Уильям Айриш - Убийца поневоле
Но он не сделал этого. Он оделся, пошел в кухню и принялся там с жадностью что-то есть, хватая пищу руками и даже не присев. Потом он вдруг, оставив еду, пошел куда-то, по-видимому, кто-то звонил в дверь.
Все верно, через минуту он появился в сопровождении двух мужчин в кожаных куртках. Люди из службы перевозок. Я видел, как он тщательно следил за тем, как эти двое прибывших мужчин тащили дорожный сундук. Но он не просто стоял рядом и смотрел — он буквально висел над ними, переходил с одной стороны на другую, следя за тем, чтобы сундук несли со всевозможной осторожностью.
Вскоре он вернулся один, и я видел, как он стер пот со лба, словно всю работу проделал сам, а не те двое.
Так, значит, он заранее отправил ее вещи туда, куда предстоит ехать. Только и всего.
Он снова достал бутылку из кухонного шкафа. Выпил еще раз. И еще. И еще. И тут я сказал себе: здесь что-то не так. Сундук был упакован еще с вечера. Сейчас от него не требовалось каких-либо физических усилий. Все сделали рабочие из службы перевозок. Так почему же он так вспотел?
Вот теперь, по прошествии столь длительного времени, он наконец зашел к жене. Я видел, как он направился через гостиную в спальню. Тут же была отодвинута занавеска, скрывавшая окно все это время. Он быстро огляделся по сторонам, держался спокойно и уверенно, это было совершенно очевидно для меня. Его взгляд не был обращен в какую-то определенную сторону, как бывает в том случае, когда в комнате находится кто-то. Человек вел себя так, что мне стало ясно: комната пуста.
Он отступил назад, чуть наклонился и стянул с кровати матрас, а также постельные принадлежности.
Женщины в комнате не было.
Существует такое выражение — «замедленная реакция». Вот теперь я понял, что оно означает. Два дня во мне зрела неясная тревога и смутные подозрения. Я не знаю, как объяснить это, но это ощущение все время подспудно жило в моем сознании. Словно насекомое, которое мечется в поисках места, где ему сесть. Казалось бы, вот-вот мои смутные подозрения перерастут в уверенность, но не хватало какого-то последнего штриха вроде поднятой наконец шторы, которая была опущена слишком долго; было достаточно, чтобы насекомое снова беспомощно взлетело, не давая мне возможности понять, что происходит. Но момент прозрения был все ближе и ближе. И вот по какой-то причине, в долю секунды, как только мужчина сбросил на пол матрас, насекомое с жужжанием опустилось на облюбованное место. И в точке контакта вспыхнула — или взорвалась, назовите как хотите, — твердая уверенность — это убийство.
Другими словами, мое рациональное мышление несвоевременно отреагировало на сигналы, возникающие на уровне интуиции и сознания. Замедленная реакция. А потом в какой-то момент они синхронизировались, и мне стало ясно: он с ней что-то сделал!
Я потрогал повязку у меня на ноге. Она была слишком тугая, и хорошо было бы ее немного ослабить. Я твердо сказал себе: «Теперь подожди, наберись терпения, не спеши. Ты же ничего не видел. Ты ничего не знаешь. У тебя только одна улика: ты не видел женщину последние два дня».
Сэм стоял и смотрел на меня с укоризной, потом изрек:
— Вы не притронулись к еде. И лицо у вас белое как простыня.
Так, наверное, оно и было. Я испытывал такую щемящую боль, при которой кровь непроизвольно отливает от лица. Мне важно было избавиться от этого чувства, чтобы обрести способность спокойно размышлять, и я сказал:
— Сэм, вы знаете номер вон того дома, там, внизу? Только не высовывайте голову из окна и не глазейте на него.
— Наверно, он на Бенедикт-авеню, — ответил тот, почесав затылок.
— Это я и сам знаю. Быстро сходите на улицу и сообщите мне точный номер этого дома, ясно?
— А зачем вам это надо? — поинтересовался Сэм, уже готовый идти выполнять мое поручение.
— Не ваше дело, — ответил я с доброжелательной твердостью, что считал совершенно достаточным в подобных случаях. Я окликнул его, когда он уже закрывал за собой двери: — И когда будете там, загляните в подъезд, может быть, на почтовом ящике квартиры, что находится на четвертом этаже задней части здания, значится фамилия ее владельца. Только не перепутайте. И постарайтесь, чтобы никто не видел вас за этим занятием.
Сэм ушел, бормоча себе под нос, что, мол, когда человек ничем не занят и целый день сидит у окна, ему приходят в голову всякие глупости…
Теперь, оставшись один, я мог спокойно и обстоятельно поразмыслить.
Я спросил себя: «На чем же ты строишь такое ужасное предположение? Давай посмотрим, какими фактами ты располагаешь». Явно было нарушено привычное течение жизни в квартире напротив моего окна.
1. Всю первую ночь во всех комнатах, кроме спальни, горел свет.
2. Вечером второго дня он пришел позже обычного.
3. Он не снял шляпу.
4. Она не вышла его встретить — я не видел ее с вечера, предшествовавшего той ночи, когда все время горел свет.
5. Он выпил, когда кончил укладывал ее сундук. И он трижды прикладывался к бутылке, как только сундук увезли.
6. Он был внутренне напряжен и возбужден и при этом настороженно оглядывал окна домов, выходящие во внутренний двор.
7. Он спал в гостиной и даже не заглянул к больной жене в спальню ни разу за всю ночь, предшествующую отправке сундука.
Очень хорошо. Если в ту, первую ночь он уже отправил больную жену куда-то на лечение, тогда автоматически снимаются первые четыре пункта, а пункты 5 и 6 выглядят несущественными и безобидными. Но когда мы доходим до пункта 7, то невольно возвращаемся к пункту 1.
Если ей стало плохо в ту первую ночь и ее увезли в больницу, то почему последнюю ночь он не провел в спальне? Сентиментальность? Едва ли. Две прекрасные кровати в спальне и только софа или неудобное кресло в гостиной. Почему он ночевал в гостиной, если ее отправили в больницу? Из чувства тоски и одиночества? Взрослому мужчине такое несвойственно. Тогда выходит, она все еще находилась в спальне.
Тем временем вернулся Сэм и доложил:
— Это дом номер 525 по Бенедикт-авеню. Квартиру на четвертом этаже занимают мистер и миссис Ларс Торвальд.
Я махнул рукой, давая понять, что Сэм свободен.
— Дает поручение, а потом даже выслушать не желает, — проворчал Сэм и удалился.
Я продолжал размышлять. Но если женщина находилась в последнюю ночь в спальне, то она не могла уехать на следующий день, потому что я не видел ее, как бывало прежде. Разве что она уехала очень рано вчера утром, когда я еще спал. Но в то утро я проснулся раньше обычного и уже сидел некоторое время у окна, когда он поднялся с софы в гостиной.
Значит, она могла уехать только накануне утром. Тогда почему же окно в спальне оставалось занавешенным, а постель неприбранной до сегодняшнего утра? Это свидетельствовало о том, что она не уехала, а находилась там. И вдруг сегодня, сразу после того, как был отправлен сундук, он вошел в спальню, поднял занавески, снял матрас и постельное белье, словно демонстрируя тем самым ее отсутствие. Все развивалось по какой-то безумной спирали.
Нет, здесь что-то явно не так. Все изменилось сразу после того, как был отправлен сундук…
Сундук.
Вот в чем дело.
Я оглянулся на дверь, желая убедиться, что Сэм плотно прикрыл ее за собой. Моя рука застыла на минуту в нерешительности над телефонным аппаратом. Бойн — вот кто может дать мне совет. Он работал в отделе расследования убийств. По крайней мере, работал там, когда я видел его в последний раз. Я не хотел бы накликать на свою голову ораву полицейских. Не хотел бы вмешиваться в это дело больше, чем следует. Я вообще не хотел вмешиваться во что-то, если это возможно.
После двух неудачных попыток мне наконец удалось связаться с Бойном.
— Привет, Бойн! Говорит Хэл Джеффрис.
— Эй, где это вы прятались последние шестьдесят два года? — восторженно ответил тот.
— Мы поговорим об этом после. А сейчас я хочу, чтобы вы записали имя и адрес. Готовы? Ларс Торвальд. Пять двадцать пять, Бенедикт-авеню. Четвертый этаж, квартира в тыльной стороне здания. Записали?
— Четвертый этаж, квартира в тыльной стороне здания. Записал. Ну и что дальше?
— Надо расследовать. У меня твердое убеждение, что раскроете совершенное там убийство, если начнете копать. Мне известно немногое. В квартире жили муж и жена. А теперь остался только мужчина. Сегодня рано утром из квартиры был отправлен дорожный сундук. Если вам удастся отыскать кого-то, кто видел, как она уезжала!..
Когда я излагал версию случившегося вслух, и не кому-нибудь, а детективу, мне самому она показалась малоубедительной. Бойн отнесся к моему сообщению явно с сомнением:
— Да, но…
Но все-таки принял его к сведению. Я даже не стал сообщать ему какие-либо подробности и объяснять, на чем базируются мои подозрения, потому что он знал меня многие годы и не сомневался в моей надежности. Мне не хотелось, чтобы в мою комнату сбежалась целая свора сыщиков и копов, которые станут по очереди вести наблюдение из моего окна, да еще в такую жаркую погоду. Пусть заходят туда с фасада.
