Монс Каллентофт - Зимняя жертва
Когда они припарковались, часы в машине показывали 17.15. Вечер, или, может, ночь, будет долгим.
Братья сидят в камерах.
Где-то в лесу стоит избушка.
Потом Малин слышит шаги на лестнице. Скрип замка — и дверь приоткрывается.
«Ох уж все эти люди, — думает Малин, — те, что смотрят на мир сквозь щелку своей двери. Чего они боятся?»
Перед глазами возникает висящее на дереве тело Бенгта Андерссона.
Братья Мюрвалль. Ракель. «А пожалуй, хорошо, что ты, Маргарета, держишь дверь на замке».
— Маргарета Свенссон? Мы из полиции Линчёпинга, и у нас есть несколько вопросов, касающихся вашего сына. Можно нам войти?
Женщина кивает и открывает дверь. Она завернута в белое полотенце, со светлых вьющихся волос капает на пол. Следуют приветствия и рукопожатия.
— Я лежала в ванной, — говорит она. — А тут пришли вы. Посидите на кухне, пока я что-нибудь накину.
— Иоаким дома?
— Нет, Йоке где-то гуляет.
Кухня требует ремонта. Белая краска на окнах отслаивается, а плита потерта. Тем не менее здесь уютно. Покрытый черным лаком обеденный стол и необычной формы деревянные стулья оставляют впечатление полной достоинства простоты, и когда нос Малин после мороза вновь обретает чувствительность, она ясно ощущает аромат душистого перца. Они снимают куртки, опускаются за кухонный стол и ждут. На столике возле мойки стоит бутылка оливкового масла, в вазе для фруктов — пакеты с печеньем разных сортов.
Проходит пять минут.
Десять.
Потом Маргарета Свенссон возвращается, одетая в красную тренировочную куртку и белые брюки. Она накрашена, и ей не дашь больше тридцати восьми — максимум сорока, будто она всего на несколько лет старше Малин. Маргарета миловидна, с хорошей фигурой, очевидно, посещает спортзал.
Она садится за стол и вопросительно смотрит на гостей.
— Звонила ректор, говорила, что вы приходили в школу.
— Да, как вы, наверное, знаете, ваш сын преследовал убитого Бенгта Андерссона, — произносит Малин.
Маргарета Свенссон на мгновение задумывается.
— Да, ректор упоминала об этом. Я ничего не знала, хотя нахожу это вполне вероятным. Когда они вместе, им может взбрести в голову что угодно.
— А они держатся вместе? — спрашивает Зак.
— Да, как братья.
— И вы ничего не можете сказать об их отношениях с Бенгтом Андерссоном?
Маргарета Свенссон качает головой.
— Могли они где-нибудь раздобыть оружие?
— Вы имеете в виду ножи и все такое? В ящиках на кухне их сколько угодно.
— Огнестрельное оружие, — уточняет Малин.
Маргарета Свенссон смотрит на них с изумлением.
— Не могу представить, где им взять такое. Совершенно.
— Асатру, — говорит Зак. — Иоаким когда-нибудь интересовался чем-то подобным?
— Уверена, они не знают, что это такое. Вот насчет тэйквандо и скейтбординга им известно все.
— Он водит машину? — спрашивает Малин.
Маргарета Свенссон делает глубокий вдох и проводит рукой по мокрым волосам.
— Ему всего пятнадцать. Хотя кто знает, чем они занимаются вдвоем.
— Они говорили нам, что смотрели здесь фильм в прошлый четверг, но вас не было дома.
— Когда я около семи уходила, они сидели здесь. Когда я вернулась, Йоке спал, а фильм еще не кончился. Тот самый, про скейтбордистов, они его постоянно смотрят.
— Где вы были?
— Сначала я занималась водной аэробикой в бассейне, потом пошла в гости к моему другу. Я дам вам телефон, если хотите. Дома я была около половины двенадцатого.
— К другу?
— Мой любовник. Его зовут Никлас Нюрен. Я дам вам его телефон.
— Отлично, — говорит Зак. — Он общается с вашим сыном?
— Пытается. Думает, что мальчику нужен мужской пример.
— Папа Иоакима умер, ведь так? — спрашивает Малин.
— Погиб в автомобильной катастрофе, когда Иоакиму было три года.
Маргарета Свенссон распрямляет спину.
— Я сделала все, что могла, чтобы воспитать мальчика собственными силами. Целыми днями вкалывала помощником экономиста в чертовой строительной компании, старалась сделать из него порядочного человека.
«В этом ты не преуспела, — замечает про себя Малин. — Он больше похож на садиста и бандита».
И, словно читая мысли Малин, Маргарета Свенссон добавляет:
— Я знаю, что он не подарочек. Но он парень с характером, и таким его воспитала я. Учила его не позволять никому садиться себе на шею, он усвоил это. И достаточно хорошо подготовлен к тому, чтобы дать отпор любому, кто встанет на его пути.
— Мы можем взглянуть на его комнату?
— Вверх по лестнице, прямо напротив.
Зак остается сидеть за столом на кухне, а Малин поднимается на второй этаж.
В комнате душно. Ощущение одиночества. Плакаты с изображениями скейтбордистов, звезд хип-хопа.
Голубой ковер на полу, голубые стены. Кровать заправлена. Малин выдвигает ящики письменного стола — там ручки, бумага, чистая записная книжка.
Она заглядывает под кровать, но видит только комочки пыли в углу.
«Место ночевки», — думает Малин.
И мысленно благодарит судьбу за то, что Туве не встретила такого парня, как Иоаким Свенссон. Докторский сынок — просто мечта по сравнению с «крутыми парнями» с равнины.
Другой дом — другой мир, пусть он и находится всего в пятистах метрах от жилища Маргареты Свенссон.
Большая кирпичная вилла семидесятых годов, двухместный гараж у самого спуска к Гёта-каналу — один из десятка крупногабаритных домов вокруг благоустроенной детской площадки. Черный внедорожник «субару» припаркован у дороги рядом с кустами.
Малин нажимает кнопку звонка распространенной черно-белой модели. Ниже щитка с кнопкой закреплена табличка под стеклом, на которой неровным почерком написана фамилия — Кальмвик.
Темно и холодно. На Юнгсбру уже опустился вечер, и со временем он перейдет в ночь, пронизанную еще более убийственным холодом.
Иоаким Свенссон и Йимми Кальмвик были в квартире одни с семи до половины двенадцатого. Но кто знает, находились ли они там на самом деле? Не прошмыгнули ли они наружу, чтобы выкинуть очередную дьявольскую шутку? Они могли успеть замучить Бенгта Андерссона и вывезти его к дереву. Или Иоаким Свенссон выскользнул на улицу после того, как его мама вернулась домой?
«Нет ничего невозможного, — думает Малин. — Кто знает, сколько фильмов им потребовалось посмотреть, чтобы вдохновиться на это дело? Или все это мальчишеская шалость, вышедшая из-под контроля и зашедшая слишком далеко?»
Хенриетта Кальмвик без колебаний распахивает дверь во всю ширину.
— Вы из полиции, так?
У нее пышные рыжие волосы, зеленые глаза, острые черты лица. Одета в элегантную белую блузу и темно-синие брюки. Это женщина лет сорока пяти, которая знает, что ей к лицу.
— Ваша машина, — спрашивает Малин, — там, на улице?
— Именно так. Симпатичная, правда?
Вслед за хозяйкой они проходят в дом. Хенриетта Кальмвик указывает, что куртки надо повесить во внутреннем из двух вестибюлей. Стянув пуховик, Малин видит, как Хенриетта шествует по паркету в гостиную с двумя белыми кожаными креслами возле стола; его толстые ножки из красного мрамора сделаны в форме львиных лап.
Хенриетта Кальмвик садится на меньший из диванов и ожидает гостей.
На полу розовый китайский ковер. Стену над большим из диванов украшает картина в оранжевых тонах, изображающая обнаженную пару на берегу в лучах закатного солнца. За окном в свете прожекторов ждет своего часа припорошенный снегом бассейн, и Малин думает, как хорошо, должно быть, плавать в нем по утрам в теплое время года.
— Присаживайтесь.
Малин и Зак устраиваются рядом на большем из диванов. Кожа прогибается — и они чувствуют, как утопают в мягкой обивке. Малин обращает внимание на точеную деревянную вазу на столе, с лаково блестящими зелеными яблоками.
— Ректор вам уже звонила, полагаю? — начинает разговор Зак.
— Да.
Далее следуют те же вопросы, что и Маргарете Свенссон. Те же ответы. Почти.
Зеленые глаза Хенриетты Кальмвик прикованы к бассейну за окном.
— Я давно уже оставила попытки воспитывать Йимми, — говорит она. — Он совершенно невозможен, и я предоставляю ему полную свободу действий, пока он не выходит за рамки закона. У него своя комната в подвале с отдельным входом, он может приходить и уходить когда хочет. И если вы скажете мне, что он преследовал Бенгта Андерссона, я отвечу вам: да, конечно. Оружие? И это возможно. Он перестал слушать меня в девять лет. Называл меня чертовой бабой, когда не получал что хотел. И в конце концов я сдалась. Сейчас он приходит домой только поесть, не более. Я занимаюсь другим: работаю в «Лионе» и джаз-клубе в городе.
Хенриетта умолкает, как будто давая понять, что сказала все.
