Стивен Хантер - Я, Потрошитель
– Хорн, не так ли?
– Да, сэр.
– Что ж, мистер Хорн, – произнесла могучая фигура, просверлив меня насквозь своим обжигающим взглядом, – вы пропустили дефис в фамилии де Лион Бэрроуз.
Великан протянул мне листки с моим текстом.
– В фамилии де Лион Бэрроуз нет никакого дефиса, – возразил я, – даже несмотря на то, что все журналисты города его туда ставят. Они – идиоты. А я – нет.
Подумав немного, великан сказал:
– Вы правы. Недавно я встретил этого типа на одном приеме, и он только и делал, что жаловался на этот проклятый дефис.
– Вот видите, мистер О’Коннор, – вставил Массингейл, – он не совершает ошибок.
– Значит, вы очень привередливы насчет фактов, так?
– Я предпочитаю излагать факты правильно, чтобы мои начальники не принимали меня за ирландца, каковым я являюсь по происхождению, но никак не по характеру.
Я всегда стремился подчеркивать, что я протестант, а не католик, что я не тычусь в кормушку ирландского республиканизма и считаю себя англичанином до мозга костей, как по образованию, так и по политическим взглядам.
Это было крайне неуместно, учитывая происхождение О’Коннора, но я никогда не любил притворяться немым в присутствии сильных мира сего. Больше того, я до сих пор такой.
– Значит, вот какие мы дерзкие? Оно и к лучшему, это поможет тебе идти на всех парах тогда, когда другой вздумает отдохнуть… Надеюсь, ты еще и на руку скор?
– Эту записку я настрочил скорописью в трясущемся кэбе, – с гордостью сказал я. – Оставалось только ее перепечатать.
– Он прекрасно владеет скорописью, – подтвердил мистер Массингейл. – Наверное, лучше всех здесь.
Скорописи я самостоятельно выучился этим летом, стремясь к самосовершенствованию.
– Итак, Хорн, ты у нас занимаешься довольно легкомысленными делами, не так ли? Изредка рецензия на книгу, по большей части музыкальная критика, в основном вот такие глупости, да?
– В этом мире я чувствую себя уютно.
– Но ты чувствуешь себя уютно и на улице, в пивных, среди «фараонов», воров и проституток? Ты ведь не неженка, который грохнется в обморок за дверью гостиной знатной дамы?
– Я учился боксу у Нэда Корригана и могу прямым ударом левой снести сарай; при этом, как видите, нос у меня еще не сломан, – сказал я, для пущего эффекта добавив в голос немного ирландского акцента.
Это была правда: все ирландские мальчишки с ранних лет учатся постоять за себя, иначе им до конца своих дней приходится оставаться среди девчонок.
– Замечательно. Ну хорошо, «Хорн», каким бы ни было твое настоящее имя, я приперт к стенке. Моя криминальная звезда, этот чертов Гарри Дэм на всю неделю умотал со своей бабенкой на море, а нам только что позвонил наш человек из Скотланд-Ярда с новостями о смачном убийстве в Уайтчепеле. Кто-то замочил проститутку, тесаком мясника, не меньше. Я чую кровь английской шлюхи, чую всем своим нутром. Поэтому я хочу, чтобы ты взял кэб, отправился на место до того, как заберут тело, взглянул на него, выяснил, кто эта несчастная девочка, и дал мне знать, действительно ли с нею поработал мясник, как говорит наш парень. Узнай, что скажут «фараоны». Простых «бобби» разговорить легко, а вот следователи будут корчить из себя неприступных. Запиши все своей скорописью, возвращайся назад и выдай материал. Тебе поможет Генри Брайт, наш редактор отдела новостей. Ну как, справишься?
– По-моему, ничего жутко сложного тут быть не должно.
***Кэб доставил меня на место примерно без четверти пять утра, и я сообщил извозчику, что он получит полфунта, если подождет меня, поскольку у меня не было ни малейшего желания искать другой кэб в эту несусветную рань в районе, славящемся своими грабителями и проститутками. Голова у меня слишком деликатная, чтобы вынести удары какого-нибудь русского верзилы-матроса.
Бакс-роу оказался своеобразным ответвлением от Уайт-роу, более широкой и лучше освещенной улицы, однако прямо перед путепроводом через железнодорожную ветку к станции Уайтчепел она разделяется на Бакс-роу и Уинтроп-стрит, узкие темные переулки. Я сразу же увидел в глубине Бакс-роу столпившихся «фараонов». Сам переулок представлял собой ничем не примечательную полосу брусчатки, вдоль которой тянулись кирпичные стены складских зданий, унылые убогие жилые дома, ворота, закрывающие дорогу во дворы, где при свете дня подводы загружаются тем или иным товаром – я не мог даже предположить, каким именно. Шириной Бакс-роу был всего футов двадцать.
Небольшая толпа – десять-двадцать зевак в черных шляпах и бесформенных сюртуках, евреи, моряки, один-два мастеровых, быть может, пара немцев – окружала скопление полицейских, и я, поскольку осторожность всегда была чужда моей природе, решительно направился вперед. Протиснувшись сквозь толпу, я уперся в констебля, который поднял здоровенную ручищу, останавливая мое продвижение.
– Так, парень, не лезь! Тебе здесь делать нечего.
– Пресса! – беззаботно объявил я. – Хорн, газета «Стар».
– «Стар»? С каких это пор такая респектабельная газета стала интересоваться мертвыми проститутками?
– До нас дошло, что здесь произошло что-то весьма любопытное. Ну же, констебль, если можете, пропустите меня…
– Я слышу в голосе ирландский акцент. Я мог бы отправить тебя за решетку по подозрению в том, что ты полон виски.
– Раз уж об этом зашла речь, я спиртного в рот не беру. Позвольте мне поговорить с инспектором.
– И какой же инспектор тебе нужен?
– Любой.
– Ты хочешь поговорить с инспектором, дружок? – рассмеялся констебль. – Удачи тебе… Ну хорошо, проходи к тем писакам.
Мне следовало бы громко возмутиться тем, что меня приравняли к этим неприкаянным гиенам, которые сбегаются на каждое преступление, совершенное в Лондоне, а затем продают свою писанину разным газетам, однако я сдержался. Протиснувшись мимо констебля, присоединился к скопищу мужчин непривлекательного вида, оттесненных в сторону, но все-таки находившихся к месту действия ближе, чем простые зеваки.
– Итак, братва, что мы здесь имеем? – спросил я.
Раздосадованные появлением еще одного конкурента, они хмуро оглядели меня с ног до головы, отметили мой коричневый твидовый костюм, мягкую фетровую шляпу с широкими полями и лакированные штиблеты – и мгновенно решили, что я им не нравлюсь.
– Ты не нашего поля ягода, господин хороший, – наконец сказал один из них. – У тебя такой навороченный вид, почему бы тебе не попробовать поговорить с инспектором?
Для этой своры встреча с инспектором являлась недостижимой мечтой, чем-то сродни папской аудиенции.
– Для его светлости это слишком низко, – ответил я. – К тому же простые полицейские видят больше и больше знают.
Вероятно, мой треп пришелся этим людям по душе. Я всегда был одарен остроумием, а в плохой обстановке хорошая голова, позволяющая быстро ответить метким словцом, бывает крайне полезна.
– Ты все узнаешь тогда, когда узнаем мы, лорд Ирландец из лучшего дублинского борделя.
– Больше всех мне в этом заведении нравится Салли О’Хара, – ответил я, вызвав всеобщий смех, хотя мне ни разу в жизни не доводилось ходить по борделям.
– Ладно, кореш, я продам тебе свои заметки, – наконец сказал один тип.
Он был из Центрального агентства новостей, службы, занимающейся поставкой информации во второ- и третьесортные издания, не имеющие достаточного штата собственных корреспондентов.
– Ишь чего вздумал, болван! Мне не нужны твои заметки, мне нужна только информация. Я сам прекрасно умею писать.
Поторговавшись немного, мы в конце концов сошлись на нескольких шиллингах, что, вероятно, было больше, чем он смог бы получить от «Лондонского сплетника».
– Лет сорок, проститутка, ни имени, ни документов; ее обнаружил рабочий по имени Чарли Кросс, К-Р-О-С-С, живущий чуть дальше по этому же переулку, в три сорок, лежащей там, где ты можешь ее видеть.
И я ее увидел. Она лежала на земле, крохотный мертвый комочек, накрытая каким-то покрывалом, а вокруг констебли и следователи в свете не слишком уж эффективных газовых фонарей искали «улики» – или воображали, что ищут их.
– Полиция разослала людей оповестить жителей здешнего прихода, чтобы те опознали несчастную, но пока что никаких результатов.
– Ее здорово порезали, да?
– Так говорит первый констебль.
– А почему крови так мало?
И это действительно было так. Я ожидал увидеть повсюду разлившиеся лужи, багрово-красные в свете фонарей. Мелодраматическое воображение!
– Мое предположение – все впиталось в ее одежду. Этот кринолин впитывает все жидкое – кровь, сперму, пиво, вино, блевотину…
– Достаточно, – остановил его я. – Что-нибудь еще?
– Теперь ты знаешь все, что известно нам.
– Замечательно. «Фараоны» пустят нас взглянуть на тело?
– Посмотрим.
Я постоял с собратьями по ремеслу еще несколько минут. Наконец подкатила двуколка из морга и двое полицейских склонились к женщине, чтобы ее поднять. Ее – теперь, строго говоря, это уже было не «она», а «оно» – отвезут в морг на Олд-Монтегю-стрит, совсем неподалеку.
