Том Клэнси - Все страхи мира
Во Франкфурте он сделал пересадку и полетел на юг. Будучи умным и дальновидным человеком, Марвин однажды, года четыре назад, принял участие в чем-то вроде международной конференции. Ради этого он принес в жертву один из своих паспортов и созданный соответственно ему образ. На этой конференции Марвину удалось установить несколько полезных контактов, но самое главное — он узнал, как в случае необходимости связаться с нужными ему людьми. Международное сообщество террористов отличается крайней осторожностью и недоверием. И понятно почему — ведь против них сконцентрировали свои силы все организации правопорядка. Он так и не узнал, насколько ему повезло: из троих, с кем он сумел установить контакт, за одним давно следили, а еще двоих — членов «Красных бригад» — незаметно арестовали вскоре после конференции. Однако Расселл воспользовался одной из явок, еще продолжавших функционировать. Этот контактер направил его в Афины на встречу за ужином, где его подвергли проверке и допустили к дальнейшему прохождению по тайным каналам. Расселл поспешно вернулся в свой отель — местная пища ему не нравилась — и сел, терпеливо ожидая звонка. Сказать, что он нервничал — значит не сказать ничего. Несмотря на всю свою природную осторожность, Марвин знал, насколько он уязвим. У него не было даже карманного ножа, чтобы защитить себя — путешествовать с оружием было слишком опасно, — и любой полицейский, опознавший его, мог без труда пристрелить Марвина. Что, если канал, по которому его направили, находится под наблюдением полиции? Если это так, то его арестуют прямо в отеле — или заманят в хитро поставленную ловушку, из которой ему вряд ли удастся спастись живым. Европейские полицейские далеко не так строго соблюдают конституционные права, как их американские коллеги, — но эта мысль исчезла едва возникнув. Разве агенты ФБР проявили милосердие к его брату?
Проклятье! Еще один воин племени сиу погиб, пристреленный как собака. Ему не дали даже спеть предсмертную песнь. Но они заплатят за это. Однако лишь в том случае, подумал Марвин Расселл, если он останется в живых.
Он сидел у окна в темной комнате — свет Марвин выключил — и следил за транспортом на улице в ожидании, когда зазвонит телефон, и настороже на случай появления полицейского автомобиля. Как заставить их заплатить за смерть брата и другие несчастья, причиненные его племени? — думал он. Расселл не знал этого да и не особенно беспокоился. Лишь бы ему поручили что-нибудь важное. Деньги он уложил в пояс. Но тут Марвина подвела его атлетическая фигура — толстый пояс с деньгами трудно спрятать на тонкой мускулистой пояснице. Однако Расселл понимал, что он не может позволить себе расстаться с деньгами — что тогда станет он делать? Следить за тратой денег было непросто. Марки в Германии, драхмы здесь… К счастью, билеты на самолет он покупал за доллары. Именно по этой причине Расселл старался летать на американских авиалиниях и совсем не потому, что ему нравился звездно-полосатый флаг на хвостовом стабилизаторе авиалайнеров. Зазвонил телефон. Расселл поднял трубку.
— Слушаю.
— Завтра, в половине десятого, возле отеля, с чемоданом, готовый к полету. Понятно?
— В половине десятого, ясно. — На противоположном конце линии трубку положили раньше, чем он успел произнести что-то.
— Хорошо, — пробормотал Расселл. Он встал и подошел к кровати. Дверь была заперта на два оборота, предохранительная цепочка на месте, а ручку двери Расселл подпер стулом. Он сел и задумался. Если это ловушка, его захватят прямо перед отелем — или увезут в машине и арестуют потом, чтобы не привлекать внимания прохожих. Но уж, конечно, не захотят договариваться о встрече и потом врываться в отель и ломать дверь. Наверно, не захотят. Трудно сказать, как мыслят полицейские, правда? Поэтому он лег спать не раздеваясь, в джинсах и поясе с деньгами вокруг талии. В конце концов, ему надо опасаться и воров…
Здесь солнце встало так же рано, как и дома. Как только первые оранжевые лучи заглянули в окна, Расселл проснулся. Приехав в отель, он попросил, чтобы его разместили в номере с окнами на восток. Он помолился солнцу и приготовился к отъезду. Завтрак Расселл заказал заранее, и его доставили в номер — это стоит несколько лишних драхм, но какое это имеет значение? Он уложил те немногочисленные вещи, которые достал из чемодана, и к девяти уже был готов и очень нервничал. Если с ним что-нибудь случится, то это произойдет в ближайшие тридцать минут. Не исключено, он умрет еще до обеда, — в чужой стране, далеко от духов своего племени. Вернут ли его тело для погребения в Дакоту? Вряд ли. Он просто исчезнет с лица Земли. Действия, которые он приписывал полицейским, ничем не отличались от тех, которые предпринял бы он сам, но разумная тактика воина соответствовала тактике его противника, правда? Расселл расхаживал по комнате, глядя из окна на автомобили и уличных торговцев. Любой из них, продающий безделушки или кока-колу туристам, может запросто оказаться полицейским. И не один, скорее десяток. Полицейские не любят честные схватки, верно? Они стреляют из засады и нападают, лишь когда их намного больше.
9.15. Цифры на электронных часах выскакивали то быстро, то медленно, в зависимости от того, как часто Расселл оборачивался, чтобы посмотреть на них. Пора. Он взял чемоданы и не оглядываясь вышел из комнаты. До лифта было всего несколько шагов, и кабина прибыла так быстро, что тревога Расселла только усилилась. Через минуту он был в вестибюле. Отклонил помощь посыльного и сам донес чемоданы до стойки портье. Оставалось только расплатиться за завтрак, и он отдал положенные драхмы. До половины десятого было еще несколько минут, и он подошел к газетному киоску. Что происходит в мире? Марвин ощущал странное чувство любопытства, странное потому, что он жил в крохотном мире, состоящем из опасностей, ответных действий и маневров. Что такое мир? — спрашивал он себя. Миром для него было то, что он видел в данную минуту, сфера пространства, ограниченная его чувствами. Дома Расселл видел далекий горизонт и огромный купол неба над ним. А вот здесь действительность была ограничена стенами и простиралась всего на сотню футов от одного горизонта до другого. Внезапно его охватило острое чувство беспокойства. Он знал, что такое быть объектом охоты, и попытался справиться с этим чувством. Посмотрел на часы — 9.28.
Расселл подошел к стоянке такси, не зная, что делать дальше. Он остановился, поставил чемоданы на тротуар и с деланной небрежностью оглянулся по сторонам. Это потребовало от него немалых усилий — он знал, что в это мгновение на него могут быть направлены дула автоматов. Неужели он погибнет подобно Джону? Пуля пробьет ему голову, неожиданно, без всякого предупреждения, и он рухнет на асфальт и умрет, как животное, без всякого достоинства, присущего человеку. От такой мысли ему стало дурно. Расселл сжал свои могучие руки в тугие кулаки, чтобы они не дрожали. К нему приближался автомобиль, и водитель смотрел на него. Наконец-то! Расселл поднял чемоданы и пошел к машине.
— Мистер Дрейк? — Это было имя, под которым сейчас путешествовал Расселл. Водитель был не тот мужчина, которого он встретил за ужином. Ему стало ясно, что он имеет дело с профессионалами, каждый из которых выполняет свое поручение. Это был хороший знак.
— Да, это я, — ответил Расселл с улыбкой, похожей на гримасу.
Шофер вышел из машины и открыл багажник. Расселл уложил туда чемоданы, затем, подойдя к дверце, сел на сиденье рядом с водителем. В случае западни он успеет задушить его и таким образом чего-то достигнет.
В пятидесяти метрах позади в старом «опеле», раскрашенном под такси, сидел сержант полиции Спиридон Папаниколау. С роскошными черными усами, жуя ватрушку, он меньше всего походил на полицейского. В «бардачке» машины лежал небольшой автоматический пистолет, но Папаниколау, подобно большинству европейских полицейских, не был хорошим стрелком. Его настоящим оружием была камера «Никон», спрятанная под сиденьем. Сейчас он выполнял задание Министерства общественного порядка и вел наблюдение. У него была фотографическая память на лица — камера применялась для удобства тех, кто не отличался талантом, которым Папаниколау по праву гордился. Исполняемая им работа требовала бесконечного терпения, но у него терпения было в избытке. Всякий раз, когда полицейскому начальству становилось известно о возможном нападении террористов в районе Афин, Папаниколау отправлялся на охоту в окрестности отелей, аэропортов и причалов. Он был не единственным полицейским, выполняющим подобные задания, но зато справлялся с ними лучше других. Папаниколау обладал настоящим нюхом на террористов, подобно тому как его отец обладал нюхом на места, где лучше всего ловится рыба. Кроме того, он ненавидел террористов. Он ненавидел всех преступников во всем их разнообразии, но террористов — особенно, и Папаниколау выходил из себя, когда правительство то и дело меняло свое отношение к этим мерзавцам, то позволяя им оставаться в Греции, то выгоняя прочь. Папаниколау считал, что этим убийцам не место в его древней и благородной стране. Сейчас правительство опять изменило политику и потребовало изгнать их из Греции. Неделю назад поступило сообщение о том, что кого-то из Народного фронта освобождения Палестины вроде бы видели неподалеку от Парфенона. Четыре агента из группы Папаниколау находились в аэропорту. Еще несколько проверяли причалы, а вот сам он любил следить за отелями. Ведь останавливаться где-то надо. Они никогда не выбирали лучших, чтобы не выделяться. И не жили в плохих — мерзавцы любили определенную степень комфорта. Средненькие, удобные семейные пансионаты в переулках, среди множества путешественников студенческого возраста, чей непрерывный поток — то входили, то уходили — затруднял обнаружение какого-то определенного лица. Но у Папаниколау были глаза отца. Он мог опознать человека на расстоянии семидесяти метров, посмотрев на него всего полсекунды.
