Дон Уинслоу - Жить и сгореть в Калифорнии
— Красивая птичка, — говорит Джек.
— Красивая птичка, красивая птичка…
Видно, он не раз слышал эти слова.
— Жалость какая с Памелой, — говорит Мейснер. — Я видел носилки с ней.
— Угу.
Взгляд Мейснера становится водянистым.
Он тянет руку из-за ограды, чтобы погладить Лео.
— Молодец, Лео. Сделал что смог.
Джек смотрит недоуменно.
Мейснер поясняет:
— Меня разбудил лай Лео. Я выглянул в окно, увидел пламя и набрал девять-один-один.
— В котором часу это было?
— В четыре сорок четыре.
— Вы удивительно точны, мистер Мейснер.
— Часы с цифровым табло, — говорит Мейснер. — А такое запоминается. Я сразу же позвонил. Но оказалось, что поздно.
— Сделали что смогли.
— Наверно, Памела вышла, думаю, потому что Лео во дворе.
— Лео был во дворе?
— Да.
— Он лаял со двора?
— Да.
— Вы уверены в этом, мистер Мейснер?
— Красивая птичка, красивая птичка.
Мейснер кивает.
— Я увидел стоящего Лео. Он стоял и лаял на дом. Я решил, что Памела…
— Лео часто ночует во дворе? — спрашивает Джек.
— Нет, нет, — решительно говорит Мейснер, словно в ответ на что-то несуразное.
Джек спохватывается, что задал глупый вопрос — кто оставит ночевать во дворе такую маленькую собачку? Ведь сколько он видел объявлений о пропаже мелких собак и кошек, а если вспомнить, что вокруг бродят койоты, то понятна вся бессмысленность подобных объявлений.
— Койоты, — говорит Джек.
— Конечно.
— Вы видели пламя, мистер Мейснер? — спрашивает Джек.
Мейснер кивает.
— Какого цвета оно было? — спрашивает Джек.
— Красного.
— Кирпично-красного, ярко-красного, алого, вишневого?
Мейснер на секунду задумывается, потом произносит:
— Кроваво-красного. Вот так можно это описать.
— Ну а дым?
Здесь обошлось без вопросов и без колебаний.
— Черный.
— Мистер Мейснер, — спрашивает Джек, — вам известно местонахождение других членов семьи?
— Вчера вечером дети должны были ночевать у Ники — его очередь.
— Они в разводе?
— Неофициально, — говорит мистер Мейснер. — Ники теперь переехал к матери.
— А где она…
— В Монарк-Бэй, — говорит мистер Мейснер. — Я сообщил это полицейским, чтобы они могли известить.
А Бентли, думает Джек, сказал, что детей еще ищут…
— Жалко мне ребятишек, — говорит Мейснер и вздыхает. Вздыхает по-стариковски, вздохом много чего повидавшего человека. — Туда-сюда. Как шахматные фигурки.
— Я понимаю вас, — говорит Джек. — Что ж, спасибо вам, мистер Мейснер.
— Говард.
— Говард, — повторяет Джек. И спрашивает: — А почему они развелись, не знаете причину развода?
— Это из-за Памелы, — сокрушенно говорит Мейснер. — Пила очень.
Вот оно что оказывается, думает Джек, провожая взглядом удаляющегося Мейснера. Памела Вэйл освободилась на время от детей, ну и напилась. В какой-то момент выпустила Лео на прогулку, потом забыла, что он во дворе, и забралась в постель с бутылкой и сигаретами.
Покуривает и попивает, лежа в постели. Бутылка накреняется, водка плещет на пол. Памела Вэйл либо не замечает этого, либо ей наплевать. Потом, держа в руке зажженную сигарету, она вырубается. Роняет сигарету на пол, и та попадает аккурат на водочную лужицу. Алкоголь вспыхивает, пламя перекидывается на простыни и одеяла, комната наполняется дымом.
Обычно, чтобы от сигареты загорелись простыни, требуется минут десять-пятнадцать. За эти десять-пятнадцать минут Памела Вэйл могла бы учуять дым, почувствовать жар, проснуться, затоптать пламя, и дело с концом. Но водка вспыхивает моментально и дает пламя куда как жарче, чем от тлеющей сигареты, простыням загореться ничего не стоит, а, будучи в отключке, Памела не имеет шансов спастись.
И убивает ее не пламя, убивает дым.
Джек так и видит ее в постели, пьяную в стельку. Она в беспамятстве, но дышит, и легкие понемногу впитывают дым, заполняются дымом, и тут уж пиши пропало.
Она задохнулась от дыма во сне.
Как пьяница, захлебнувшийся собственной блевотиной.
Хоть в этом ей немного повезло. Она так и не узнала, что ее прикончило.
С пружин чуть ли не скребком счищать пришлось, но умерла она еще до того, как яростное пламя прожгло ее плоть, впечатав ее в металл. Она просто-напросто не проснулась. Разгорелся пожар, она вдохнула смертельную дозу дыма, а огонь, подпитанный всеми ее пожитками и собственным ее домом, разгорался все жарче и жарче, так что даже расплавил ее кровать.
Пожар по неосторожности, смерть по неосторожности.
Вот она — жестокая и вместе с тем благодетельная ирония сокрушительных домашних пожаров. Жестокость их в том, что душит тебя собственная твоя прошлая жизнь. Пламя охватывает твои вещи, главные твои пожитки, мебель, постельные принадлежности — простыни, одеяла, горит краска на твоих стенах, твоя одежда, книги, документы, фотографии, все твое личное имущество, все, что ты сумел накопить за всю жизнь, за время брака. Огонь забирает все то материальное, что окружало тебя и составляло твою материальную сущность, сует это все тебе в глотку и этим душит тебя.
Но по большей части люди, умирающие на пожаре, погибают, наглотавшись дыма. Это как впрыскивание яда, смертельный укол, нет, это больше смахивает на газовую камеру, потому что убивает тебя на самом деле газ — угарный газ, и, как бы там ни было, такая смерть предпочтительнее электрического стула.
На профессиональном языке это зовется «асфиксией окисью углерода».
Звучит ужасно, но это лучше, чем поджариванье на вертеле.
Вот тебе и все, думает Джек.
Пожар по неосторожности, смерть по неосторожности.
Все складывается в общую картину.
Кроме закопченного стекла.
И того, что дерево, горя, не дает красного пламени — огонь от него желтый или оранжевый.
И дым должен был бы быть серым или коричневатым, но не черным.
Но с другой стороны, размышляет он, все это наблюдал лишь старик, да притом еще при неясном свете.
Он относит Лео к машине. Открывает багажник, роется, пока не находит старой тарелочки-фрисби, когда-то им туда заброшенной. Достает с переднего сиденья бутылку и наливает в тарелочку воды. Опускает Лео на землю, и малыш сразу же принимается лакать.
Потом он достает из багажника старую фуфайку и расстилает ее на пассажирском сиденье. Приспускает окна, решив, что еще рано и в салоне не будет слишком жарко, и сажает Лео на подстилку.
— Сидеть, — говорит Джек и тут же поправляется: — Нет, лежать.
Собака глядит на Джека, словно чувствует облегчение от наступившего подобия порядка, и устраивается на фуфайке.
— И не вздумай, знаешь ли, тут чего-нибудь наделать, ясно? — говорит Джек. Машина у него — «мустанг-классик-66», и Джек очень следит за порядком в салоне.
Лео постукивает хвостом по креслу.
— В чем дело, Лео? — обращается к собаке Джек. — Ты что-то знаешь, не правда ли? Так почему бы тебе не поделиться этим со мной?
Лео поднимает на него взгляд и еще усерднее машет хвостом.
Но помалкивает.
— Ладно уж, — говорит Джек.
Уж сколько ему доносчиков попадалось! Семь лет в шерифской службе и еще двенадцать в страховом деле — куда же без них-то? А смешнее всего, что на них еще приходится полагаться: хоть и презираешь, а полагаешься на их слова.
Еще одно очко в пользу собачьего племени.
Собаки — народ верный и честный. Они не доносчики. Потому Лео и не говорит ничего, кроме того, что вот, дескать, жив. Деталь, которая сильно настораживает Джека.
Весь его опыт подсказывает: поджигая дом, собаку обычно в нем не оставляют.
Может сгореть все — вещи, одежда, документы, бизнес, даже друг друга люди могут поджарить. Но чтоб сжечь собаку… На памяти Джека во всех пожарах, оказавшихся поджогами, собака находилась где-нибудь вне дома. Опять-таки, думает Джек, так было раньше, так раньше люди делали.
Но Памела Вэйл и была «люди», хорошие люди. Такие деньги на спасение Стрэндс отдала.
Так что пускай.
Он сдирает комбинезон и прочее обмундирование. С инспекцией дома он подождет, ничего страшного. Детишки пережили развод родителей, а теперь еще им предстоит перенести смерть матери и потерю родного дома. Надо уж вернуть им собаку.
Маленькое, но все же утешение в такой передряге.
9
Мать-Твою Билли Хейес чиркает спичкой и, сложив ладони домиком, подносит ее к сигарете.
Он сидит в металлическом раскладном кресле в кактусовом садике под окнами своего кабинета в компании «Жизнь и пожар в Калифорнии». На коленях у него бумаги, на носу — очки для чтения, во рту — сигарета «Кэмел».
Кактусовый сад — это была идея Билли. С тех пор как общественность Калифорнии запретила курение на рабочих местах, Билли заделался председателем ассоциации КДК — Калифорнийских дворовых курильщиков. Вот он и решил: если уж он так или иначе коротает рабочий день во дворе, пусть двор станет приятным местом. Так и возник кактусовый сад.
