Уоррен Мерфи - Проклятие вождя
На него навалилась страшная усталость, скорее от нравственных мук, нежели от его собственной телесной немощи.
Подняв глаза на покрытый резьбой камень в человечески и рост, вождь произнес:
– Уктут, – ибо он не знал тайного имени, – ты даже не глуп, потому что глупы люди, а ты не человек. Ты камень. Камень, специально изготовленный людьми. Ты как голыш, попавшийся на пути плуга. Кусок скалы. Просто камень.
Он сел и, отодвинув кости, удивился, насколько они легки, когда высохнут. От усталости он не мог пошевелиться. На четвертый день что-то кольнуло в сердце, и вождь слабой рукой потянулся к груди, чтобы убедиться, что там нет крови. Конечно же, крови не было, и он закрыл глаза, чувствуя себя лучше и желая, чтобы смерть пришла естественным путем. И тут же погрузился в глубокий сон, сознавая, что работа его выполнена на славу.
Прошли столетия, и поскольку не было предпринято ничего, чтобы сохранить кости, они разложились на вещества, из которых возникли. Не осталось даже воспоминаний о них, когда тяжелый кран поднял камень в человеческий рост с возвышенного места. Другие камни, украшенные резьбой, распиливали на куски, но этот камень был дороже в неразрезанном виде, хотя и потребовалось целых четыре мула, чтобы протащить его через горы и джунгли, где люди с лицами ацтеков и испанскими именами продали его потом человеку, посулившему хорошую цену.
Камень по имени Уктут оказался в большом музее в Нью-Йорке, в западной части Центрального парка, и был ошибочно помещен в зал, представлявший искусство ацтеков. Однажды в музее появился немецкий бизнесмен, который предложил отвести камню отдельное помещение. Богатый промышленник из Детройта сделал щедрое пожертвование музею и, став попечителем этого заведения, бросился выполнять предложение немецкого магната.
Этому воспротивился хранитель музея, заявив, что камень – всего-навсего незначительный образчик доацтекского периода и не заслуживает отдельного зала, но вскоре после этого, к своему большому удивлению, был уволен за «грубость и непрофессионализм».
Японский архитектор спроектировал для камня новый зал, предусмотрев грубую тяжелую стену, закрывающую его от света, который проникал из широкого окна, расположенного с северной стороны. Архитектор даже разместил в зале фонтан, хотя в вестибюле и без того имелся фонтанчик с питьевой водой.
Очевидно, новый попечитель и архитектор знали, что делали, потому что камень собрал множество посетителей со всего мира. Ярый арабский радикал-исламист посетил камень в один день с полковником воздушно-десантных войск Израиля. И похоже, камень оказывал какое-то умиротворяющее воздействие, потому что они не просто хорошо поладили между собой, а даже обнялись на прощание. Впрочем, впоследствии перед соотечественниками оба отрицали этот факт. Но, конечно же, никто не был так очарован этим камнем доацтекской эпохи, как граф Руй Лопес де Гома и Санчес, который приходил сюда каждый день.
Однажды октябрьским вечером охранник обнаружил, что кто-то с помощью баллончика написал на камне ярко-зеленой краской: «Джой-172».
На следующий день конгрессмен от этого округа был обнаружен в своем кабинете в Вашингтоне мертвым – его развороченная грудная клетка была чуть не до краев заполнена кровью.
Сердце было вырвано у него из груди.
Глава 2
Его звали Римо, и он не мог поверить своим ушам.
– Римо, это Смит. Немедленно возвращайтесь в Фолкрофт!
– Кто говорит?
– Харольд В. Смит, ваш директор.
– Я вас не слышу: слишком шумит море, – сказал Римо, глядя, как тихие, ласковые волны Атлантики набегают на белый песок пляжа в местечке Нэгз-Хед, Южная Каролина.
В номере мотеля тоже было тихо, слышалось лишь едва различимое скрипение гусиного пера по пергаменту. Высохший старец азиатской наружности быстро работал пером, хотя казалось, что его пальцы с длинными ногтями остаются неподвижными. Время от времени он останавливался, просматривал написанное – неисчерпаемый источник мудрости, и вновь начинал писать, едва колыхая складки своего золотого утреннего кимоно.
– Вы меня слышите? Немедленно возвращайтесь в Фолкрофт! У нас тут земля горит под ногами.
– Вы хотите поговорить с Харольдом Смитом?
– Я знаю, что это обычная линия, но... – На том конце провода послышались гудки – кто-то прервал разговор. Римо повесил трубку.
– Папочка, я скоро вернусь, – сказал он, и Чиун с царственным видом поднял голову от своего манускрипта.
– Когда я тебя нашел, ты стоял в дурацкой подобострастной позе или лежал в грязи? – спросил Чиун. Голос был визгливым и звучал то выше, то ниже, словно гигантская лапа скребла по горному склону.
– Ни то, ни другое, – ответил Римо. – Я приходил в себя после обморока. И для нашего общества был вполне здоров. И если честно, то я был достаточно здоров по меркам любого общества. Кроме одного.
– И тогда, – проговорил Чиун, и перо с немыслимой скоростью заплясало по бумаге, но каждый образ, создаваемый корейцем, был четок и ясен, – тогда Чиун, Мастер Синанджу, увидал белого, распростертого в грязи. Члены его были слабы, глаза слепы, и на голове виднелись странные круги. Но главное, что уловил проникающий сквозь телесную оболочку взгляд Мастера Синанджу, – этот человек был слаб рассудком. Под его уродливым белолицым черепом скрывалась тупая, бесформенная и безжизненная масса.
– А я думал, что ты уже уделил мне главу в истории Синанджу, – сказал Римо.
– Я решил ее доработать.
– Хорошо, что ты пишешь это, потому что теперь я могу с полной уверенностью сказать, что вся история твоей деревни – это ерунда, вымысел и чушь. Помни, я видел деревню Синанджу. В нашей стране канализационная система куда лучше.
– Ты предубежден, как все белые или черные, – ответил Чиун и вновь перешел на возвышенный тон. – И сказал тогда Мастер Синанджу этому несчастному: «Вставай, и я исцелю тебя. Ты познаешь свой разум и свои чувства. Ты будешь полной грудью вдыхать свежий воздух. Твое тело наполнится жизненной силой, какую не знал еще ни один белый.» И понял несчастный, что на него снизошла благодать, и сказал: «О, величественный старец, внушающий трепет, почему ты одариваешь столь щедрым даром такое ничтожное существо, как я?»
– Лучше выкинь это из головы, – посоветовал Римо. – У меня дела. Я скоро вернусь.
В конце лета Нэгз-Хед, Южная Каролина, мало чем отличался от раскаленной духовки. Окна проезжавших машин были наглухо закрыты, пассажиры спасались от жары с помощью кондиционеров. Прохожие, оказавшиеся на улице в этот душный, влажный день, плелись так, словно у них на ногах были пудовые гири.
Римо шел быстрой походкой. Он был чуть ниже шести футов ростом, довольно худой. В глаза бросались только широкие запястья. У него были заостренные черты лица и высокие скулы, которые оттеняли темные пронзительные глаза – по признанию некоторых женщин, от его взгляда у них сводило живот.
– Послушай, неужели ты не потеешь? – спросил его официант в закусочной, где Римо хотел разменять деньги.
– Только когда жарко.
– На улице сто пять градусов по Фаренгейту, – не унимался официант.
– В таком случае извините, забыл вовремя вспотеть, – ответил Римо. Вообще-то он знал, что потоотделение – это один из способов охладить перегревшееся тело, причем не самый эффективный. А самым эффективным было правильное дыхание, вот только люди не умеют правильно дышать и начинают следить за дыханием только тогда, когда замечают какие-то сбои в дыхательной системе. Правильное дыхание определяет ритм жизни и силу.
– Забавно, но я сроду не видел человека, который бы не потел в такую жару. Даже негра, – продолжал официант. – Как тебе это удается?
Римо пожал плечами.
– Боюсь, ты все равно не поймешь.
– Думаешь, я идиот? Ты, мол, такой крутой парень, заявился сюда и считаешь всех идиотами?!
– Я так не думал, пока ты не открыл рот.
С этими словами Римо отправился к телефонной будке. Сложив перед собой мелочь, он набрал кодовый номер, существовавший на случай чрезвычайных обстоятельств. Номер был доступен, но не очень надежен в точки зрения секретности. Хотя, по крайней мере, по нему всегда можно было оставить информацию для настоящего Харольда В. Смита и попросить его перезвонить.
– Извините, – услышал он в трубке отдаленный голос магнитофонной записи, этот номер не работает. Если вам требуется помощь, просим вас подождать – через минуту вам ответит телефонистка.
Римо повесил трубку, снова набрал номер и вновь услышал тот же текст. Но на этот раз он решил подождать. Телефонистка говорила бесцветным голосом, лишенным какого бы то ни было акцента – ни гортанных согласных северо-востока, ни приторной сладости юга, ни гнусавого выговора Среднего Запада. Калифорния, решил Римо. Кодовый номер зарегистрирован в Калифорнии.
– Я могу вам чем-то помочь?
– Да, – ответил Римо и назвал номер, который пытался набрать.
