Реймонд Хаури - Убежище
Все эти ученые достигли огромных успехов во многих областях науки. Они изучали анатомию человеческого тела, определяли различные болезни и предлагали способы их лечения. Но ни одного из них ничто не связывало с уроборос, и в их трудах она не нашла ни единого намека на злой умысел. Они стремились лишь к овладению силами природы в интересах человека.
Если хотите, эти ученые философы мечтали об улучшении человечества, а не о его уничтожении.
Она вернулась к фотографиям подземной камеры с вырезанным на стене символом уроборос и попыталась взглянуть на него свежим взглядом, но не нашла ничего предосудительного и зловещего. Тогда она заглянула в лист, на котором Эвелин набросала план подземных помещений и указала, что было найдено в каждом из них. Среди обнаруженных вещей не оказалось ни костей человеческого скелета, ни следов крови, ни режущих инструментов, ни жертвенных алтарей. Казалось, Эвелин пришла к такому же заключению, потому что под чертежом ее характерным почерком было написано «Убежище» и стоял еще один вопросительный знак.
Убежище от чего? От кого или от чего скрывались те люди?
Аккумулятор в ноутбуке сел, и одновременно Миа охватила невероятная усталость. Положив папку на место, она побрела в спальню и рухнула в постель.
На сей раз она почти сразу начала погружаться в сон, но полноценному отдыху угрожала помешать назойливая мысль — о древнем ужасе, возрождающемся в бесконечном хаосе современного мира, предвещанным навязчивым образом пожирающей свой хвост змеи, которая неумолимо пробиралась в самые дальние тайники ее сознания.
Глава 32
Париж, октябрь 1756 года
Мнимый граф безучастно бродил по огромному бальному залу дворца Тюильри среди пестрой толпы гостей в маскарадных костюмах. От духоты и оглушительного шума у него разболелась голова, глаза резало от ослепительных вспышек вращающихся фейерверков, блеска бриллиантов, причудливых костюмов экзотических животных.
В такие вечера им с новой силой овладевала тоска по Востоку, который он вынужденно покинул много лет назад.
Утомленным взглядом он обвел суетливую толпу, всем своим существом ощущая себя самозванцем. На него таращились стеклянные глаза звериных морд из папье-маше, за которыми виднелись пудреные парики. Высокие перья назойливо лезли в лицо. Веселье было в самом разгаре. Куда бы он ни повернулся, повсюду взгляд слепили жемчуга и бриллианты, отражая блеск сотен свечей, заливающих расплавленным воском роскошные ковры. Не в первый раз он вынужден был присутствовать на балу и с горечью предвидел длинную вереницу вечеров, подобных этому костюмированному «балу в джунглях», где аристократы выставляют напоказ безвкусную пышность своих туалетов, ведутся пустые светские разговоры и царят разнузданные нравы. Увы, балы составляли неотъемлемую часть той новой жизни, которую он сам себе создал, и его присутствие ожидалось — и даже с интересом и нетерпением — на всех светских мероприятиях. И главное — на этом его мучения не заканчивались. После бала, в каком бы парижском салоне он ни появился, ему поневоле приходилось выслушивать нескончаемые разговоры о том, как прошел вечер, кто привлек самое большое внимание гостей, чей туалет оказался самым эффектным, не говоря уже про сплетни о чьих-то любовных интрижках, что ему особенно претило.
Такова была его вынужденная расплата за доступ в высшее общество, необходимое ему для завершения своего дела, хотя с каждым годом надежда на успех становилась все более призрачной и отдаленной.
Воистину, возложенная им на себя миссия оказалась чрезмерно тяжкой.
Как и сейчас, он частенько ловил себя на том, что пытается вспомнить, кто он такой на самом деле, как здесь оказался, в чем заключается смысл его жизни.
И не всегда с легкостью отвечал на мучительные вопросы.
Все чаще он замечал, что ему становится трудно не потерять свое «я» в очередной вымышленной личности. Искушение подстерегало его на каждом шагу. На улицах ему ежедневно встречались нищие и бедняки. Любой из них с радостью отдал бы отсечь себе руку в обмен на роскошную жизнь, которой он наслаждался — как им казалось. Не пора ли положить конец изматывающей борьбе, стольким годам скрытной и одинокой жизни, с горечью спрашивал он себя. Его одолевало желание оставить поиски, отречься от обета, отказаться от миссии, давным-давно возложенной на него в грязной тюремной камере Томара, воспользоваться материальными благами своего положения, устроить себе дом и провести остаток дней в спокойном комфорте, а главное, как обычный, нормальный человек.
С каждым днем ему все труднее было преодолевать это искушение.
Он не сразу оказался в Париже.
В Неаполе ему удалось ускользнуть от ди Сангро, но он знал — он нигде не найдет покоя, тем более в Италии, ведь его противник не уймется, пока не найдет его. Он видел это по горящим алчным огнем глазам князя, отлично понимая: у того достаточно богатства и власти, чтобы его выследить. И он принялся запутывать следы. В какой бы город он ни прибыл, он представлялся под очередным вымышленным именем и титулом и, перебираясь в другое место, оставлял после себя искусно сфабрикованные слухи о происхождении и путешествиях обладателя мифического имени.
По пути в этот замечательный город он старательно сеял семена обмана в Пизе, в Милане и в Орлеане, присваивая себе различные имена — граф Белламар, маркиз д’Аймар, шевалье Шёнинг. В будущем люди будут связывать с ним еще больше имен — одни оправданно, другие ошибочно. Однако сей час он уютно устроился в парижских апартаментах и в свое вновь изобретенной персоне — под именем графа Сен-Жермена.
Париж устраивал графа как нельзя больше. Огромный, шумный и оживленный город, самый густонаселенный в Европе, привлекал к себе множество путешественников и искателей приключений. В многочисленном потоке приезжих его появление прошло незамеченным. Здесь он надеялся встретиться с другими путешественниками, которые, как и он, бывали на Востоке и могли наткнуться на образ «пожирающего свой хвост». В городе велись оживленные научные диспуты, он являлся сокровищницей знаний — в его библиотеках хранились несметные коллекции древних рукописей и книг, включая те, которые представляли для него особый интерес: рукописи, вывезенные с Востока во время Крестовых походов или конфискованные после запрещения деятельности тамплиеров почти пять веков назад. Он надеялся найти в них недостающую часть головоломки, на разгадывание которой он обрек себя столько лет назад.
Он оказался в Париже, когда великий город переживал сложнейший период своей истории. Передовые мыслители смело выступили против двойной тирании монархии и церкви. В городе то и дело происходили ожесточенные конфликты между сторонниками просвещения и адептами церкви, борьба сопровождалась тайными интригами, чем ловко воспользовался Сен-Жермен.
За несколько недель ему удалось установить дружеские отношения с военным министром, представившим его ко двору. Сен-Жермену ничего не стоило произвести впечатление на аристократов. Его познаний в химии и физике, усовершенствованных за время пребывания на Востоке, оказалось достаточно, чтобы обольстить и обмануть развращенных светских шаркунов. Знакомство с иноземными странами и блестящее владение многими языками — его французский в Париже звучал также безупречно, как итальянский в Неаполе, не говоря уже о способности бегло говорить на английском, испанском, арабском и, разумеется, на своем родном португальском — помогли укрепить его репутацию образованного и опытного путешественника. Вскоре он вошел в круг приближенных короля.
Заняв прочное положение в столичном обществе, он возобновил свои изыскания. Перед ним открылись двери особняков знатнейших придворных особ с их частными коллекциями. Он завел знакомства в церковных кругах, стремясь получить доступ в библиотеки и крипты монастырей. И постоянно увлеченно читал: описания путешествий Таверньера, опыты патологии Морганьи, медицинские трактаты Боерхаава и другие великие труды, выходившие в то время. Он изучал «Фармакопею Экстемпораниа» Томаса Фуллера и особенно тщательно «Дискуссии о воздержанном образе жизни» Луиджи Корнаро — ее автор скончался в возрасте девяноста восьми лет! И хотя эти книги обогатили его новыми знаниями, они ни на шаг не приблизили его к разрешению терзающей его загадки. Он не обнаружил ни единого упоминания об уроборос, ни химия, ни медицина не дали ему подсказки как найти недостающий и столь необходимый ему компонент.
Душа его не знала покоя. Как только возникала хоть тень надежды на успех, он весь загорался, но с каждым потерянным следом им вновь овладевали сомнения в своей миссии, подрывавшие его энергию и энтузиазм. Он с радостью поделился бы тайной с каким-нибудь другим человеком, привлек бы его себе в помощники, а может, даже перепоручил бы ему свою миссию. Но убедившись в том, что даже слабый намек на его обладание этой тайной превратил ди Сангро в опасного хищника, он не считал себя вправе рисковать и доверить ее постороннему.
