Фоссум Карин - Не оглядывайся!
Сёльви стояла в своей комнате и доставала вещи из коробки. На мгновение она выпрямилась и выглянула в окно. Фритцнер из дома напротив стоял у своего окна и глядел на нее. В руках у него был стакан. Он поднял его и кивнул, как будто пил за ее здоровье. Сёльви молниеносно повернулась к нему спиной. Конечно, она ничего не имела против того, чтобы за ней наблюдал мужчина. Но Фритцнер был лысый. Представить себе, как она живет с лысым человеком, было настолько же немыслимо, как представить себе жизнь с толстяком. Такого в ее мечтах не было. Она не думала о том, что Эдди был и лысым, и толстым. Другие мужчины могли быть лысыми сколько угодно, но только не те, с которыми она будет гулять. Она презрительно фыркнула и снова взглянула наверх. Он уже исчез. Наверняка сел опять в свою лодку, сумасшедший.
Она услышала дверной звонок и просеменила к двери, в голубом спортивном костюме с серебряным ремнем вокруг талии и балетках на ногах.
– Ох! – воскликнула она радостно, – это вы! Я убираюсь в комнате Анни. Вы можете войти, мама и папа совсем скоро вернутся.
Сейер прошел вслед за ней в гостиную и поднялся в комнату рядом с комнатой Анни. Она была намного больше и вся выдержана в пастельных тонах. На ночном столике стояла фотография сестры.
– Я кое-что унаследовала, – улыбнулась Сёльви, словно извиняясь. – Немного мелочей, одежду и тому подобное. А если я уговорю папу, мне разрешат пробить стену к Анни, и тогда комната у меня будет еще больше.
Он кивнул.
– Будет действительно здорово, – пробормотал он. Он пришел в ужас от ее слов и почти сразу же ему стало стыдно. Он не имеет права никого осуждать. Людям свойственно прилагать усилия к тому, чтобы продолжать жить, и они вправе делать это, как умеют. Никто никому не указ. Нечего советовать другим, как они должны горевать. Он сделал себе выговор и огляделся. Ему никогда еще не приходилось видеть комнаты с таким количеством украшений, фигурок, мелочей и всяких безделушек.
– А еще у меня будет собственный телевизор, – улыбнулась Сёльви. – С отдельной антенной я смогу поймать «ТВ-Норге».
Она наклонялась над коробкой, лежавшей на полу, и все время доставала оттуда новые вещи.
– Здесь в основном книги,- пояснила она, – у Анни не было косметики, украшений – ничего такого. И еще масса дисков и музыкальных кассет.
– Ты любишь читать?
– Вообще-то нет. Но здорово, когда книжные полки заполнены.
Он понимающе кивнул.
– Что-то произошло? – осторожно спросила она.
– Да, пожалуй. Но мы пока не понимаем, что это значит.
Она кивнула и достала из коробки еще одну вещь – нечто запакованное в газетную бумагу.
– Так ты знаешь Магне Йонаса, Сёльви?
– Да,- быстро ответила она. Ему показалось, что девушка покраснела, но, возможно, он ошибался – у нее и так было розоватое лицо. – Сейчас он живет в Осло. Работает в «Gym amp; Greier».
– Ты не знаешь, было ли у них что-то с Анни?
– У них с Анни? – Девушка посмотрела на него непонимающе.
– Не засматривались ли они друг на друга, или, может быть, Магне был влюблен, или, может, пытался как-то к ней подобраться? До тебя?
– Анни только смеялась над ним, – заявила Сёльви; в ее тоне звучало осуждение. – Как будто Хальвор намного лучше. Магне хотя бы выглядит по-мужски. Я имею в виду, у него есть мышцы и все такое.
Она раздирала газетную бумагу, избегая его взгляда.
– Могла она обидеть его? – осторожно спросил Сейер, пока из бумаги появлялось что-то блестящее.
– Я бы в это поверила. Анни не могла перестать говорить «нет». Она иногда становилась очень язвительной, а у самой всего и было-то – одни мышцы. Все так много говорят о том, какая добрая и замечательная она была, и я тоже не хочу говорить о своей сводной сестре ничего плохого. Но она часто бывала очень ехидной, просто никто об этом не говорит. Потому что она мертва. Я не понимаю, как Хальвор выдерживал. Анни всегда все решала сама.
– Да?
– Но со мной она была добра. Всегда.
На мгновение лицо Сёльви приобрело испуганное выражение – казалось, опомнилась: вспомнила о сестре и обо всем, что с нею случилось.
– Давно вы встречаетесь с Магне? – вежливо поинтересовался он.
– Всего несколько недель. Ходим в кино и все такое. – Она ответила очень быстро.
– Он младше тебя?
– На четыре года, – неохотно призналась она. – Но он очень мужественно выглядит для своего возраста.
– Именно.
Она подняла фигурку и посмотрела на нее против света, сощурив глаза. Бронзовая птица на шесте. Маленькая толстая фигурка в перьях, с головой набок.
– Она, наверное, сломана, – неуверенно предположила Сёльви.
Сейер удивленно глядел на птицу. Вдруг неожиданная мысль пронзила его, как стрела в висок. Птица напоминала фигурки, которые обычно ставят на могилы маленьких детей.
– Я могу слепить из теста такую же, – задумчиво сказала она. – Попрошу папу помочь мне. Она очень красивая.
Он не нашелся с ответом. Образ новой Анни, гораздо более объемный, чем его рисовали Хальвор и родители, медленно обретал очертания.
– Как ты думаешь, что это такое? – пробормотал он.
Она пожала плечами.
– Не имею представления. Просто красивая фигурка, которая разбилась.
– Ты никогда ее раньше не видела?
– Нет. Мне не разрешалось входить в комнату Анни, когда ее не было дома.
Она положила птицу на письменный стол. Там фигурка и осталась лежать, слегка покачиваясь. Сёльви же снова склонилась над коробкой.
– Ты давно не видела своего отца? – как бы между прочим спросил он, продолжая глядеть на птицу, которая качалась все медленнее. Его мозг работал на высоких оборотах.
– Моего отца? – Она выпрямилась и посмотрела на Сейера, сбитая с толку. – Вы имеете в виду – моего биологического отца?
Он кивнул.
– Он был на погребении Анни.
– Тебе его наверняка не хватает?
Она не ответила. Казалось, он затронул что-то, о чем она редко вспоминала и еще реже по-настоящему думала. Какая-то заноза, о которой она хотела забыть, досадное обстоятельство. Взрослые установили для нее свои правила, неписаные законы, которым она всегда следовала и всегда все принимала без борьбы, никогда не понимая при этом, что стоит за всеми этими запретами. Его вопросы явно раздражали ее. «Я должен считаться с людьми, – напомнил себе Сейер, – надо приближаться к людям на их условиях, а не вламываться к ним в душу без спроса».
– Как ты называешь Эдди? – осторожно спросил он.
– Я зову его «папа», – тихо ответила она.
– А своего настоящего отца?
– Его я зову «отец»,- просто сказала она. – Я так всегда делала. Это он хотел, чтобы так было, он был старомоден.
«Был». Как будто Акселя Бьёрка больше не существует.
– Едет автомобиль! – радостно воскликнула она.
Зеленая «Тойота» Холланда плавно остановилась перед домом. Сейер увидел, как Ада Холланд ставит ногу на дорожку.
– Птичка, Сёльви. Можно я возьму ее? – быстро спросил он.
Она широко раскрыла глаза.
– Сломанную птичку? Конечно. – Она с недоумением протянула ему фигурку.
– Спасибо. Тогда я не буду больше мешать тебе, – улыбнулся он и вышел из комнаты. Положив птичку во внутренний карман, Сейер вошел в гостиную и стал ждать.
Птица. Отломанная с могилы Эскиля. В комнате Анни. Почему?
Первым вошел Холланд. Он кивнул Сейеру и протянул ему руку, полуотвернувшись. В нем появилась отчужденность, которой не было раньше. Фру Холланд вышла поставить кофе.
– Сёльви получит комнату Анни, – сказал Холланд. – Надо будет снести стену и покрасить все заново. Много работы.
Сейер кивнул.
– Я должен сказать вам одну вещь,- продолжал Холланд. – Я прочитал в газете, что восемнадцатилетний парень находится в предварительном заключении. Не мог же это сделать Хальвор? Мы знали его два года. Конечно, с ним не так уж легко общаться, но ведь люди бывают разные. Я не хочу утверждать, что вы не ведаете, что творите, но мы не можем представить себе, что убийца Хальвор, не можем, никто из нас.
Зато Сейер мог. Возможно, он снес голову своему отцу-по трезвом размышлении убил спящего человека.
– Это Хальвор сидит у вас? – продолжал Холланд.
– Мы отпустили его, – успокаивающе ответил Сейер.
– Но за что, во имя всего святого, вы посадили его?
– Это было необходимо. Больше я ничего не могу об этом сказать.
– «В интересах следствия»?
– Точно.
Вошла фру Холланд с четырьмя чашками и кексом в миске.
Сейер бесцельно выглянул в окно.
– Пока мне больше нечего сказать.
Холланд печально улыбнулся.
– Разумеется. Мы, вероятно, окажемся последними, кто услышит имя убийцы, так я себе это представляю. Газеты обо всем узнают гораздо раньше нас.
– Обещаю, что нет.
Сейер посмотрел прямо в глаза Эдди Холланда, большие и серые, такие же, какие были у Анни. Сейчас они были до краев наполнены болью.
