Джон Гилстрап - Беги, Натан!
Натан выключил звук. Новости испугали его, но он был очень горд собой. Он скрывался уже двенадцать часов, и никто до сих пор не знал, где его искать. Значит, у него есть время подумать.
Натан уже забыл про мультики. Впервые он поверил, что действительно может всех перехитрить. У взрослых, к счастью, есть один недостаток — они всегда остаются взрослыми. Это даже забавно: дети почему-то всегда знают, о чем думают взрослые, а взрослые, которые все когда-то были детьми, при всем желании никогда не могут начать думать как дети.
Натан решил, что, возможно, в доме живет ребенок его роста. Он вышел в коридор. Первая слева дверь от спальни вела в комнату маленькой девочки: он увидел множество полок с Барби и разными кукольными принадлежностями. Натан пошел дальше по коридору.
За третьей дверью он наконец нашел то, что искал. На стенах висели плакаты — один с Майклом Джорданом в форме команды «Чикаго буллс» и два с мультяшными черепашками-ниндзя. До того, как Натан переехал жить к дяде Марку, у него в комнате висел похожий плакат. Все это вызвало печальные воспоминания, но Натан быстро отогнал их прочь.
С радостью убедившись, что комната принадлежит мальчику его возраста, Натан принялся рыться в большом шкафу. Там он нашел трусы, носки, футболку с эмблемой «Чикаго буллс» и джинсовые шорты. Все это было на два размера больше, чем нужно, но сидело гораздо лучше обезьяньего комбинезона из ИЦП. За обувью Натан отправился в чулан, где полки были забиты рубашками, штанами, свитерами, простынями и самой разнообразной обувью. Натан быстренько прихватил пару старых кроссовок «Рибок» нужного размера. Подошва почти сносилась, но ноге было в них удобно, а это Натан считал самым главным.
Одевшись, Натан вернулся в спальню и с опаской посмотрелся в большое зеркало. Выглядел он немного бледным и изможденным, но все же снова был самим собой. Всю кровь он смыл, волосы опять стали светлыми, синяк под глазом больше не был таким заметным. Одним словом, ему понравилось, как он выглядит.
Натан почувствовал себя уверенней и с надеждой подумал о будущем, чего с ним не случалось уже почти год — с тех самых пор, как дядя Марк упрятал его в тюрьму. Ну вот, снова эти кошмарные воспоминания! Нужно сейчас же прекратить думать об этом. Тягостные и мучительные мысли только пугали его и сбивали с толку, а этого сейчас никак нельзя было допускать.
В спальне снова включилось радио. Через несколько секунд Натан понял, что говорят о нем.
Дэниз Карпентер, мать-одиночка с двумя девочками-близняшками, уже почти пять лет трудилась Стервой на «Ньюсток 990». Она попала на эту роль столь неожиданно, что передача была просто обречена на успех.
В октябре, четыре года и восемь месяцев назад, Дэниз работала на радио — сообщала о пробках на дорогах. У нее было тридцать секунд эфира каждые полчаса. Однажды постоянный ведущий утренней передачи Босс Джонни позвонил из вашингтонской тюрьмы, куда его упекли по совокупности прегрешений разной степени тяжести — от уклонения от уплаты алиментов до покушения на убийство. Дэниз сказали, что у нее есть шанс попасть на «большое радио», и дали на раздумья двадцать минут — до начала утреннего шоу.
Она была достаточно умна, чтобы понять, какие перед ней открываются перспективы. В то время ее дочерям, Лоре и Эрин, было по пять лет и после всех выплат за квартиру и за няню денег едва хватало на то, чтобы прокормить семью. Ее подруга, социальный работник, говорила Дэниз, что та может получать талоны на еду, но она отказалась — не хотела, чтобы ее бывший муж Берни злорадствовал, видя, что она принимает благотворительную помощь. Развелись они по ее инициативе, она оставила себе обоих детей и наперекор увещеваниям судьи отказалась от алиментов. Последним, что Берни сказал ей, выходя из здания суда, было: «Без меня ты помрешь с голоду».
Спустя шесть лет она решила, что именно эти слова принесли ей удачу.
Дэниз решила использовать шанс, который выпадает только раз в жизни, и уверенно села за пульт ведущего. Через несколько лет ее тогдашний звукооператор, а теперь уже продюсер Энрике Самора признался: он в тот день проиграл двадцать долларов, поспорив, что Дэниз в слезах выскочит из студии еще до конца первой рекламной паузы.
«Я не тот голос, который вы ожидали услышать. Тот голос учится сейчас петь тюремные песни», — начала свой первый эфир Дэниз.
В течение следующих четырех часов Дэниз прошлась по самым животрепещущим темам, рассказывая о том, что считает неправильным в устройстве американского общества. При этом она не боялась порой переступать границы дозволенного и заходить на территорию, обычно считавшуюся запретной. Она сразу обозначила свою точку зрения на аборты — женщина имеет право сделать аборт, если это продиктовано обстоятельствами; однако если это делается исключительно из соображений контроля за рождаемостью, то обвинение в убийстве должно быть предъявлено всем, кто принимал участие, — и ей, и отцу, и врачам. Когда Дэниз попросили объяснить, почему она придерживается такой точки зрения, она ответила:
— Я не обязана что-либо вам объяснять. Я просто рассказываю о том, что думаю и чувствую, а если кому-то это не по душе, пусть нажмет на кнопочку приемника и больше меня не слушает.
Пока шла ее первая передача, все телефонные линии были забиты слушателями, желающими оспорить позицию Дэниз. Моментом истины стал звонок некоей Барбары из Арлингтона, штат Виргиния, которая сказала:
— Не обижайтесь, Дэниз, но, кажется, вы просто стерва.
— Большое спасибо, Барбара, — ответила Дэниз. — Вы правы. Но я не просто стерва, я официальная Стерва города Вашингтона.
В отрасли, где главное — эксклюзивность товара, Дэниз прочно закрепилась на позиции лидера. За первую неделю зарплата Дэниз увеличилась в пять раз. И это при том, что, казалось бы, она, чернокожая женщина, открыто и честно говорившая обо всем — от расизма до воспитания детей, — никак не должна была иметь успех на радио.
Через три недели после выхода ее первой передачи рейтинг «Ньюсток 990» вырос на шесть процентов. Через год Дэниз уже слушали в двенадцати штатах. Когда Натан впервые услышал ее голос, передачу Дэниз транслировали триста двадцать семь радиостанций по всей стране, а ее зарплата выражалась семизначным числом.
В своем утреннем монологе в тот день Дэниз клеймила упадок нравов среди американской молодежи, приводя в качестве примера историю двенадцатилетнего мальчика, убившего охранника и сбежавшего из тюрьмы.
— Прокурор говорит, что будет обвинять этого парня, как взрослого, и я считаю это правильным. Сколько раз вы слышали про убийства, совершенные подростками-чудовищами? Лично я устала от этого. Что касается меня, я готова встать и сказать: мужчина или женщина, ребенок или взрослый, если ты намеренно лишил жизни другого человека, я не хочу видеть тебя среди членов моего общества. Я хочу, чтобы ты гнил в тюрьме до конца дней своих, или по крайней мере до тех пор, пока ты не достигнешь возраста, когда тебя можно будет посадить на один из тех электрических стульев, которые без дела пылятся по всей стране. С него ты отправишься прямиком в ад, где у тебя будет отличная возможность целую вечность думать о том, какой ты крутой убийца.
Когда Дэниз закончила свою тираду, телефоны взорвались. Сказав, что поговорит с теми, кто дозвонился и ждет на линии, она включила рекламу.
— Половина звонящих хотят повесить мальчишку, а половина — тебя, — сказал Энрике в наушники.
Дэниз подняла голову и посмотрела на него через стекло своими черными глазами.
— Слушай, Рик, отсекай тех, кто считает, что мальчишка невиновен, ладно?
Энрике кивнул и поднял вверх большой палец.
— Будет сделано, Дэниз.
Натан уже двадцать минут сидел на краю кровати и слушал, как взрослые один за другим выносят ему приговор.
«Как они могут говорить такое?» — подумал он. Ведь их там не было. Они не слышали угроз Рики Харриса, не чувствовали его пальцев на своем горле. Они не знали, да и не хотели знать, что если бы он не убил Рики, то Рики убил бы его.
Чем дольше Натан слушал, тем яснее понимал, что всем наплевать на то, как в действительности обстояло дело. Им в голову не приходило выслушать его объяснения — всем было достаточно того, что рассказывали эти сволочи из полиции и ИЦП. Все верили вранью.
Но поток вранья можно было остановить — требовалось только взять телефон и позвонить Дэниз. Снять трубку и рассказать всю правду. Ведь один телефонный звонок не причинит ему никакого вреда? Если ему что-то не понравится, он просто повесит трубку.
На тумбочке рядом с часами стоял радиотелефон. Натан взял его и набрал номер радиостанции. Занято. Он набрал номер еще раз. И еще. И еще. Все время было занято. На девятый раз Натан услышал длинный гудок. Гудок прозвучал раз сто, прежде чем кто-то поднял трубку.
