Джастин Скотт - Месть
— Второй, к какому решению вы пришли?
Стюарды уже убрали со стола посуду. Разговор за обедом, как правило, редко касался корабельных дел, и поэтому офицеры обменялись вопросительными взглядами и сели обратно на свои места, чтобы услышать ответ второго офицера. Тот вытер рот, отхлебнул воду из хрустального бокала и подробно описал вычисленный им новый курс «Левиафана».
— Хорошая работа, — искренне сказал Огилви. — Очень остроумно.
— Спасибо, сэр.
Капитан предложил незначительную поправку к маршруту, но второй офицер понимал, что Старик доволен. Теперь он с нетерпением ждал кофе и хорошего, крепкого бренди.
— Мы отклоняемся от курса? — спросил главный инженер. Он был новичком в этом плавании, временно заменяя постоянного главного инженера.
— Вот именно, — ответил Огилви с надменной улыбкой.
— Зачем? — храбро спросил новичок, и второй офицер решил, что сейчас последует взрыв.
Хотя главный инженер получал жалованье, равное капитанскому, и в иерархии компании занимал равное с ним положение, Огилви не терпел, когда за обеденным столом бросали вызов его главенству.
Старику нравились молодые офицеры, которые оказывали ему уважение в духе старых времен. Постоянные офицеры «Левиафана», довольные своим высоким положением, старались не раздражать Огилви. Второй офицер знал, что он слишком молод для своего поста и занимает его только благодаря Огилви, который заметил офицера, когда он был еще кадетом в «Пи энд Оу».
Новому главному инженеру было уже за сорок лет, и ему пришлось испытать немало унижений, прежде чем электронику стали считать существенной частью корабельного оборудования. Поэтому он ревниво оберегал свою независимость. Услышав его вопрос, Огилви перестал улыбаться.
— По той простой причине, — объяснил капитан, — что человек, замышляющий нападение на «Левиафан», совершит его около выступа западноафриканского побережья, где-нибудь между Канарскими островами и Берегом Слоновой Кости.
Офицеры медленно закивали. Для них было новостью, что капитан Огилви всерьез относится к угрозе, и они тоже прониклись его серьезностью.
Огилви усмехнулся:
— Наш приятель будет немного разочарован. Верно?
Второй офицер засмеялся вместе с ним, первый тоже слегка улыбнулся, но новичок так просто не сдавался.
— Откуда вы знаете, где он собирается напасть?
Огилви нахмурился. Ему явно не нравился этот человек. Второй офицер, побаиваясь капитана и стараясь ни в чем не перечить ему, с готовностью разделил его неприязнь к самоуверенности главного инженера и его неопрятной внешности: волосы взлохмачены, обеденный костюм висит мешком. Главный инженер не делал секрета из того, что ему предлагали хорошую работу на фирме «Декка» и он в любой момент может покинуть службу на море.
Он заявлял, что скучает по жене, и признавался в поразившем его странном недуге. После многих лет, проведенных в море, он внезапно стал страдать от морской болезни. Врачи говорили, что это психосоматическое заболевание. Но несколько дней назад он громко заявил, что не подверженный качке «Левиафан» его вылечил. Инженер говорил, что не прочь остаться на танкере, если не уйдет на «Декку».
На вопрос главного инженера Огилви ответил с ледяной вежливостью:
— Принимая во внимание судоходные характеристики яхты, время, когда Харден покинул Англию, состояние погоды, приливы, течения и ветры у побережья, а также явное намерение Хардена выследить «Левиафан» радаром, я пришел к заключению, что он может напасть только у берегов Западной Африки.
— Почему, капитан?
— Ему не хватит скорости, чтобы догнать нас, — холодно сказал Огилви. — Следовательно, он будет поджидать нас где-то впереди, около судоходной линии, по которой мы должны пройти. Кроме того, эти воды находятся довольно близко к Южной Америке. Вполне логично, что именно туда он попытается бежать.
— Должен сказать, что я в этом сомневаюсь, — заявил главный инженер.
— В самом деле, мистер Умник? — спросил Огилви, багровея. — Раз вы такой мудрый, то, может быть, поведаете нам свое мнение?
— Не знаю, насколько я мудрый, — ответил главный инженер, нахмурив брови при словах «мистер Умник», — но я не думаю, что такой сумасшедший, как Харден, будет заботиться о путях спасения.
— Вы совершенно правы, мудрости в вас немного, — съязвил Огилви и обратился к другим офицерам: — Если бы этот доктор был обыкновенным сумасшедшим, он бы приплыл в Гавр и запустил свою ракету, когда «Левиафан» стоял на причале у нефтяного пирса.
Второй с готовностью кивнул, когда взгляд капитана остановился на нем.
Огилви повторил свою мысль:
— Тот факт, что он не напал в гавани, где у него не было шансов спастись, говорит о том, что он тщательно продумал путь бегства.
— А что, если у него имелась другая причина не атаковать в гавани? — спросил инженер.
— Например?
— Не знаю. Например, это не входило в его планы.
— Если вы что-нибудь придумаете, — сказал капитан, поднимаясь из-за стола, — то можете сообщить нам.
— Но вам придется возвращаться этим же путем назад. Сколько раз «Левиафану» придется избегать этих мест?
— Когда «Левиафан» в следующий раз проплывет здесь, — ответил Огилви, — Харден будет сидеть в тюрьме. Каждый порт от Лас-Пальмаса до Гвинейского залива предупрежден, но я полагаю, что его возьмут в Лагосе. Его туда привезет спутница-нигерийка. Понимаете, у африканцев сильно развито стадное чувство. Они стремятся домой, когда им что-то угрожает. Кофе, джентльмены?
* * *— Ты убиваешь себя, — сказала Ажарату.
Харден сжал потрескавшиеся губы и посмотрел вокруг усталыми глазами. Тропическое море неподвижно лежало под солнцем, белый свет которого рассеивался во влажной духоте, заполняя все небо. Густая жаркая влага обволакивала яхту и стирала линию горизонта. Границы окружающего мира резко приблизились, и Хардену казалось, что он будет вечно плавать по бесконечному пруду.
— Давай я сменю тебя на несколько часов, — предложила Ажарату. — Пойди поспи.
Харден покачал головой. Пока «Лебедь» плыл на юг, еле заметные лучи морщинок вокруг его глаз углубились. Он ответил:
— Ветер меняется, и я хочу этим воспользоваться. Сама иди поспи. Сменишь меня потом.
Ажарату неохотно отправилась вниз. После ее ухода Харден проглотил пригоршню витаминов и большую дозу амфетамина — третью за три дня. К тому времени, когда ветер подул с северо-востока, наркотик уже завладел его сознанием. Прежде чем принять амфетамин, Харден постарался сосредоточиться на своей цели, иначе следующие двенадцать часов он проведет, глядя через густые облака на воображаемую звезду.
Когда ветер задул почти точно в корму, Харден поднял большой стаксель на спинакер-гике напротив генуэзского паруса. Затем вернулся к штурвалу. «Лебедь» помчался вперед, подгоняемый ветром. С такой оснасткой в полосе пассатов можно плыть много дней, даже не прикасаясь к рулю. Но Харден боролся за скорость, и поэтому ему приходилось присматривать за штурвалом и шкотами и держать верный курс.
Через пятнадцать минут ветер слегка ослаб, и Харден потравил стаксель-фалы, чтобы парус мог поймать более слабый ветер. Затем он вернулся к штурвалу и отрегулировал генуэзский парус. Через полчаса ему снова пришлось вернуться на бак и выбрать фалы, потому что ветер усилился. До заката яхта бежала вперед с постоянной скоростью, и он задремал, несмотря на наркотик, пока на носу не раздалось ужасное хлопанье.
Было уже темно, звезды закрыла дымка. Харден поспешил к мачте и обнаружил, что второй стаксель оторвался. Он снова вставил конец гика в кольцо в шкотовом углу паруса, вернулся в кокпит и выбрал шкот. Парус наполнился ветром, потом снова провис. Глаза Хардена привыкли к темноте, и он увидел, что волны, бьющие в левый борт, развернули яхту против ветра. Она вернул судно на курс, снова поправил наветренный стаксель и включил автоматическое управление, чтобы компенсировать действие волн.
Следующие полчаса прошли без происшествий. Затем ветер внезапно резко изменил направление, подув с востока. Он нагнал зыбь, идущую наперерез волнам, поднятым северо-восточным ветром, и яхту то и дело окатывали брызги. Отросшая за две недели борода Хардена вымокла от морской воды. Он закутался в штормовку и задремал у штурвала.
Неожиданно он проснулся. «Лебедь» едва тащился вперед. Харден взглянул на часы. Четыре ночи. Яхту окутывала непроглядная тьма, а ветер снова дул с северо-востока. Каждая частица его тела хотела спать, но он знал, что сперва нужно поставить второй стаксель. Проклиная свое решение купить вместо кеча или иола шлюп, он заставил себя поднять большой стаксель и убрать грот. И только свалившись без сил около штурвала и увидев, что указатель скорости показывает шесть с половиной узлов, Харден признал, что преимущества двухмачтовых яхт несколько преувеличены. «Лебедь» плыл быстрее, чем любой кеч, который ему когда-либо приходилось видеть.
