Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием
– И с этого бока ничего.
– Думаешь, все данные об оставшихся членах семьи были засекречены?
– Слишком рано об этом говорить.
Все свое детство Гаэль слышала рассказы о неофициальных расследованиях, касающихся «деликатных» областей или личностей. В таких случаях ни у кого не было доступа к данным, имеющимся в деле.
– Это может быть связано с закрытой информацией? – отважилась спросить она.
Одри улыбнулась ее наивности. Гаэль сама не замечала: теперь она пыталась включить в свои сценарии таинственную супругу. На этой стадии придумывать можно все, что угодно.
– Какие, по-твоему, были отношения между двумя психиатрами?
– Кац не психиатр.
– Ладно, скажем, между двумя мужчинами.
Еще одна улыбка, по-прежнему снисходительная, – Гаэль уже успела поделиться с Одри своими теориями.
– Забудь свои гомосексуальные заморочки.
– Но почему тогда Кац ходил на ту могилу?
– Может, они его родственники. Или Усено был его пациентом.
– Фальшивый психиатр лечит настоящего? А не слишком тебя занесло?
– От тебя заразилась, – парировала Одри, смеясь. – Вон твои ангелы-хранители. Ближе к полудню я тебе позвоню рассказать новости.
50Слухи подтвердились. Тутси из Фронта освобождения получили оружие на прошлой неделе. И не просто несколько винтовок, упавших с грузовика, – настоящий арсенал, включавший мины, гранатометы и минометы. Спасибо, Монтефиори. За несколько горстей колтана люди Кросса заговорили, и их источники оказались надежными: они видели, как шли транспортные колонны, и знали солдат из той армии. Причем оружие поставлялось из самого Конго, не из Руанды.
Как Итальянец прокрутил это? Через какой канал? С самого рассвета Морван перебирал в уме все отребье, способное принять участие в этом трафике. У них с Кондотьером в Катанге был общий круг знакомств. Он также порасспрашивал своих ребят об этом Фронте освобождения: только несколько сотен человек, но все опытные убийцы, настоящие мародеры, которым нужны новые территории. Как говорили в Конго, где эвфемизмы стали настоящим искусством, следовало предвидеть многочисленные «случаи небезопасности».
Самому Морвану следовало опасаться за свои рудники – но он боялся прежде всего за сына. Через несколько часов Эрван окажется в самом центре этого бардака. Ранним утром раздался глухой гул. Возможно, начало гулянки – если только это не гроза: слишком далеко, чтобы судить с уверенностью. Но ни Эрван, ни Сальво не подходили к телефону. Оставалось только молиться…
Если все покатится в тартарары, у Грегуара не останется другого выхода, кроме как отправиться на поиски сына, чего бы это ни стоило. Он уже связался с Чепиком, русским пилотом, чтобы тот зафрахтовал двухмоторный самолет. Проблемой будет приземление. Остатки полосы сохранились к западу от Лонтано, но в том районе было слишком опасно. Придется довольствоваться аэродромом в Конголо или в худшем случае в Калеми, недалеко от озера Танганьика. Сынок, мудила хренов.
С самого рассвета он перебирал все возможности, сидя под навесом, который служил ему генеральным штабом. Он пытался приготовить себе еще один кофе, когда раздался раскат грома. Нет, слишком резкий для грома. Миномет? Слишком близко. Суза, со своей физиономией, плоской как блин, возник на пороге палатки:
– Упало, босс, там упало!
Морван схватил тонкий шарф, плащ и выскочил наружу. Холм напоминал муравейник, на который кто-то наступил ногой: все копатели повыскакивали из колодцев и прытко сыпались с алого откоса. Слева, на середине склона, дыра плевалась жидкой грязью и хромающими шахтерами.
С поспешающим за ним Сузой Морван бросился на приступ скалы:
– Сколько их там?
– Не знаю, шеф. Нужно найти старшего, но…
Их остановил новый раскат. Морван телом ощутил дрожь обвала. У него едва хватило времени увернуться, чтобы его не снесло новой осыпью. Через несколько секунд подъем продолжился. Он карабкался согнувшись, на четвереньках. Тысячи пальчиковых батареек скользили из-под ног. Беглецы в разодранной обвалом одежде мчались над ним, по его спине, в противоположном направлении.
Наконец площадка с колодцами. Какие-то призраки еще вылезали оттуда, как сгустки грязи среди обломков. Резким движением Морван остановил одного Адама из глины: человеческими у того оставались только глаза.
– Парней завалило? – спросил он на суахили.
Вместо ответа тот скривился в гримасе – удрученной, почти презрительной.
– На какой глубине завал?
Тот сплюнул струей земли.
– Недалеко, но все засыпало, ты и на триста метров не пройдешь.
Морван подошел к краю: окровавленная глотка.
– Дай сюда твою лампу, – приказал он Сузе, сбрасывая плащ.
– Мне… мне пойти с тобой?
Чернокожий дрожал в ярко-красной мгле. Не отвечая, Морван закрепил фонарь на голове, потом повязал свой шарф на манер тюрбана.
– Карта штолен есть?
– Карта?
– Ладно, забудь.
Он подобрал в грязи молот, лом и застыл у края дыры. У тебя ж клаустрофобия, Морван. Поток воспоминаний. Дом в Шампено. Свастика. Kleiner Bastard! Под тюрбаном туарега на его лице мелькнула улыбка: он понял, что происходит. Почему он здесь, по колено в смертях. Почему сын не может успокоиться, пока не раскопает все отцовские тайны. Почему он собирается похоронить себя заживо… Настало время платить по счетам.
Он спустился в выемку. Все было красным. Почва. Стены. Люди. Первые признаки дурноты. Страх. Тошнота. Одышка. Он закрыл глаза и полез в туннель. Когда он снова глянул вокруг, дневного света уже не было. Только лучи фонарей рассекали тьму. Выжившие еще поднимались, грубо его отпихивая.
Морван зажег налобную лампу и двинулся вперед, как полузащитник, сосредоточившись на препятствиях – людях, – чтобы не думать о том, что он делает: удаляется от света, воздуха, жизни. С каждым шагом он чуть сильнее ощущал, как масса горы давит ему на хребет. Он пытался наладить ритмичное дыхание через шарф; глаза словно наждаком натерли.
Чтобы не задохнуться от страха, он мысленно раздвоился, разглядывая картину со стороны. Это другой протискивается по узкому проходу. Он, Морван, рожденный взаперти и в удушье, остался на поверхности.
Он спустился глубже. Крепи здесь не было. Иногда несколько ступенек, потом снова скат. Чем дальше, тем ниже нависал потолок, тем теснее сдвигались стены.
Ты не здесь. Только твое сознание наблюдает…
От жары кружилась голова. Полуденное пекло, сконцентрированное в ночном коридоре.
Он кашлял, отхаркиваясь под тканью шарфа, продвигаясь на ощупь в неверных лучах фонаря. Его окружали приглушенные крики и стоны. Задыхающийся призрачный поезд, влекущий израненные тела, изуродованные лица, отрезанные члены… Он и не думал, что штольни такие глубокие, – всего несколько недель эксплуатации, и копатели уже выпотрошили скалу на сотни метров, выписывая петли, выскребывая каждую извилину, каждую крошку колтана.
Перед ним было несколько проходов. В поле зрения никого. Рудник ветвился, как осьминог, проникая своими щупальцами в скалу. Он выбрал самый широкий лаз, споткнулся, удержался. Несмотря на шарф, запах перебродившего газа отравлял его при каждом вдохе. Жара подскочила еще на несколько градусов. По телу стекали капли пота и грязи. Он шел к раскаленному сердцу земли, к пасти ада, к…
– Есть тут кто?
Его голова ударялась о свод, плечи терлись о стены. Лампа выписывала дрожащий ореол, который, казалось, уходил в никуда.
Из праха ты вышел и в прах обратишься.
Снова он подумал о ферме своего детства, своей тюрьме, своем кошмаре.
Обрей мне череп… и мохнатку тоже!
Что он искал на самом деле? Раненых? Выживших? Трупы? Или шанс покончить со всем разом? Он, гигант, который едва пролезал в штольни, наполовину безумный клаустрофоб, белый, завороженный этими внутренностями мира…
Груда щебня перекрыла дорогу. Дальше прохода не было.
– Есть здесь кто?
Не раздумывая, он вогнал лом между двух глыб и отвалил их.
– Есть здесь кто? – повторил он, осыпанный дождем пыли.
Стон. Он пролез в образовавшуюся брешь и провалился в новую яму. Он больше ничего не видел и не дышал, зато снова обрел собственное тело – он здесь, чтобы сражаться. Ноги погрузились в топкую почву. Рефлекторно он пригнул голову, а с ней и налобный фонарь. Тела. Разбитая голова, раздавленная грудь. Несколько секунд, чтобы сообразить, что это его нога в грудной клетке. Он заорал, прежде чем ее выдернуть.
Продвинуться еще. Не смотреть на лица, глаза, рты.
Новый завал, на этот раз плотный, как бетонная стена.
– Ты где? – прокричал он на суахили.
Все тот же жалобный звук, по другую сторону наваленных глыб. Ни малейшего шанса расчистить проход. И все же, опустившись на колени, Морван искал щель. Гора на него больше на давила. И он больше не задыхался. Им владела одна мысль: не для того он забрался так далеко, чтобы дать тому бедолаге сдохнуть в двух шагах от него.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
