– Жаклин, – улыбнулся Сева, – ну чего вам так далась эта Гарридо? В Гранаде десятки пещер, где танцуют фламенко. И до всех них можно дойти пешком.
– Нет, вы все-таки ничего не понимаете! – с сожалением вздохнула она. – Одно дело то, что испанцы показывают туристам, и совсем другое – танцовщица из всемирно известной школы фламенко Марикийи. Да и само поместье исключительно красиво. Я смотрела рекламные проспекты. И читала, что акустика там изумительная. Про пение канте хондо рассказывают что-то чрезвычайное. А насколько там величественные сады черемойи!
Смешная она, эта француженка. Слово еще есть для таких… Вот, экзальтированная. С такой свяжись – будет и дальше таскать: по симфоническим концертам, музеям, театрам.
А неугомонная между тем продолжала:
– Я сама занимаюсь фламенко. И вот, наконец, приехала в Испанию, на его родину. Этот танец – в хорошем исполнении, конечно, – меня заряжает исключительной энергией! Хочется смеяться, и петь, и купаться ночью в море, и совершать какие-то безумства, словно ты опять молода!
И взглянула на него – лукаво, чуть ли не многообещающе.
Сева почувствовал: в низу живота заныло.
За два года скитаний у него ни разу не было секса просто с женщиной, не с проституткой.
А тут милая француженка – насмотрится фламенко! – и запросто будет готова на маленькое безумство.
– Et Bien, Жаклин, – решительно молвил он. – Узнайте, когда пляшет ваша Гарридо, и я арендую на этот день машину. Отвезу вас туда. И даже готов составить компанию на концерте.
– Дьявол! – неожиданно ругнулась она. – Да вы, оказывается, нормальный мужчина!
Перегнулась через стол и поцеловала его в губы.
…Сева перед свиданием нервничал – хуже мальчишки. Даже, стыдно сказать, виагры прикупил, хотя прежде никогда осечек не было. Но одно дело – случайная связь и совсем другое – когда планируешь переспать с соседкой (пусть всего лишь по пансиону).
Жаклин сидит рядом, на пассажирском сиденье, ветер в открытые окна треплет подол ее платья, иногда открывает взору коленки. Совсем юные, круглые. Ни намека на дряблость или пигментные пятна.
А ведь судя по лицу – дамочке за сорок, никак не меньше. Сева не сомневался: обнаженным ее тело будет выглядеть еще лучше.
Дорога петляла, арендованный «фиатик» на серпантинах натужно фыркал – выпендриваться и брать напрокат представительский класс Сева не стал. Жаклин вела себя как девчонка. Опасно высовывалась из окна, хихикала над его шутками. Извлекла из сумочки флягу со строгим штампом «Property of Alcatras». Хлебнула (запахло хорошим коньяком). Протянула фляжку ему. Серьезным тоном молвила:
– Фламенко трезвым смотреть нельзя!
Сева – с тех пор как перешагнул границу России – ни разу не нарушал законов. Но сейчас не удержался. Хлебнул. Прорвемся! Минимальные промилле в крови в Европе, кажется, допускаются.
– Как будто нам по шестнадцать лет, мы угнали папину машину и едем на дискотеку! – веселилась Жаклин.
…В усадьбу они входили в обнимку. Пока шел концерт, ее рука доверчиво лежала в его ладони. Жаклин уговорила его еще выпить:
– Только не бесплатного шампанского, избави бог! Давай я угощу тебя портвейном, я читала, он здесь какой-то особенный, столетней выдержки, из древних бочек!
Конечно, Сева ей платить не позволил, купил два бокала сам.
Татьяна Гарридо – полная, не слишком красивая и далеко не юная, – пожалуй, стоила того, чтобы тащиться на ее выступление в глушь. Сева не разбирался, правильная ли у женщины техника, но искры страсти по залу разлетались невероятные. И распаляли его с каждой минутой все больше и больше.
– В этом поместье есть отель? – прошептал Сева на ухо Жаклин.
– Здесь нет, – отозвалась она. Облизнула губы. Сжала его колено. – Но я специально просмотрела путеводитель. Есть пансион. Недалеко. Ехать три километра. Ты вытерпишь?
– Не знаю.
Очередной танец как раз закончился, публика бешено аплодировала.
Жаклин решительно встала:
– Тогда мы поедем прямо сейчас.
Схватила его за руку и потянула к выходу.
Пуговка на ее платье расстегнулась, щеки пылали.
– Ну и портвейн у них, я вся горю! – пожаловалась Жаклин. Она тревожно взглянула на Севу: – Ты машину довести сможешь? Тут, правда, совсем близко.
И махнула – не в сторону шоссе, а в противоположную. На грунтовку, что поднималась в гору:
– Видишь, огонек горит? Пансион там.
В голове у Севы шумело – то ли от портвейна, то ли от страсти. Дружок в штанах предательски изображал полную боевую готовность. Дотерпеть до отеля? Или наброситься на нее прямо в машине? Пока все равно концерт, на парковке никого нет…
Он сел за руль, вставил в зажигание ключ. Но заводить машину не стал – схватил Жаклин, прижал к себе. Она радостно ответила на его поцелуй. А дальше… дальше Севу закружило, потянуло, понесло. Замелькали яркие пятна: красная юбка танцовщицы… лицо француженки…
Сева не успел увидеть сочувствия в ее взгляде.
Голова упала на руль.
Жаклин поспешно выбралась из машины. Спотыкаясь на высоких каблуках, подошла к маленькому «Пежо», припаркованному в дальнем углу стоянки. Там, на пассажирском сиденье, ее ждала женщина. Говорила она на приличном французском, одевалась как европейка, но Жаклин почему-то решила: дамочка из России. Только русская мафия дает такие странные задания. И столь хорошо за них платит.
– Готов, – сообщила ей француженка.
Заказчица кивнула. Протянула конверт. Забрала ключи от «Фиата». Скупо улыбнулась на прощание:
– Merci.
Жаклин проводила ее взглядом. Заглянула в конверт. Пачка евро. Купюры сотенные. Приятно!
Француженка называла себя сотрудницей «эскорт-услуг», но в стране кризис, приходилось браться за любую работу.
Будем надеяться, что галантному кавалеру не причинят большого вреда – просто, как обещала русская дама, напугают.
* * *Галине Георгиевне экскурсовод чрезвычайно понравилась. Нынче все молодые особы – известные профурсетки. Сиреневые волосы да ветер в голове. А тут одета элегантно, о себе невесть что не мнит, разговаривает уважительно. И каждую копеечку отрабатывает: постоянно докладывает – слева то, справа се, до цели еще сто километров, может быть, перекусить, воды или в туалет?
Галина Георгиевна бы не отказалась скушать вкусную плюшку и сходить по-маленькому, но, с другой стороны, – так мило едется, под тихие фокстроты шестидесятых и дуновение свежего ветерка.
Милая экскурсовод словно прочитала ее мысли:
– Если вы не хотите останавливаться, на заднем сиденье термос. Сладкий чай с лимоном, вы ведь так любите?
– Откуда вы узнали? – почти со страхом спросила Галина.
Молодая женщина взглянула ласково:
– В отеле сказали. Я и булочки с орехами пекан купила, они тоже сзади.
Ну и зачем, если все предусмотрено, тратить время на придорожные забегаловки?
Галина Георгиевна отхлебнула чаю. С удовольствием вгрызлась в плюшку. Окинула мимолетным взором пейзаж – ветряные мельницы, холмы, чистота, солнце, до чего быстро привыкаешь к хорошему. Почему только небо потемнело? Собирается гроза или сумерки наступают, а она и не заметила?
Хотела спросить экскурсовода, но язык не послушался – пробормотала нечленораздельное. Завалилась на правый бок, голова с тяжелым звоном стукнулась в стекло.
Анастасия Кондрашова взглянула на часы и сбросила скорость до правильных ста. Не хватало еще на принципиального испанского гаишника нарваться – сейчас, когда рядом бездыханная пассажирка.
Впрочем, рассчитано все идеально – через десять километров ей уже поворачивать.
* * *Галина Георгиевна очнулась от ужасающей жажды. Глоток, скорее – того самого удивительно вкусного чая!
