Грегг Гервиц - Обвинение в убийстве
Тим стоял, не шевелясь, приставив пистолет к голове Кинделла, и был похож на фигурку стрелка, вырезанную из стали. Через несколько секунд «Беретта» начала подрагивать в его руке, глаза заволокло влажной пеленой, и он судорожно вздохнул. Неожиданно для самого себя Тим понял, что не станет убивать Кинделла. Его мысли, потеряв направление, вновь вернулись к дочери, и его вдруг охватила такая всепоглощающая, такая оглушительная печаль, что, казалось, сердце не сможет ее вместить. Печаль явилась неведомо откуда, яростная и сильная; он никогда в жизни еще не сталкивался ни с чем подобным. Он опустил пистолет, согнулся, упершись кулаками в бедра, стал ждать, пока она хоть немного утихнет.
Потом понял, что все еще дышит, и спросил:
– Ты был один?
Кинделл качнул головой: вверх, вниз, вверх.
– Ты просто решил… решил убить ее?
Кинделл нервно моргнул и скованными наручниками кистями закрыл лицо – жест, сильно походивший на движение белки, умывающейся передними лапками.
– Я не должен был ее убивать.
Тим резко выпрямился.
– Что значит «не должен был»?
Молчание.
– С тобой был кто-то еще?
– Он не… – Кинделл замолчал, прикрыв глаза.
– Кто это он? Он не что? Тебе кто-то помог убить мою девочку?
Голос Тима дрожал от ярости и отчаяния:
– Отвечай, черт возьми. Отвечай!
Кинделл не реагировал на вопросы Тима. С закрытыми глазами он был похож на мертвеца.
Дверь с грохотом распахнулась, и поток света выплеснулся на заросшую сорняками землю. Тим толкнул Кинделла в спину, и тот вылетел из гаража. Его руки теперь были скованы наручниками за спиной. Тим быстро нагнал его, дернул цепь, соединявшую наручники, и натянул ее так, что руки Кинделла скрестились. Тот сморщился от боли, но не вскрикнул.
Медведь и остальные молча смотрели на них. Когда Тим подошел совсем близко, Кинделл споткнулся и упал, сильно ударившись о землю. Он издал какой-то лающий звук и скорчился, пытаясь подняться:
– Скотина. Сволочь поганая.
– Придержи язык, – сказал Тим. – Сейчас я твой самый лучший друг.
Медведь со свистом выдохнул воздух и раздул щеки.
– Можно тебя на минутку? – спросил Фаулер с непроницаемым выражением лица.
Тим кивнул и отошел от Медведя и Мака на несколько шагов.
– Он же ублюдок, – прошипел Фаулер.
– Я с этим не спорю.
Фаулер сплюнул прямо в траву.
– Ты что, позволишь таким выродкам спокойно разгуливать по нашему городу?
Тим смотрел ему в глаза до тех пор, пока Фаулер не отвернулся.
– Какого черта, Рэкли? Мы пытались тебе помочь.
Гутьерес большим и указательным пальцами пригладил усы.
– Этот парень убил твою дочь. Неужели ты не хочешь отомстить?
– Я не суд присяжных.
– Бьюсь об заклад, Дрей бы с тобой не согласилась.
– Наверное, ты прав.
– Присяжных можно купить, – сказал Фаулер. – Я не доверяю судам.
– Тогда переезжай в Сьерра-Леоне.
– Послушай, Рэкли…
– Нет, это ты послушай. Здесь идет расследование, которому ты, черт тебя дери, мог запросто помешать своим дурацким желанием со всем разобраться без шума и пыли.
Харрисон пробормотал:
– Но ведь все ясно как Божий день. Никаких сомнений быть не может.
– Он был не один.
Гутьерес процедил сквозь сжатые зубы:
– Это еще что за черт?
– Здесь замешан кто-то еще.
– Он нам ничего не сказал.
– Ну, значит, вы исчерпали запас своих детективных штучек.
Медведь подошел к ним, оставив Кинделла с Маком. Его ботинки еле слышно поскрипывали. Он встал рядом с Тимом, бросив хмурый взгляд на остальных.
– Все в порядке?
– Твой друг пытается запутать дело, в котором нет ничего сложного. – Гутерес взглянул на Тима. – Он слишком эмоционален.
– Откуда ты знаешь, что в деле замешан кто-то еще? – Гутьерес кивнул на Кинделла, все еще лежавшего ничком на земле. – Что он тебе сказал?
– Ничего определенного.
– Ничего определенного, – повторил Харрисон. – Интуиция, да?
Голос Медведя прозвучал так низко, что Тим почувствовал, как он отдается у него в костях:
– Лучше бы ты попридержал свой поганый язык после всего, что ему сегодня пришлось пережить.
Ухмылка мгновенно исчезла с лица Харрисона.
– Мы не убиваем людей без суда. – Тим оглядел троих мужчин. – Вызывайте экспертов. Начинайте расследование. Собирайте улики.
Фаулер качал головой:
– Это просто бред какой-то. Кинделл слышал, о чем мы говорим, и выдумал эту историю.
Гутьерес примирительно махнул рукой:
– Хорошо. Будем действовать по обычной схеме.
– Тебя здесь не было, – сказал Харрисон. – Мы будем придерживаться этой версии событий, что бы ни случилось.
Медведь кашлянул, показывая, как все это ему противно. Они пошли обратно к машинам. Воздух был таким холодным, что изо рта шел пар.
– Тебе повезло, сволочь, в рубашке родился, – сказал Гутьерес Кинделлу, когда тот поднялся на ноги. Затем резко ткнул его в плечо: – Слышишь меня? Я сказал, тебе повезло, сволочь.
– Оставь меня в покое.
Медведь обошел свой грузовик, вскарабкался на водительское место и включил зажигание.
Мак прочистил горло:
– Тим, мне так жаль. Передай Дрей мои соболезнования. Мне действительно жаль.
– Спасибо, Мак. Передам.
Он забрался в грузовик, и они уехали, оставив позади четырех детективов и Кинделла; их силуэты высветились в феерических синих вспышках, а потом погрузились в темноту.
3
Медведь прижался к обочине, и Тим уже было хотел выйти из машины, но тот сжал его плечо.
– Я должен был остановить тебя. Должен был вмешаться. Ты был не в том состоянии, когда можно принимать решения.
Он стиснул руками руль.
– Тебе не в чем себя винить, – сказал Тим.
– Я обязан был сделать хоть что-нибудь, а не стоять столбом в то время, как мой напарник убивает какого-то негодяя, пылая справедливым гневом. Ты судебный исполнитель, а не какой-то безмозглый районный полицейский.
– Ребята просто погорячились.
Медведь изо всех сил стукнул ладонями по рулю – редкое для него проявление агрессии…
– Тупые мерзавцы. – Его щеки были мокрыми от слез. – Тупые, тупые мерзавцы. Они не должны были тебя в это втягивать. Они не должны были ставить расследование под угрозу. Неизвестно, что эти идиоты натворили до того, как мы туда приехали, пока охраняли место преступления. Они не искали сообщников, не пытались восстановить картину происшедшего и найти улики. Вряд ли они пытались расставить точки над «i», чтобы прокуратуре легче было выстраивать обвинение. Вряд ли вообще готовились к судебному разбирательству.
– Теперь им придется делать все по закону, после того как мы там побывали.
– Прекрасно. Мало того, что успешное завершение дела накрепко связано с их профессионализмом – или полным его отсутствием, так теперь еще и мы от этого зависим.
Медведь встряхнулся, как собака, только что выбравшаяся из воды:
– Извини. Прости меня. У тебя хватает забот.
Тим выдавил из себя слабую улыбку:
– Пойду-ка посмотрю, как там моя тупая жена, которая служит в местной полиции.
– Черт, я не это имел в виду.
Тим рассмеялся, и через пару секунд Медведь последовал его примеру, хотя оба вытирали слезы, выступившие на глазах от невыносимой боли.
– Хочешь, я… Можно мне войти?
– Нет. Не сейчас.
Машина Медведя все еще стояла у обочины, когда Тим закрыл за собой парадную дверь. Дом был темным и пустым. Тим оставил Дрей с двумя подругами, но когда жена бывала чем-нибудь расстроена, она всегда предпочитала одиночество.
Он прошел через маленькую гостиную в кухню. Все то время, что они прожили в этом доме, Тим неустанно трудился, пытаясь усовершенствовать его внутреннее пространство. Он заменил паркетом ковровое покрытие в коридорах и спальне, снял хрустальные люстры и сделал встроенные в потолок светильники, от которых исходил приятный мягкий свет.
На столе стоял именинный торт Джинни – неразрезанный, с покрытой глазурью верхушкой. Дрей настояла на том, чтобы самой испечь торт, хотя почти не умела готовить. Торт вышел неровным, кривобоким, и видно было, что глазурь наносили несколько раз в тщетных попытках поправить дело. Джуди Хартли – ближайшая соседка, дети которой уже выросли и только что покинули родительский кров, предложила Дрей помочь с тортом, но та отказалась. Она взяла на работе отгул, как делала каждый год в день рождения Джинни, и полная решимости и упорства корпела над кулинарными книгами, которые одолжила у соседей, вынимала из духовки торт за тортом, пока не получился такой, который она сочла приемлемым.
Дрей на кухне не оказалось, хотя дверца шкафа, где хранилось спиртное, была открыта. В шкафу не хватало коллекционной бутылки водки.
