Майкл Коннелли - Город костей
Босх тем временем думал о фотографиях акулы с разинутой пастью, вулканов, извергающих раскаленную лаву. И задавался вопросом: доказала ли в конце концов себе Джулия, что она такая, какой ей надлежит быть?
Среди окружавших серебристый гроб синих мундиров виднелась полоса серого. Юристы. Отец Джулии и довольно много служащих фирмы. Позади ее отца, во втором ряду, Босх увидел человека с фотографии на камине в доме Джулии. Он едва сдержался, чтобы не подойти к нему и не влепить пощечину или двинуть коленом в пах. Прямо посреди церемонии, на глазах у всех, потом указать на гроб и сказать ему, что это он толкнул ее на путь к гибели.
Но оставил это намерение. Понял, что это слишком примитивно, ведь в конечном счете люди сами выбирают свой путь. Их могут подталкивать к нему, направлять, но окончательный выбор делают они сами. У всех есть клетка для защиты от акул. Те, кто открывает дверь и выбирается наружу, поступают так на свой страх и риск.
Для производства салюта выбрали семь однокурсников Джулии. Они навели винтовки в голубое небо и сделали три залпа холостыми патронами, выброшенные гильзы описывали в солнечном свете дугу и падали на траву, будто слезы. Пока выстрелы еще отражались эхом от памятников, пролетели вертолеты, и похороны окончились.
Босх медленно двинулся к могиле мимо расходившихся людей. Кто-то взял его сзади за локоть, и он обернулся. Увидел напарника Джулии, Эджвуда.
— Я хотел извиниться за свою вчерашнюю выходку, — промолвил он. — Больше такого не будет.
Босх подождал, чтобы Эджвуд посмотрел ему в глаза, и кивнул. Сказать Эджвуду ему было нечего.
— Ты ничего не сообщил об этом ГРВСП, и я очень тебе благодарен.
Босх молчал. Эджвуду стало неловко, и он отошел. Перед Босхом оказалась женщина, стоявшая позади Эджвуда. Латиноамериканка с седыми волосами. Босх не сразу ее узнал.
— Доктор Инохос.
— Как жизнь, детектив Босх?
Узнал он ее не сразу из-за волос. Почти семь лет назад, когда Босх регулярно посещал ее кабинет, ее волосы были темно-каштановыми, без намека на седину. Она все еще сохраняла свою привлекательность, но перемена была разительной.
— Не жалуюсь. Как дела в психиатрической лавочке?
Она улыбнулась:
— Отлично.
— Слышал, вы там теперь всем заправляете.
Доктор Инохос кивнула. Босх почувствовал, что начинает нервничать. Когда общался с ней раньше, он находился в вынужденном отпуске из-за стресса. На сеансах два раза в неделю рассказывал ей то, о чем не говорил никому ни до, ни после. И, вернувшись на службу, больше уже с ней не виделся.
До этой встречи.
— Вы знали Джулию Брейшер? — спросил он.
То, что психиатр управления приходит на похороны погибших при исполнении служебных обязанностей, консультирует на месте близких покойного, было делом довольно обычным.
— Лично нет. Как глава отдела просматривала ее заявление в академию и тест. Поставила подпись под ними. — Она помолчала немного, наблюдая за реакцией Босха. — Насколько я понимаю, вы были близки с ней. И находились там. Были свидетелем.
Босх кивнул. Расходившиеся огибали их с обеих сторон. Инохос приблизилась к нему, чтобы ее никто не слышал.
— Гарри, сейчас не время и не место, но я хочу поговорить с вами о ней.
— О чем?
— Я хочу знать, что произошло. И почему.
— Произошел несчастный случай. Поговорите с Ирвингом.
— Я говорила и не удовлетворена. Полагаю, вы тоже.
— Послушайте, доктор, она мертва, понимаете? Я не собираюсь...
— Я поставила подпись на ее документах. Благодаря этому она получила значок. Если мы что-нибудь упустили — если я что-нибудь упустила, — то должна знать. Если существовали симптомы, то мы должны были их заметить.
Босх опустил голову и произнес:
— Не волнуйтесь, симптомы, которые требовалось заметить, существовали. Но я тоже не свел их воедино.
— Значит, я права. Тут есть еще что-то.
— Ничего явного. Просто в жизни она ходила по краю. Рисковала — заслоняла трубку. Пыталась что-то доказать. Сомневаюсь, что ей хотелось служить именно в полиции.
— Доказать кому?
— Не знаю. Может быть, себе, может, кому-то.
— Гарри, я знаю вас как человека с замечательной интуицией. Что еще?
Босх пожал плечами:
— Только то, что Джулия делала или говорила... У меня на плече шрам от огнестрельной раны. Она спросила меня о нем. На вторую ночь. Интересовалась, как получил рану, и я сказал, что мне повезло, так как пуля угодила туда, где одни кости. Потом... Джулия выстрелила себе в то же место. Только у нее... пуля срикошетила. Она этого не ожидала.
Инохос молча кивнула.
— То, что я думал, для меня невыносимо, понимаете, что я имею виду?
— Гарри, расскажите мне.
— Я все время прокручиваю это в голове. Что видел и знаю. Джулия наводила на него пистолет. Думаю, не появись я там и не закричи, возможно, выстрелила бы в него. Он бы упал, она вложила бы пистолет ему в руку и выстрелила бы в потолок или в машину. Или в него. Это не имело бы значения, если бы он оказался мертвым, с парафином на руках, и она могла бы утверждать, будто он пытался отнять у нее оружие.
— То есть вы полагаете, она выстрелила в себя, чтобы убить его и потом выглядеть героиней?
— Не знаю. Она говорила, что мир нуждается в героях. Особенно сейчас. Сказала, что надеется когда-нибудь получить возможность стать героиней. Но думаю, это еще не все.
Похоже, Джулия хотела получить шрам, узнать на себе, что такое пулевое ранение.
— И была готова ради этого убить?
— Не знаю, прав ли я тут хоть в чем-нибудь. Знаю только, что она хоть и была новенькой, но уже дошла до той стадии, где пролегает граница между ими и нами, где каждый, не носящий полицейский значок, подонок. И осознала, что с ней происходит. Может, она просто искала выход...
Босх покачал головой и отвернулся. Кладбище уже почти опустело.
— Когда говоришь об этом вслух, то звучит... Это безумный мир.
Он отступил на шаг от Инохос.
— Видимо, другого человека никогда не знаешь по-настоящему, правда? — спросил он. — Можешь думать, что знаешь. Можешь быть настолько близок с кем-то, чтобы делить ложе, но никогда не узнаешь, что действительно происходит у него внутри.
— Да, у всех есть секреты.
Босх хотел отойти от нее, но она сказала:
— Гарри, подождите.
Инохос подняла сумочку и раскрыла ее. Принялась рыться в ней.
— Я все-таки хочу поговорить об этом, — промолвила она, достав визитную карточку и протянув ему. — Позвоните мне. Совершенно неофициально, доверительно. Ради блага управления.
Босх усмехнулся:
— Управление об этом не беспокоится. Его интересует собственная репутация, а не правда. А если правда угрожает репутации, то к черту ее.
— Ну а я беспокоюсь, Гарри. И вы тоже.
Босх поглядел на карточку, кивнул и сунул ее в карман.
— Хорошо, я позвоню.
— Там номер моего сотового телефона. Я не расстаюсь с ним. — Инохос сжала его руку повыше локтя. — Гарри, а сами вы как? Все в порядке?
— Ну, если не считать утраты Джулии и слов Ирвинга, что пора подумывать об отставке, то все хорошо.
Инохос нахмурилась:
— Держитесь, Гарри.
Босх подумал, что говорил Джулии перед ее смертью то же самое.
Инохос ушла. Босх продолжил путь к могиле. Он надеялся, что наконец остался один. Взял горсть выкопанной земли, подошел к краю и посмотрел вниз. На гроб были брошены букет и несколько отдельных цветов. Босх вспомнил, что позапрошлой ночью лежал с Джулией в постели. Он жалел, что не понял ее намеков и не сложил их в ясную картину того, что она делает и к чему движется.
Босх медленно поднял руку и разжал пальцы, земля стала просыпаться между ними тонкими струйками.
— Город костей, — прошептал он.
И смотрел, как земля падает в могилу, словно исчезающие мечты.
— Полагаю, вы знали ее.
Босх быстро обернулся и увидел отца Джулии. На кладбище оставались только они двое.
— Я недавно познакомился с ней. Сожалею о вашей утрате.
— Фредерик Брейшер.
Он протянул руку. Босх начал поднимать свою, но потом спохватился.
— У меня рука грязная.
— Ничего. У меня тоже.
Они соединили руки в пожатии.
— Гарри Босх.
Рука Брейшера замерла на миг.
— Тот самый детектив, — сказал он. — Вы были там вчера.
— Да. Я пытался... сделал все от меня зависящее, чтобы помочь ей. Я...
Он умолк. Никакие слова не шли на ум.
— Не сомневаюсь. Видимо, ужасно было находиться там.
Босх кивнул. Чувство вины пронизало его, словно просвечивающий кости рентген. Он бросил там Джулию, полагая, что она выкарабкается. Почему-то осознание этого было почти так же мучительно, как сам факт ее смерти.
— Я не понимаю, как это произошло, — промолвил Брейшер. — Как она могла погибнуть из-за подобной оплошности? А прокуратура сегодня сообщила, что никакого обвинения Стоксу предъявлено не будет. Я юрист, но не понимаю этого. Его выпускают на свободу.