Дмитрий Глуховский - Сумерки
Отчего-то у меня появилась уверенность в том, что страдания жителей горных пакистанских сёл и раскинувшихся в долинах грязных нищих городов самым непосредственным образом связаны с отчаянием выживших обитателей индонезийских островов, чьи дома и семьи слизнули гигантские волны. Их крики и плач — отголоски воплей отчаянья жителей Нового Орлеана, тоже лишившихся крова и родных, потерявших веру в лучшее правительство на земле, и из последних сил самостоятельно обороняющих родные развалины от мародёров.
Все эти события только казались разрозненными, и то, что они происходили на разных материках и имели различную природу, усугубляло это заблуждение. На самом же деле, имелась некая связующая нить, сшивающая все эти пёстрые лоскутки воедино, а игла, сквозь ушко которой эта нить была пропущена, ни на секунду не прекращала свою дьявольскую работу, присоединяя к образующемуся полотну новые фрагменты. И теперь я начинал понимать, что в ближайшее время судороги, охватившие планету, не только не остановятся, но и, напротив, будут нарастать, распространяясь и на новые, доселе не тронутые бедствиями страны.
Увидев во дворе своего дома дохлых крыс, можно брезгливо обойти трупики или пожалеть умерших зверьков, но можно и увидеть в этом ясное предзнаменование надвигающейся эпидемии чумы. До сих пор, читая газеты или слушая радио, я или сочувствовал мексиканцам, или утомлённо перелистывал дальше, не в силах третью неделю копаться вместе со спасателями в прибрежных песках острова Ява, извлекая оттуда раздувшиеся, рвущиеся в руках тела аборигенов и туристов.
Без подсказки суфлёра, нашёптывающего мне со страниц старинной книги, я бы ни за что не догадался услышать в эхе пакистанских землетрясений, азиатских цунами, американских торнадо и мексиканских наводнений предконцертную настройку труб Апокалипсиса. Я уже давно внимал ему, но лишь сейчас меня научили правильно понимать и относиться к этим вестям. Не поздно ли?
И ещё я подумал, что даже если мне суждено будет стать преемником безвестного конкистадора, и получить от него знания о майянских пророчествах, то уж передать их грядущим поколениям у меня, вероятно, не выйдет. Потому что предсказания эти касаются не некой отдалённой точки, с трудом видимой сквозь туман будущего, а дней, которые придётся застать большинству из нас, в том числе, видимо, и мне. Не оттого ли так обостряется противостояние демонов, людей и божеств вокруг этих старых страниц, которые по прихоти одной из сторон продолжают попадать ко мне? Какая роль всё же отведена мне в этой драме, написанной несколько тысячелетий назад и приближающейся к своей развязке только теперь? Если я не могу стать простым хранителем тайны, что ещё я могу сделать, и стоит ли мне даже пробовать совершить это?
Я обессиленно опустился на диван и зажался в самый угол, раздавленный, поражённый, онемевший. Если бы над моей головой только что разверзлись небеса, и некто громогласный обратился бы оттуда ко мне, назвав меня по имени, я был бы потрясён не больше, чем после того, что мне намёками открыла эта странная ночная радиопередача. Постепенно ко мне стал возвращаться слух: министр Шайбу всё ещё неторопливо бубнил об успехах своего ведомства.
«…разумеется, всё под полным контролем. За последние годы, как вы знаете, финансирование МЧС существенно увеличилось. У нас появились средства для обеспечения полноценного функционирования всех наших структур. Правительство правильно оценивает степень угрозы и готово отразить её. Наши спасательные отряды постоянно проходят тренировки и учения. В распоряжение министерства поступает новейшая техника. Такие опасности, как землетрясения, наводнения, ураганы пока невозможно предвидеть заблаговременно. Но мы сотрудничаем с ведущими научными институтами, которые ведут разработки в этом направлении. Отлажен механизм эвакуации населения из зон бедствия. На данный момент наши отряды обладают высокой мобильностью и готовы прибыть в пострадавший район меньше чем за сутки. В общем и целом, на сегодня мы можем справиться практически с любой нештатной ситуацией. И если на территории Российской федерации будут происходить такие природные катаклизмы, как те, что сейчас отмечаются в Азии и Латинской Америке, я думаю, мы сможем справиться с ситуацией не хуже, а может, и лучше наших зарубежных коллег», — деревянным военным языком рапортовал Шайбу.
«Спасибо, Сергей Кочубеевич. А теперь, уважаемые радиослушатели, у вас есть возможность задать ваш собственный вопрос главе МЧС. Напоминаем наш телефон…»
Я был уверен, что передача транслируется в записи, и трубку взял в руки просто машинально, всё ещё занятый своими собственными мыслями, весьма далёкими от того, что говорил министр Шайбу. Однако после нескольких длинных гудков в динамике мягко щёлкнуло, и нежный девичий голос поинтересовался, как меня зовут и откуда я, а потом сообщил, что переключает меня на студию.
Как знать, не был ли всемогущий министр такой же, как и я, пешкой в близящейся к завершению разыгрываемой небесной партии? Иначе, какой бес заставил его поздней ночью, вместо того, чтобы отсыпаться между бесконечными перелётами по истерзанным катастрофами регионам, тащиться в эфир радиопрограммы, которая вещала лично для меня, и вряд ли могла похвастаться другой аудиторией? Кто мог дать мне ответ на только что сформулированный вопрос лучше, чем главный чиновник, в чью сферу компетенции входят эпидемии, крушения, голод, ураганы и землетрясения? В положении этом чувствовалось и изящество, и ирония сидящих над шахматной доской игроков. Я склонил голову, показывая, что оценил этот небольшой забавный маневр по достоинству.
Однако был мой выход.
«Итак, у нас есть первый вопрос от нашего слушателя из Москвы. Пожалуйста, вы в эфире!»
Я кашлянул, с удивлением слыша, как моё эхо доносится из колонки радиолы, облизнул высохшие губы и негромко, но чётко выговорил:
«Скажите, Сергей Кочубеевич, а Вам не кажется, что все Ваши усилия абсолютно бесполезны, потому что просто надвигается конец света?»
La Condena
Вопреки моим ожиданиям, министр не смутился, не удивился и не отказался отвечать на такой абсурдный вопрос. Тем же будничным тоном он сказал:
«Конечно, у правительства имеются сведения об этом. Иначе, какой смысл был бы у всех приготовлений, которые сейчас ведутся? Мы…»
«Что это? Что происходит?!» — вдруг прервал его голос ведущего. «Это же…», — трансляция оборвалась, приёмник тихо зашипел и отключился.
В буфете мелко задребезжал чайный сервиз, из кухонного шкафа начали фальшиво подпевать тарелки, лампа качнулась несколько раз, как набирающие разгон детские качели, и погасла. Немногие горящие окна в доме напротив почернели, перегорела гирлянда уличных фонарей во дворе, и всё погрузилось в совершенную, непроглядную тьму. Звон посуды в шкафах достиг неприятной, истерической тональности, пол под ногами конвульсивно завибрировал, послышалось мягкое шуршание, и на голову мне что-то посыпалось.
Ещё несколько секунд потребовалось на то, чтобы извлечь из пыльного чулана где-то в закоулках памяти газетные вырезки под громким названием «Энциклопедия экстремальных ситуаций», которую публиковало когда-то одно из бесплатных московских изданий. Нужная была озаглавлена «Что делать при землетрясении». Встать в дверном проёме: там шансы выжить под завалами оптимальны, обещала статья. Зацепившись за ножку стола, я чуть не перевернул его, отшиб себе колено, повалился на пол и в темноте попытался нащупать дверь. Однако ещё пару мгновений спустя всё прекратилось: я физически ощутил, как спазм отпустил напряжённую, тужащуюся землю; лязг тарелок и стаканов стих, ожившая было мебель снова застыла. Я всё ещё не решался подняться на ноги, опасаясь, что затишье было лишь временным. И в этот момент со мной произошло нечто странное: то ли от накопившейся за последние дни страшной усталости, то ли от пережитого только что потрясения, я впал в забвение, скорее сравнимое с обмороком, чем с дремотой.
Во сне мне неожиданно снова явилась моя собака, хотя я был уверен, что после всего случившегося мне не миновать липких и удушливых видений, посланных рассерженными майянскими богами. Помню, что был несказанно рад её видеть: теперь мне было достаточно кошмаров наяву, и сон давал мне редкие мгновения душевного отдыха. Однако всё пошло вкривь и вкось: я хотел, по обыкновению, выйти с ней на улицу, прогуляться по парку и дать бедняге размять лапы, затекшие за все эти недели, в которые нам не давали свиданий, но она наотрез отказывалась следовать за мной на лестничную клетку. Как бы ласково ни уговаривал я её, как бы ни заманивал к двери, она не вставала со своего коврика на кухне, вжималась в пол и испуганно скулила, а когда я пытался поднять её силой, начинала глухо рычать и скалить зубы.