Уильям Айриш - Убийца поневоле
Когда я излагал версию случившегося вслух, и не кому-нибудь, а детективу, мне самому она показалась малоубедительной. Бойн отнесся к моему сообщению явно с сомнением:
— Да, но…
Но все-таки принял его к сведению. Я даже не стал сообщать ему какие-либо подробности и объяснять, на чем базируются мои подозрения, потому что он знал меня многие годы и не сомневался в моей надежности. Мне не хотелось, чтобы в мою комнату сбежалась целая свора сыщиков и копов, которые станут по очереди вести наблюдение из моего окна, да еще в такую жаркую погоду. Пусть заходят туда с фасада.
— Ладно, мы посмотрим, что там, — пообещал он. — Я потом сообщу вам.
Я положил трубку и снова сел наблюдать, предвидя дальнейшее развитие событий. Я мог наблюдать за квартирой, да и то только с тыльной стороны, а не с фасада. Мне не будет видно, как Бойн приступит к работе. Я смогу увидеть только результаты, и то если они будут.
За несколько часов ничего не случилось. Работа полиции проходила незаметно, как это и должно быть. По-прежнему в окнах четвертого этажа виднелась одинокая фигура мужчины, и, судя по всему, его никто пока не потревожил. Он не покидал квартиру и беспокойно бродил из комнаты в комнату, не задерживаясь подолгу на одном месте. Однажды я даже увидел, как он ест — на этот раз сидя, потом он побрился и даже попытался читать газету, но долго не выдержал.
Маленькие невидимые колесики крутились вокруг мужчины. Пока маленькие и не сулящие опасности. Если бы он знал, что над ним сгущаются тучи, подумал я, стал бы он оставаться в квартире или попытался бы поскорее скрыться? Но видимо, чувство вины его не особенно тяготило, что же касается улик, то он был абсолютно уверен, что всех перехитрил. Я же был абсолютно убежден в его виновности, иначе не стал бы звонить в полицию.
В три часа пополудни у меня зазвонил телефон. Звонил Бойн.
— Джеффрис? Ну, я не знаю. Можете сообщить мне какие-то наводки?
— Зачем? — возразил я. — Почему я должен это делать?
— Я послал своего человека опросить людей. Вот только что получил его рапорт. Смотритель дома и несколько соседей в один голос заявляют, что она уехала в деревню, чтобы поправить здоровье, вчера рано утром.
— Минуточку. Видел ли кто-нибудь, по свидетельству вашего человека, ее отъезд?
— Нет.
— Значит, все сведения, которыми вы располагаете, получены из вторых рук и никем не подтверждены. Ни одного очевидца.
— Его видели, когда он возвращался со станции после того, как посадил ее на поезд.
— Но это тоже ничем не подтвержденное заявление, как и все прочие.
— Я послал человека на станцию, который должен встретиться с билетным кассиром. Ведь если подозреваемый вами человек покупал билет на ранний поезд, кассир непременно должен был его заметить. Словом, мы ведем за ним наблюдение и, разумеется, фиксируем все его передвижения. При первой же возможности мы заскочим к нему и обыщем квартиру.
У меня было такое чувство, что они там ничего не найдут.
— Не ожидайте от меня более подробной информации. Я сообщил вам все, что мог. Имя, адрес и мои подозрения.
— Да, я до сих пор высоко ценил ваше мнение, Джефф…
— А теперь уже не цените, так, что ли?
— Вовсе нет. Но, судя по всему, ваши подозрения не имеют под собой почвы.
— Но ведь ваше расследование не продвинулось ни на шаг.
Он закончил разговор своей излюбленной фразой:
— Ну ладно, посмотрим, что там. Позже дам вам знать.
Минул еще час или около того, день клонился к закату. Мужчина собрался куда-то идти. Он надел шляпу, пошарил в карманах и с минуту стоял, по-видимому подсчитывая мелочь. Я ощутил смутное чувство возбуждения, зная, что сыщики явятся в квартиру через минуту после его ухода. Я со злорадством наблюдал, как он внимательно огляделся по сторонам перед тем, как уйти. Если тебе есть что прятать, братец, подумал я, сейчас самое время сделать это.
Он ушел. Наступил захватывающий дух момент. Даже если бы поблизости случился пожар, он не заставил бы меня отвести взгляд от этих окон. Вдруг дверь, через которую он только что вышел, тихо открылась, и один за другим вошли двое. Они закрыли за собой дверь и приступили к делу. Один направился в спальню, другой остался в кухне, и они начали прочесывать квартиру. Работали они очень тщательно. Потом вместе обыскивали гостиную.
Они уже были близки к завершению обыска, когда что-то насторожило их. Я видел, как они вдруг выпрямились и в замешательстве смотрели с минуту друг на друга. По-видимому, их коллега, осуществлявший внешнее наблюдение, предупредил их о возвращении хозяина, и они быстро ретировались.
Я не был особенно разочарован, потому что не исключал такую возможность. Я интуитивно чувствовал, что они никаких улик в квартире не обнаружат. Ведь сундука в ней не было.
Он вернулся с огромным пакетом. Я внимательно наблюдал за ним, стараясь понять, догадается ли он, что в его отсутствие кто-то побывал в его квартире. Судя по всему, он не догадывался. Те двое действовали профессионально.
Остаток вечера он провел дома. Просто сидел у окна со спокойным, невозмутимым видом и время от времени выпивал бокал-другой. По-видимому, он считал, что все в полном порядке, напряжение спало — ведь сундука уже не было в доме.
Наблюдая за ним допоздна, я задавался вопросом: почему он продолжает здесь оставаться? Если я прав относительно совершенного им преступления, а я, безусловно, прав, зачем он подвергает себя риску быть разоблаченным? И приходил к единственно возможному выводу: он не знал, что кто-то следит за ним. Он не думал, что ему надо спешить. Уйти сразу же после совершенного преступления ему казалось куда опаснее, нежели задержаться здесь на некоторое время.
Вечер казался бесконечным. Я сидел, ожидая звонка Бойна. Он последовал позже, чем я предполагал. Я поднял телефонную трубку в темноте. Мужчина тем временем готовился лечь спать. Он выключил свет в кухне, где сидел до этого, перешел в гостиную и зажег там свет. Слушая Бойна, я наблюдал за мужчиной, который в этот момент снимал рубашку.
— Хэлло, Джефф? Слушайте, абсолютно ничего. Мы обыскали квартиру, пока его не было…
Я чуть было не выпалил: «Знаю, я наблюдал за этим», но вовремя удержался.
— …и — ничего. Но… — Он сделал эффектную паузу, словно собирался сообщить что-то важное. Я с нетерпением ждал, и он с видимым удовольствием продолжил: — Внизу, в почтовом ящике, мы обнаружили адресованную ему открытку. Мы выудили ее через щель с помощью изогнутой булавки, и…
— И?..
— И она оказалась от его жены, отправлена только вчера, из какой-то сельской местности. Вот что в ней говорится: «Добралась благополучно. Чувствую себя уже немного лучше. С любовью, Анна».
Спокойным, но твердым голосом я вопросил:
— Говорите, отправлена только вчера? Как вы можете это доказать? Какая дата стоит на открытке?
Он недовольно фыркнул в телефонную трубку:
— Почтовый штемпель неразборчив. Видимо, размыт водой, попавшей на открытку.
— Совсем ничего нельзя прочитать?
— Год, месяц и время отправки открытки трудно прочитать. Ясно только, что отправлена открытка в августе в 7.30.
На сей раз разгневанно фыркнул я:
— Август, 7.30 вечера — 1937-й, или 1939-й, или 1942 год? У вас нет никаких доказательств, как открытка попала в почтовый ящик, попала ли она туда из сумки почтальона или с письменного стола мужа женщины.
— Да бросьте вы, Джефф, — сказал он. — Это уж слишком.
Я не знал, что ему ответить. Не мог же я признаться, что мне удалось кое-что подсмотреть в окна гостиной той самой квартиры. Может быть, недостаточно много. Но эта почтовая открытка просто потрясла меня. Я же неотрывно следил за злополучной квартирой… Свет погас, как только он снял рубашку. Но спальня не была освещена. Вспышки спичек были видны в гостиной, судя по всему, он либо лежал на софе, либо сидел в кресле. При двух свободных кроватях в спальне. Он не входил туда.
— Бойн, — сказал я безразличным тоном, — меня не беспокоит эта почтовая открытка, присланная из потустороннего мира. Важно другое: этот человек что-то сотворил со своей женой! Поинтересуйтесь сундуком, который он отправил. Откройте его, когда найдете, и я думаю, что вы обнаружите в нем его жену!
Я бросил трубку, не дожидаясь реакции на мои слова и, таким образом, не узнав, что он собирается предпринять дальше. Он не перезвонил мне, поэтому я подумал, что в конце концов он примет во внимание мои слова, несмотря на свой скептицизм.
Я оставался у окна всю ночь, словно часовой, стерегущий смертника. Я заметил после первой еще две вспышки спичек с получасовым интервалом. Потом, наверное, он уснул. А может быть, и нет. Мне и самому неплохо было бы поспать, и я поддался искушению при первых лучах утреннего солнца. Если этот тип и собирался что-то предпринять, то должен был воспользоваться покровом ночи. Да и что он мог предпринять? Да ничего, просто затаиться и ждать, когда минует опасность.
