Джастин Скотт - Девять драконов
— А чего ты ждешь от меня? Одобрения?
— Мне не нужно твое чертово одобрение. Я просто старался, чтобы ты поняла. Закрой этот дурацкий люк.
— Поняла что?
— Как это случилось — почему это случилось.
— Ты предал мою мать. А теперь ты еще бросил ее на произвол судьбы.
— Пора бы тебе уже вырасти, ваше высочество. В этих делах бывает по-разному. Она ушла от меня. Я не бросал ее. Ты не можешь винить в этом меня одного.
— Может, и нет, — допустила Викки. — Она оставила тебя. Но что она оставила? Хьюго умер. Она нуждалась в твоей помощи. А ты трахал Вивиан.
— Я не убивал Хьюго, — закричал он, рука его взлетела, словно защищаясь от памяти.
— Никто не говорит, что ты убивал, хотя некоторые…
— Мы плавали и в худшую погоду, твоя мать и я.
— До того, как ты начал трахать Вивиан.
Когда Викки это сказала, она услышала вдруг более спокойный голос, говоривший, что зашла слишком далеко. Викки начала извиняться, но отец опять разозлился:
— Я предупреждаю тебя, ваше высочество.
И тут понеслось — как обычно говорил Хьюго.
— Перестань так меня называть!
— Как?
— Я ненавижу это прозвище. Ты не можешь звать меня просто Викки?
— Что?
— Ты не можешь хотя бы раз назвать меня своей дочкой?
— О чем ты говоришь? Это же твое прозвище.
— Это твое прозвище.
— Это было твоим прозвищем с тех пор, как ты была крошкой.
— Оно пропитано ненавистью.
— Ты сошла с ума.
— Я не сошла с ума. Не знаю почему, но ты ненавидишь меня, папа. Я наконец начинаю понимать, что ты ненавидишь меня.
— Дьявольская чепуха.
— Ты обращаешься со мной так, словно обвиняешь меня в чем-то. Словно я что-то тебе сделала. Ты не доверяешь мне. Ты…
— Не начинай все сначала.
— Папа, если есть в Гонконге еще человек, который может, кроме тебя, управляться с делами Макфаркаров, так это я.
— Ты тридцатидвухлетняя женщина.
— Мне кажется, я такая же, как и ты. Я дерзкая, как ты. Я твоя по крови в том, в чем никогда не был Хьюго. Я и впрямь твоя наследница.
— Я пока еще в полном здравии. Пока.
— Конечно. Но потом наступит моя очередь. Возьми меня с собой на встречу. Ты же брал Хьюго.
— Ты не Хьюго.
— Я лучше.
— Ну, это не тебе говорить.
— А мне и не нужно говорить. Ты это сам сказал.
— Черт побери, я…
— В ту ночь, когда он умер, ты смотрел на меня — ты помнишь, ты знаешь, что это так, — ты смотрел на меня. Тебе не нужно было говорить ни слова. Это было в твоих глазах. На одну секунду ты допустил это.
— Допустил — что?
— Скажи это громко. Вслух.
— Что?
— Скажи это.
— Я ничего не скажу.
— Скажи это! — закричала она. — Скажи!
— Сказать — что?
— Скажи, что я — достойная тебя дочь… Скажи… Пожалуйста.
Дункан Макинтош взглянул на компас и опять скорректировал курс.
— Ты чертовски высокого мнения о себе.
Викки начала плакать.
— Я совсем не высокого мнения о себе… совсем, — шептала она, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. — Я ничего особенного собой не представляю. У меня нет друзей, кроме Фионы. У меня нет мужчины. Я не могу делать ничего особенно хорошо. Я не могу управлять яхтой так, как мама, или говорить по-китайски, как Питер. Я никогда не смогла бы вырастить таких девочек, как Фиона и Хьюго, и я знаю, что не так умна в переговорах, как Вивиан. Но я могу вести дела Макфаркаров, и ты это знаешь… Пожалуйста, скажи, что я — твоя достойная дочь.
Дункан смотрел в сторону.
— Закрой этот люк. Я ни черта не вижу.
Викки бросилась вниз по трапу.
Бэк До Пин, сохраняя предусмотрительную дистанцию в камбузе, указал ей на кружку с чаем на плите, проскользнул мимо нее и быстро ретировался в кокпит с другой кружкой для ее отца. Она услышала, как захлопнулась крышка люка, и шум ветра и волн затих, слышался только шорох воды под яхтой.
Ее голова раскалывалась, тело тряслось от гнева и боли. Она обогнула шпор[34] грот-мачты, забрела на темный камбуз и стояла там какое-то время, обхватив дрожащими руками кружку с чаем. Постепенно она стала понимать, что просто выжата. Ступни болели, кожа горела от высохшей соли, платье было испорчено; когда она посмотрела на циферблат, то обнаружила, что ее часы встали в половине третьего.
Часы с цифровой индикацией на камбузе показывали половину четвертого. Все еще трясясь, несмотря на горячий чай, она пошла в каюту отца и приняла горячий душ. Она вымывала шампунем соль из волос, которые потом высушила феном. Когда она закончила сушить волосы, ее потрясло то, что она никогда раньше не видела ни одну из этих сушильных штучек на батарейках ни на одной из родительских яхт. Ее мать и отец были сторонниками более спартанского стиля жизни на шхуне. Должно быть, это штучка Вивиан. Они свисали со старинного крюка в виде дракона, любовно прибитого на переборку возле зеркала.
Спокойно и методично Викки открыла узкое окно над раковиной для стока воды, потом отвинтила стальное покрытие иллюминатора, удерживающее и защищающее стекло, и вышвырнула фен в море.
Она чувствовала себя лучше, когда прикручивала назад покрытие и закрывала окно, и единственное, о чем она жалела, когда стала рыться в вещах отца в поисках теплого свитера и носков и неожиданно наткнулась на прелестный бежевый свитер и аккуратно повешенные свободные брюки, так это о том, что у нее больше нет сил опять открывать иллюминатор и выкидывать их за борт. Вместо этого она забралась на койку с подветренной стороны, чтобы крен судна прижал ее к переборке, и закрыла глаза.
Викки резко очнулась от сна. «Мандалай» остановилась. Серый свет заполнял каюту. Она потянулась к своим часам: два тридцать. Она осторожно встала, держась за койку, — яхта качалась на Закате ветровых волн. Часы на письменном столе отца показывали семь. Викки услышала над головой звуки энергичного разговора отца и Бэк До Пина.
Она вышла из каюты и, почувствовав запах кофе, пошла на камбуз, налила себе немного кофе и попробовала. Кофе был крепкий. Потом она полезла вверх по трапу, поставила чашку на верхнюю ступеньку и открыла крышку люка.
— Не вылезай, — сказал отец. — Оставайся там, где была.
Она хотела протестовать, но в его голосе была такая напряженность, что Викки замолчала. Он и Пин вооружились биноклями и рассматривали полосу тумана, повисшую близко к воде в четверти мили от кормы. Серое море расстилалось вокруг них, на сколько хватал глаз. Пин прислушивался к отдаленному грохоту.
— Что ты слышишь, ваше высочество?
— Похоже на полицейское судно. Где мы?
— За многие мили от их территории. Черт бы их побрал, Пин, что ты об этом думаешь?
— Два больших мотора, тайпан. Может, три. Может, это рыбаки.
— А может, паршивые тайские пираты. Быстро идут.
Он подошел к приборам на кокпите.
Тревожащий шум мотора приближался, и моторы «Мандалая» ожили, поглотив рокот надвигающегося судна. Он включил передачу, не дожидаясь, пока они прогреются, и яхта понеслась на средней скорости.
— Иди вниз, Викки.
— Папа…
— И оставайся там.
— Я хочу пойти на эту встречу.
— Пин, возьми руль. Сделай вид, что мы крейсируем. Я им сейчас устрою такую волну! Викки, последний раз тебе говорю, иди вниз. Я не знаю, что там плывет, и не хочу искушать их зрелищем белокурой гуйло на палубе. Я на парусном судне. Мне ни угнаться за ними, ни убежать от них. Спрячься.
— А если это те, с кем ты должен встретиться, можно я приду с тобою?
— Тайпан! — позвал Пин.
Высокий, широкий нос разорвал завесу тумана и поднял высокую волну. Еще до того, как из тумана появилась корма, судно поменяло курс — теперь оно шло под прямым углом к «Мандалаю».
— Иди вниз! — закричал на нее отец, и Викки поняла, что никогда раньше не видела его столь озадаченным и взволнованным.
— Где же эта чертова джонка?
Но полумильное пространство море вокруг было пустынным — были только «Мандалай» и темный корабль, надвигавшийся на нее.
Викки ретировалась в салон и прижалась носом к иллюминатору. Рыбачье судно было большим, значительно длиннее, чем «Мандалай», раза в три больше по водоизмещению, с массивным носом. Оно могло быть в самом деле тем, на что было похоже, — одним из рыбачьих судов из Гонконга или Китая, занимавшихся промыслом в этих водах. У него был контур современного креветколовного судна с его низкой кормой или траулера с кормовым тралением, что делало его больше похожим на корабль из Гонконга, где танка и хакка вкладывали больше средств, чем каэнэровцы, в современное снаряжение.
Она услышала, как на палубе Пин сказал:
— Это не пираты, судно китайское. Может, из Фучжоу. Может, из Нинбо.
