Хуан Марторель - Маска майя
— Несомненно, — заговорил Жан, — но есть другое, что не перестает меня удивлять, — это бесполезность похищения.
Хулио Гивера повернулся, чтобы вопросительно посмотреть на архитектора.
— Если мы думаем, что они следили за каждым нашим шагом с помощью Хорхе и что в конце концов они обошли нас, расшифровав надпись на лестнице, единственное, что им нужно было сделать, так это приехать в Караколь как можно скорее и завладеть маской. Мы подсчитали, что у них есть преимущество в один день, не так ли? И похоже, что этого будет достаточно.
Выражение лица Хулио Риверы стало изумленным, в то время как Николь улыбалась и кивала головой.
— Да… это так, мой юный друг. Тогда следует заключить, что похитителям нужен был Ги. Возможно, они знают меньше, чем мы думаем, и хотят, чтобы наш добрый француз помог им.
— Есть такая вероятность, — согласилась Николь. — И помимо того, что она логична, в ней есть еще кое-что позитивное. — Она помолчала некоторое время, радуясь напряженному вниманию собеседников. — Это значит, что Ги жив. Но мне кажется, что мы гадаем на кофейной гуще. Ладно, Хулио, расскажи нам что-нибудь о Караколе и его большой пирамиде.
— Как почти все, что есть в мире майя, ее открыли, а точнее, проявили к ней научный интерес совсем недавно. Кажется, это было в 1937 году, когда лесоторговец, некий Маи, побывал в Караколе и рассказал об этом городе Александру Андерсону, археологу, который первым составил карту этих развалин. Андерсон осмотрел Караколь, однако лишь в 1950 году он направил гуда серьезную экспедицию Вам бы следовало посмотреть фотографии, сделанные в то время! Царила страшная разруха, и едва можно было догадаться, что под строительным мусором и сорняками находятся каменные строения.
— Я полагаю, что большая пирамида все-таки была видна, — заметил Жан.
— Разумеется. Ее высота сорок три метра, как у двенадцатиэтажного здания. Но то состояние, в котором ее нашли, не имеет ничего общего с тем, в котором вы ее увидите теперь. Ее название — Каана — означает «небесный дворец». Это невероятное произведение архитектуры. Особенно если учесть, что она была воздвигнута посреди сельвы. Караколь принадлежит Белизу, в то время как другие большие города находятся в Гватемале или Мексике, и именно его правительство, начиная с восьмидесятых годов, организовало долгосрочный архитектурный проект по отвоеванию ее у сельвы.
— Вы участвовали?
— Нет, нет. Это был Университет Флориды. Несмотря на мою слабую симпатию к гринго[16], я должен признать, что они выполнили свою работу хорошо. Они завершили ее совсем недавно, хотя, без сомнения, мы еще сделаем массу открытий.
— Это был большой город?
— Очень большой и, прежде всего, очень разбросанный. Считается, что в период своего наибольшего могущества, в середине VII века, в нем жило более ста тридцати тысяч жителей. В два раза больше, чем в нынешнем городе Белизе!
Николь не смогла сдержать возглас удивления.
— Да, да, — улыбнулся Хулио Ривера. — Это были настоящие города-государства, и с каждым разом становится все яснее, что они достигли очень развитой экономической, политической и социальной организации.
— Судя по тому, что вы рассказывали, они все время били друг с другом горшки, я хочу сказать, воевали и соперничали.
Мексиканец расплылся в улыбке после этих слов Жана.
— Конечно. Каждый город стремился установить свое владычество, и в течение позднего классического периода Тикаль и Калакмуль стали двумя наиболее могущественными государствами. В результате была создана сложная сеть союзов с остальными городами, которые они старались склонить на свою сторону. Однако их войны не были такими, какими мы их представляем. Большая часть населения занималась сельским хозяйством и не стремилась совершать ратные подвиги. Сельва, отсутствие путей сообщения также препятствовали передвижению больших армий. Наши данные о битвах и пленниках говорят о том, что они ограничивались символическими победами. Но разумеется, город, из которого мы едем, и город, в который мы направляемся, Наранхо и Караколь, исторически соперничали между собой. Тикаль и Калакмуль беспрерывно боролись за то, чтобы склонить их к союзу; это было похоже на бесконечную партию в шахматы.
— И что они предлагали взамен?
— Да, собственно, ничего; самое большее, на что они могли рассчитывать, — это выйти невредимыми из столкновения. Иногда они прибегали к цареубийству: отправляли короля на встречу со своими предками и ставили на его место другого, готового платить за эту услугу.
— Вот как! — Николь подняла брови. — Так это был опасный труд.
— Как всякая власть. Но система не была безупречной. Получивший власть мог внезапно сделать поворот на сто восемьдесят градусов и стать союзником врага того, кто посадил его на трон.
— Примерно как сейчас.
— Да. Однажды произошло поучительное событие, касающееся наших двух городов, Наранхо и Kapaколя. В середине VI столетия Калакмулю удалось усадить на трон в Наранхо Ах Восаля, склонив город на свою сторону, на что Тикаль ответил заключением союза с новым королем Караколя Йахав Те К'ниичем. Но обе коалиции оказались эфемерными: Йахав Те К'инич вскоре порвал с Тикалем и стал союзником Калакмуля, женившись на принцессе из этого города.
— Соглашение, которое обычно бывает, долгосрочным, — улыбнулся Жан, — пока дело не дойдет до развода…
— Молодая принцесса стала потом великой королевой, — продолжал мексиканец. — Ее звали Нефритовые Глаза, и народ ее обожал.
— А Наранхо?
— Цареубийство. Ах Восаль был убит, и в начале VII столетия его место занял Большой Скорпион, при котором все вернулось к первоначальному положению: Караколь с Калакмулем, а Наранхо с Тикалем. И наши два города снова стали бить горшки, как говорит Жан. В 628 году произошло серьезное столкновение между ними.
— И кто выиграл?
— Поскольку…
— Простите, — перебил Жан, показывая вперед. — это большая пирамида?
Дорога, по которой они ехали, круто забрала вверх, и с возвышенности они смогли увидеть вдалеке среди деревьев каменную громаду, упирающуюся в небо.
Хулио Ривера повернулся и посмотрел туда На его лице появилась взволнованная улыбка
— Да, это «небесный дворец». Это Каана.
25
Сначала они двигались вместе, но позже ягуар и летучая мышь избрали каждый свой путь: один помчался по тропинке, ведущей из города на север, а другая полетела над верхушками деревьев, хотя цель, к которой оба стремились, была одна: Наранхо.
Всего через несколько минут после того, как Улиль сообщил об исчезновении Никте и Черного Света, Белый Нетопырь и Балам покинули Караколь, превратившись в могучих животных с помощью напитка богов.
Шаман сделал один-единственный жест, и этого оказалось достаточно, чтобы ею ученик поспешно последовал за ним из оружейной комнаты. На лицах обоих можно было прочитать озабоченность, но лицо юноши выражало еще и глубокую боль.
— Ты пойдешь по следу Черного Света и принцессы, — сказал ему халич виник уже в своем доме, смешивая ингредиенты напитка. — Я должен попытаться уберечь от опасности сына короля.
Балам кивнул, отбрасывая воспоминания о Никте. Он представил себе сына короля К'ана в Наранхо, не ведающего, что произошло, и не предполагающего, что должно было произойти. Как только вспыхнет вражда с соседним городом, молодой принц превратится в пенного заложника и ею жизнь подвергнется опасности. Не впервые персона голубой крови заплатила бы головой за размолвки, возникшие между правителями городов майя.
Балам хорошо помнил принца Цуба, однако тот наверняка сильно изменился. Четыре года назад он отправился в Наранхо; тогда ему было четырнадцать лет, на два года меньше, чем Баламу. Это был статный юноша, высокий, как его отец, с такой же открытой улыбкой. В день, когда он уезжал, эта улыбка играла на его лице, хотя Баламу показалось, что в ней был налет горечи.
— Не удивляйся, увидев меня летящим с этой тканью в зубах, — продолжал Белый Нетопырь, указывая на кусок белой ткани, который он положил на стол. — Это условный знак для принца Цуба, чтобы он немедленно покинул Наранхо и спрятался в условленном месте. Улиль уже отдал приказ, и группа наших воинов отправилась туда, чтобы забрать его. Но я должен добраться туда прежде, чем Черный Свет и те, кто пошли с ним… И Цуб должен заметить сигнал вовремя, — добавил он тихо.
Несколько минут спустя сельва поглотила двух животных, которые бы вызвали оцепенение у любого случайного очевидца: огромный ягуар и большая летучая мышь удивительного белого цвета, несущая свернутую материю, зажатую в зубах. Но дом шамана выходил задней частью на густые заросли, и никто не видел, как они ушли. В помещении, только что покинутом животными, два человеческих тела, теперь недвижимых, ожидали возвращения своих душ.
