Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 1. Гремучая смесь
Его вели по боковой аллее. Митяй шел впереди, показывая дорогу, Григорий рядом, а двое «шестерок» по бокам. Но Феликс и не собирался убегать, ведь сейчас он увидит свою Наташу и, возможно, сегодня вернется вместе с ней в свою прежнюю жизнь.
«Вот тогда-то я все припомню и Григорию-людоеду, и его шакалам. Я загоню этих быков в банки консервные», – мысленно праздновал победу Феликс, но его размышления прервал Григорий:
– Дальше один.
Долги спасают должника, но часто губят ростовщицу
Она стояла к нему лицом, скрытым под вуалью, в окружении своих церберов.
– Добрый день, Хозяйка. Вы видели результат моей работы. Я сделал все, о чем договаривались. Кстати, вот съемка последних дней жизни Феликса. Мне бы хотелось сегодня получить свой гонорар. Вы привезли?
– Петр, не наглей. Да, я обещала привезти тебе деньги, но передумала. Сегодня у меня состоится последняя встреча с мужем. Потом ты за ним проследишь. И следить будешь до тех пор, пока он не сдохнет. А он сдохнет. Жить ему осталось пару дней. Труп закопаешь так, чтобы никто никогда его не нашел. И когда отдашь мне съемки его похорон, получишь деньги.
– А если не помрет? Он же не умер до сих пор. Почему вы решили, что он умрет в течение двух дней? Мне за ним месяц ходить? Два?
– Ты же хочешь получить деньги поскорее? Так не ходи месяц. Я сказала, два дня.
Она стояла к нему лицом, скрытым под вуалью, в окружении своих церберов.
– Значит, я должен ему «помочь»?
– Я этого не говорила. Но чтобы через два дня у меня были съемки его смерти и похорон. А пока иди. Я супруга хороню. Тобой убиенного.
Наташа стояла рядом с укрытой венками могилой. В мужчинах, находившихся чуть поодаль, Феликс узнал следователей наркоконтроля.
– Видимо, следят, чтобы она не сбежала, – подумал он.
– Всегда была уверена, что абсолютно все браки, состоявшиеся по любви, заключаются все-таки по расчету, – заговорила Наташа, стоя к мужу спиной. – Ведь мы любим человека за ум, порядочность, интеллигентность, доброту, отношение к себе, – по сути, это и есть расчет. Мы рассчитываем на эти его качества и надеемся, что они не изменятся и принесут свои плоды. Так что брак с тобой, Феликс, для меня изначально был расчетом. Ты был моим счастливым билетом в роскошный и контролируемый мною мир! – она закончила свой монолог на подъеме и сквозь зубы добавила: – А теперь я чувствую рядом вонючего бомжа.
– Здравствуй, Натуся! Мне не нравятся твои шутки. Я сам себя такого презираю. Поедем домой. Пару часов в ванной, я приведу себя в порядок и снова стану твоим любимым Феликсом. А потом мы улетим на море. Мне снилось море и ты…
– Это невозможно. Я нахожусь под следствием, а мой любимый Феликс погиб. Он лежит в только что засыпанной могиле. И на море, где мы с покойным впервые поссорились, полечу без тебя. Ведь я была при тебе – ты король, а я твоя свита. Так вот, король умер. Ты вернешься на помойку, Посейдон!
Ты теперь никто. Жалкий, вонючий бомж. Теперь я Королева. Прощай!
В памяти Феликса, в мелких деталях, всплыл их с Наташей отдых.
«…Июнь, жара, Коктебель – Черное море. Наташа нежится на берегу, а я становлюсь на доску виндсерфинга. Становлюсь и падаю. Выныриваю, перекидываю руки через доску, цепляюсь, взбираюсь, встаю на полусогнутых, и волна снова сбивает меня в воду. Прошло полчаса, результат тот же. Из-за усталости я не могу легко взбираться на доску. Да ну ее! Беру напрокат небольшой однопарусный швертбот и решаю прокатиться с женой. Наташа села возле паруса, я за руль. Где-то в миле от пирса в море врезалась гора Карадаг. Я переложил парус на левый борт, и лодочка, слегка накренившись и подняв за кормой легкое бурление, устремилась к мысу.
Я чувствовал себя повелителем мира! Пусть маленького, всего на два человека, но целого мира. Чувство собственного достоинства переполняло меня. Я один из первых в СССР стал организатором своего дела и приехал сюда отдыхать на новенькой иномарке «Ауди 80». Народ просто бошки сворачивал, глядя на эту красоту и роскошь. А меня распирало от гордости. Я просто млел. Ведь это был девяносто первый год. До ГКЧП еще два месяца.
Лодочка подошла к отмели у подножия горы, и мы сошли в невероятно прозрачную воду, выставляющую на показ всю красоту дна. Я надел маску, нырнул и достал со дна большого рапана. Раковина оказалась пустой. Я обтер ее песком и подал жене со словами:
– Я Посейдон! Я дарю тебе все сокровища моря! Видишь, женщина, какой у тебя муж? Я не постыжусь этого слова, твой Хозяин.
Наташа на это отреагировала как-то странно. Ее рот не расплылся в улыбке, а скукожился в гримасу отвращения, делая милое личико жутким.
– Что-то ты стал часто себя к богам причислять. Не к добру это…
– А что не так? – взорвался я. – Что тебя не устраивает? Чего тебе не хватает?
– Остановись, опомнись!
– Кто ты такая, чтобы меня останавливать? Вообще, кто ты такая? Если бы не я, так бы и прыгала с подиума в постель, а с постели на подиум. Модель – это просто красивая кукла. Не более. А в остальном с тобой неинтересно. Не будь меня, ты бы сейчас, учитывая твой возраст, вообще была бы на помойке!
– Все сказал? – спросила она.
– Да! – с вызовом ответил я, опускаясь на песок.
– Как ты смеешь так говорить? А еще строишь из себя цвет общества. Во-первых, я бы без тебя не пропала, а во-вторых, ты без меня тоже не состоялся бы. Многие двери открывались перед тобой именно благодаря мне, – твоей, как ты сказал, кукле.
В припадке ярости я оттолкнул лодку от берега и направил в море, оставив жену на берегу. Я не мыслил ничего дурного, просто хотел успокоиться в одиночестве. Но то, что произошло потом, повергло меня в ужас. Наташа впала в истерику. Стоя на коленях, она молотила руками по воде, кричала и причитала так, как будто наступил конец света. И вдруг я вспомнил, что она не умеет плавать! А с мыса попасть на землю нельзя. Отвесные скалы буквально заходят в море, и есть только крошечный кусочек суши, омываемый волнами. Я развернул лодку и пошел прямо на Наталью. Вытолкнув лодку на берег, подхватил жену на руки и стал целовать, шепча ласковые слова, которые только приходили на ум. Но она была невменяема. Билась в конвульсиях и ничего не слышала. Я поставил ее на землю и ударил ладонью по лицу. Наташа замолкла и уставилась на меня каким-то стеклянным взглядом. Я бросился ее обнимать, приговаривая:
– Прости! Прости, я больше никогда себе этого не позволю.
– Ты только что это позволил, – тихо прошептала Наташа и расхохоталась.
Ее истерический хохот рвал перепонки…»
Феликса начал бить озноб. Каждая клеточка забилась в пульсациях. Крыса, огромная крыса с выпученными глазами и острыми зубами стояла перед ним и что-то говорила быстро и много, жестикулируя лапами…
Его ноги стали ватными, сознание уже не могло удерживать непослушное тело и потухло, спрятавшись в глубине закрывающихся глаз…
– Григорий! Его не трогать, сам сдохнет, – сказала Королева, подозвав своих опричников.
– Посмотри, Митяй, может, Барин помер от натуги мозга? Слабак.
– Нет, дышит. Даже жалко. Теперь мороки с ним не оберешься. А если? Григорий Михалыч, давай мы ему поможем?
– Мадам сказала его не трогать. Узнает, что мы руки приложили, окажемся здесь, только без памятника. Сам сдохнет. Только давай оттащим подальше.
Прошлое – это то, что всегда с нами под одеждами нового времени
Метаморфозы произошли в Анне сами по себе, не спрашивая разрешения и не показывая пропуска. Она очнулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Это был Петр.
Уже через сутки она нашла в себе силы не только убраться в помещении, но и приготовить еду. Они вместе поели. Мысли еще путались, но Анна чувствовала, что душа начинает оттаивать, правда, разговаривать пока еще не могла. Возможно, молчание лечит.
– Как хорошо, что ты вернулась. Это главное. Остальное приложится. Одевайся. Я тебе кое-что покажу. Пойдем, – позвал ее Петр, и они вышли на воздух, а через полчаса стояли у могилы.
– Аня, здесь я похоронил твое прошлое…
На деревянном кресте была табличка с ее именем. Она смотрела на нее, и на глаза стали наворачиваться слезы. Так плачут по ушедшему без времени хорошему человеку. Слезы текли и вымывали из ее души застарелые куски грязи. Чем дольше она плакала, глядя на табличку со своим именем и краткой информацией «родилась – умерла», тем явственнее осознавала, что еще и не жила вовсе.
«И все-таки Бог меня любит, только поэтому я еще жива», – решила Анна и с этого дня стала регулярно ходить на «свою» могилку.
Петр, а как оказалось – Глеб, так звали Аниного спасителя, похоронил ее рядом с молодой березкой. Она видела, что ему еще хуже, чем ей, потому молчала. Она теперь часто молчала. Разговаривала только с собой и своим упокоенным прошлым.
