Джон Гришэм - Признание
— А ты веришь в Бога?
— Послушайте, пастор, я мало что знаю о Боге, Иисусе, спасении и всем прочем. В тюрьме об этом часто говорят. За решеткой многие начинают читать Библию. Наверняка есть такие, кто воспринимает ее всерьез, тем более что это учитывается при решении об условно-досрочном освобождении. Но я к таким не отношусь.
— А ты готов к смерти, Тревис?
Пауза.
— Послушайте, пастор, мне сорок четыре года, и вся моя жизнь была катастрофой. Я устал жить в тюрьме. Я устал жить с чувством вины за то, что сделал. Устал слышать жалобные голоса тех, кому я причинил боль. Устал от всякого дерьма, пастор, прошу извинить за выражение. Я устал быть отребьем, живущим на задворках общества. Меня от всего этого тошнит! Я даже рад, что у меня опухоль, понимаете? В это трудно поверить, но когда она не раскалывает череп, я радуюсь, что она есть. Потому что это — конец! Мои дни сочтены, но я не переживаю. Больше я никого не обижу. Никто не станет по мне скучать, пастор. Не будь у меня опухоли, я бы запил горсть таблеток бутылкой водки и больше не просыпался. Может, я так и поступлю.
На этом проникновенная беседа о вере завершилась. Минут через десять Кит поинтересовался:
— О чем ты хочешь поговорить, Тревис?
— Ни о чем. Мне хочется просто сидеть, смотреть на дорогу и ни о чем не думать.
— Я не против. Ты голоден?
— Нет, спасибо.
Робби выехал из дома в пять утра и направился на работу кружным путем. Он опустил окно и ощутил запах дыма. Пожар уже давно потушили, но запах обуглившегося дерева висел над городом плотным облаком. Ветра не было. В центре города полицейские с озабоченным видом перекрывали улицы и заворачивали машины в объезд от Первой баптистской церкви. Робби удалось увидеть еще дымящиеся развалины и сверкающие огни мигалок пожарных машин и автомобилей техпомощи. Он проехал боковыми улочками, припарковался у старого здания вокзала — в воздухе по-прежнему висел сильный запах гари. Когда горожане проснутся и почувствуют подозрительный запах, то сразу заподозрят неладное и зададутся вопросом: что дальше?
Подтягивались сотрудники, так и не сомкнувшие глаз и с тревогой ожидавшие дальнейшего развития событий. Все собрались в конференц-зале вокруг длинного стола с остатками вчерашней трапезы. Карлос убирал пустые бутылки и коробки из-под пиццы, а Сэмми варила кофе и разогревала рогалики. Робби, стараясь внушить коллегам оптимизм, дал им послушать разговор с Фредом Прайором о сделанной тайком записи в стриптиз-клубе. Сам Прайор пока не приехал.
Зазвонил телефон, но никто не хотел брать трубку. Секретарша еще не пришла.
— Может, отключить его к черту? — рявкнул Робби, и телефон замолчал.
Аарон Рей обходил все помещения, заглядывая в окна. Телевизор работал без звука.
В конференц-зал вошла Бонни и сказала, обращаясь к шефу:
— Робби, я проверила телефонные звонки за последние шесть часов. Ничего особенного. Пара угроз расправы и пара идиотов, довольных, что наступил великий день.
— От губернатора не звонили? — спросил Робби.
— Пока нет.
— Почему-то я не удивлен! Вряд ли он спал так же плохо, как мы все.
Киту все-таки выписали штраф за превышение скорости, поэтому он точно знал, что делал без десяти шесть утра в четверг 8 ноября 2007 года. Правда, место зафиксировать не удалось, поскольку никаких поселений поблизости не было. Только пустая и длинная автострада, уходившая на север.
Полицейский прятался в кустах на обочине. Заметив его, Кит бросил взгляд на спидометр и сразу понял, что попался. Он резко сбросил газ и подождал несколько секунд. Увидев приближавшиеся огни мигалки, Бойетт воскликнул:
— Вот, черт!
— Следи за языком! — резко отреагировал Кит, тормозя и заруливая на обочину.
— Это сейчас не самое важное! Что вы ему скажете?
— Признаю свою вину.
— А если он спросит, что мы делаем?
— Мы едем по шоссе, может, слишком разогнались, но у нас все в порядке.
— А я сообщу ему, что нарушил условия досрочного освобождения и что вы помогаете мне сбежать.
— Хватит, Тревис!
Проблема заключалась в том, что Тревис действительно выглядел как сбежавший преступник. Кит остановил машину, вытащил ключ зажигания, поправил пасторский воротничок, чтобы его было хорошо видно, и распорядился:
— Не произноси ни слова, Тревис. Разговаривать буду я.
В ожидании настырного полицейского пастор подумал, что совершил не одно, а целых два правонарушения, и что по какой-то непонятной причине выбрал себе для этого в подельники серийного насильника и убийцу. Взглянув на Тревиса, он попросил:
— Ты не мог бы прикрыть свою татуировку?
Такое затейливое изображение мог оценить и носить с гордостью только человек с психическими отклонениями.
— А вдруг ему нравятся татуировки? — поинтересовался Тревис, даже не пытаясь поправить воротник.
Направив в их сторону луч длинного фонаря, полицейский медленно приближался. Убедившись, что в машине ведут себя спокойно, он неприветливо буркнул:
— Доброе утро.
— Здравствуйте, — ответил Кит, поднимая глаза и протягивая свои права, регистрацию и страховку.
— Вы священник? — Вопрос прозвучал как обвинение. Кит сомневался, что в Южной Оклахоме было много католиков.
— Я — лютеранский священник, — кивнул он с доброй улыбкой. Само олицетворение мира и согласия.
— Лютеранский? — переспросил полицейский, будто это было даже хуже, чем католический.
— Да, сэр.
Полицейский посветил на права.
— Что ж, преподобный Шредер, вы ехали со скоростью восемьдесят пять миль в час.
— Да, сэр. Мне очень жаль.
— Разрешенная скорость на этом участке — семьдесят пять миль. Куда-то очень торопимся?
— Нет. Просто не заметил, как разогнался.
— Куда вы направляетесь?
Киту очень хотелось ответить ему в том же тоне и указать, что это не его дело, но он, быстро взяв себя в руки, сказал:
— В Даллас.
— У меня в Далласе сын, — заявил полицейский, будто это имело какое-то отношение к происходящему. Он вернулся к своей машине и, сев в нее, начал оформлять штраф. Синие огни мигалки разгоняли темноту.
Немного успокоившись, Кит, решив не терять времени, набрал номер Мэтью Бернса. Тот сразу взял трубку. Пастор объяснил ему, где находится и чем занимается, и с трудом убедил, что ему всего лишь выписывают штраф. Они договорились, что вскоре начнут звонить Робби Флэку.
Наконец, полицейский вернулся. Кит подписал протокол, забрал документы, еще раз извинился, и они снова отправились в путь. На Бойетта полицейский не обратил никакого внимания. Они потеряли всего двадцать восемь минут.
Глава 18
В какой-то период заключения Донти точно знал, сколько времени провел в камере блока Полански. Такими подсчетами занималось большинство узников. Но потом он перестал считать по той же самой причине, по которой потерял интерес к чтению, письму, физкультуре, пище, чистке зубов, бритью, душу и общению с другими заключенными. Он мог спать, грезить и ходить в туалет, когда вздумается, а во всем остальном не видел никакого смысла.
— Вот и настал большой день, Донти, — сказал охранник, просовывая поднос с завтраком в щель. — Как ты?
— Нормально, — буркнул Донти. Они разговаривали через узкую прорезь в металлической двери.
Охранника звали Маус, он был невысоким и худым чернокожим, одним из самых приличных в тюрьме. Маус двинулся дальше, оставив Донти тупо разглядывать поднос. Когда через час он вернулся, Донти так и не притронулся к еде.
— Ну же, Донти, надо поесть.
— Я не голоден.
— А как насчет последней трапезы? Ты уже придумал, что хочешь? Заказ надо сделать за несколько часов.
— А что посоветуешь? — спросил Донти.
— Не уверен, что последняя трапеза может понравиться, но говорят, большинство заключенных наедаются от души. Бифштекс, картофель, зубатка, креветки, пицца — все, что угодно.
— Как насчет холодных макарон и вареной кожи, что дают каждый день?
— Как скажешь, Донти. — Маус наклонился пониже и тихо добавил: — Знаешь, Донти, я о тебе думал. Слышишь?
— Спасибо, Маус.
— Я буду по тебе скучать, Донти. Ты хороший парень.
Донти позабавила мысль, что здесь кто-то будет по нему скучать. Он не ответил, и Маус ушел.
Донти присел на край койки и долго смотрел на картонную коробку, которую ему принесли вчера. В нее он аккуратно сложил свое имущество: с десяток книг, которые он так и не прочел за все эти годы, два блокнота, конверты, словарь, Библию, календарь за 2007 год, чехол на молнии, в котором хранил деньги — 18 долларов 40 центов, две банки сардин и упаковку соленых крекеров из столовой, а также радиоприемник, который ловил только христианскую станцию из Ливингстона и местный канал из Хантсвилля. Взяв блокнот и карандаш, Донти занялся подсчетами. На это потребовалось время, но в конце он вышел на цифры, судя по всему, верные.
