Джонатан Келлерман - Книга убийств
— Ну, тот тупица Гарсиа, он еще расколотил все окна и утащил стерео.
— Пол Гарсиа? — переспросил Джорджи и заулыбался. — Вы не шутите?
— Не, это он, — подтвердил Стиви. — Ну вот, мы вошли и взяли его тоже. Оба теперь лежат в фургоне, у нас на дворе. Оказалось, они частенько играли друг с другом в кости — соседи ведь и все такое. Они даже попросили нас немного ослабить наручники, чтобы поиграть по дороге.
— Два вместо одного, — похвалил Джорджи великанов. — Молодцы. Ладно, давайте я оформлю бумаги, а потом можете отвезти их в тюрьму. Я горжусь вами, ребята. Приходите в пять, получите свои чеки.
Стиви и Яков отсалютовали и исчезли за дверью, из которой появились.
— Благодарение Господу, — сказал Джорджи, — эти преступники оказались умственно отсталыми.
Он вернулся в свое кресло и снова взял в руки бутерброд.
— Спасибо, что уделил нам время, — поблагодарил его Майло.
Бутерброд двинулся в сторону рта Немерова, но остановился в нескольких дюймах от места назначения.
— Вы действительно снова собираетесь искать Бернса?
— А нам нужно? — спросил Майло. — Думаю, если бы Уилли можно было найти, вы бы уже давно его к нам притащили.
— Правильно, — не стал спорить Джорджи.
Майло сжал зубы и сделал несколько шагов в сторону конторки.
— Ты считаешь, он мертв, Джорджи? Немеров скосил глаза налево.
— Было бы неплохо, но почему я должен так думать?
— Потому что вам не удалось его найти.
— Может быть, Майло. Мы хорошо делаем свое дело. Когда все произошло, мы еще не слишком много умели. Я же сказал, что учился тогда в колледже, а мама ужасно переживала. Ты помнишь, как вцепились в нас страховые компании — не успели мы похоронить отца, как нам пришлось сражаться, чтобы не обанкротиться. Поэтому, возможно, мы плохо искали Бернса. Но потом я отправил за ним настоящих парней — он по-прежнему значится в нашем списке должников. Вот смотри, я тебе покажу.
Он встал, с силой толкнул заднюю дверь, вышел на несколько минут и вернулся с листком бумаги, который бросил на конторку.
Обычная листовка с надписью: «Разыскивается» — Уилберт Лоренцо Бернс. Обычный снимок, сделанный в участке, анфас и профиль, обычная цепочка цифр. Не слишком темная кожа, красивые черты, мягкие, еще мальчишеские — симпатичное лицо, если бы не глаза наркомана. Длинные волосы торчат в разные стороны пушистыми клочьями, словно кто-то взъерошил их перед тем, как его сфотографировать. Приметы: шесть футов и два дюйма; сто шестьдесят фунтов; ножевые ранения на обоих предплечьях и на шее (сзади), никаких татуировок. Разыскивается по статьям: 11375, 836.6, 187. Хранение наркотиков с целью распространения, побег из-под стражи или ареста, убийство.
— Я иногда о нем думаю, — сказал Джорджи, откусив кусок бутерброда. — Наверное, он уже мертв. Он ведь был наркоманом, чего еще ждать от жизни этим уродам. Но если узнаешь что-нибудь новенькое, позвони мне, ладно?
ГЛАВА 18
Когда мы вышли из офиса Немерова, за «севильей» остановилась машина дорожного патруля.
— По-быстрому сваливаем, — сказал Майло, и мы бросились к моей машине.
Дверца вражеского автомобиля открылась, и появился патрульный, который держал в руках свой прибор, порожденный не иначе как злым гением, но я сорвался с места, прежде чем он начал нажимать на кнопки.
— Едва ноги унесли, — заметил Майло.
— А я думал, у тебя есть отмазка, — сказал я.
— Отмазка — штука эфемерная.
Я завернул за угол и направился в сторону участка.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил он.
— О чем?
— О поведении Джорджи.
— Я первый раз в жизни видел Джорджи.
— И все же.
— Мне показалось, что он занервничал, когда ты упомянул Бернса.
— Точно. Вообще-то он человек уравновешенный и ругается не часто. А сегодня как-то уж чересчур разошелся.
— Возможно, разволновался, когда ты напомнил ему про убийство отца.
— Может быть.
— Ты хотел бы знать, разобрался ли он с Бернсом. Никогда не узнаешь.
— А я думал, ты у нас специалист и умеешь чувствовать и понимать людей.
— Очищение через внутреннее восприятие, — проворчал я, остановившись на парковке для персонала участка, но не выключая двигателя.
Майло остался на месте, подтянув свои длинные ноги и упершись руками в сиденье.
— Будь проклят Швинн, — заявил он наконец.
— Это-то как раз легко, — заметил я. — Если дело действительно в Швинне.
— Решил взяться за свои штучки, — мрачно прокомментировал он.
— А для чего еще нужны друзья?
Через несколько минут Майло заговорил снова:
— При чем тут «Книга убийств»? Если он действительно намеревался помочь, почему не позвонил и не рассказал то, что знал?
— Может быть, хотел, чтобы мы еще на что-то обратили внимание — не только на фотографию Джейни?
— На что?
— Понятия не имею, но, думаю, нам стоит еще раз взглянуть на альбом.
Майло промолчал и даже не подумал выйти из машины.
— Итак? — сказал я.
— Итак… я думаю, не съездить ли нам в «Школу успеха», может, узнаем что-нибудь новенькое про современные методы обучения.
— Это дело тебя не отпускает?
— Не знаю.
Мы проехали по Пико, выбрались на Мотор, миновали Ранчо-Парк и оказались на Шевиот-Хиллз. Днем «Школа успеха» выглядела не лучше, чем вечером, в темноте. Светлая штукатурка оказалась небесно-голубой. На парковке стояло еще несколько машин, тут и там болтались небольшие группы подростков, которые, когда мы притормозили у тротуара, не обратили на нас ни малейшего внимания.
Майло позвонил в звонок у ворот, которые открылись перед нами без лишних вопросов. Еще один звонок, и мы вошли в дверь. В вестибюле пахло освежителем воздуха и кукурузными чипсами. По одну сторону коридора, который заканчивался неярко освещенной комнатой для ожидания, где никто никого не ждал, находилась конторка, а по другую — дверь с надписью: «Администрация». Кремовые стены украшали натюрморты в блестящих металлических рамках, изображавшие цветы, на полу лежал ковер сливового цвета, на журнальных столиках из тика аккуратной стопочкой высились журналы, а рядом с ними стояли белые, очень мягкие кресла. Сквозь застекленную двойную дверь в дальнем конце коридора виднелся еще один коридор и снующие повсюду дети.
За конторкой сидела молодая индианка в персикового цвета сари, которую удивил, но нисколько не испугал жетон Майло.
— И что вы хотите узнать? — вежливо поинтересовалась она.
— Мы ведем расследование, — весело объявил Майло. Пока мы ехали, он был напряжен и всю дорогу молчал, но сейчас его словно подменили. Он причесался, поправил галстук и держался как человек, которого что-то необычайно интересует.
— Расследование? — переспросила девушка.
— Нам нужно посмотреть списки ваших учеников, мэм.
— В таком случае вам следует поговорить с мисс Балдассар. Это наш директор.
Девушка ушла, потом вернулась и сказала:
— Сюда, пожалуйста.
Она указала на дверь на противоположной стороне коридора. Мы вошли в приемную, и секретарь провела нас в чистенький кабинет, где за столом сидела женщина лет сорока, с пепельными волосами. Когда мы переступили порог, она погасила сигарету.
Майло показал ей свой жетон, и женщина представилась:
— Марлен Балдассар.
Худая, загорелая, вся в веснушках, впалые щеки, карие с золотистыми искорками глаза, и острый, точно кинжал, подбородок. Строгий голубой костюм, отделанный белым кантом, висел на ней как мешок. Пепельные волосы едва прикрывали шею и торчали в разные стороны, точно перья. На одной руке золотое обручальное кольцо, на другой — огромные черные часы в пластмассовом корпусе, в таких можно нырять под воду. На цепочке на шее очки в черепаховой оправе. Большая стеклянная пепельница, стоящая на столе, наполовину заполнена окурками со следами помады. По краю шла надпись: «Отель «Мираж», Лас-Вегас». Все остальное пространство на столе занимали книги, бумаги, фотографии в рамках. А еще блестящая серебристая гармоника.
Марлен Балдассар заметила, что я на нее смотрю, взяла гармонику двумя пальцами, сыграла пару нот, улыбнулась и положила ее на место.
— Это для снятия напряжения. Я пытаюсь бросить курить, но у меня не очень получается.
— Старые привычки, — сказал я.
— Очень старые. Да, я испробовала все средства. Мне кажется, что я насквозь пропитана никотином. — Она провела рукой по краю гармоники. — Шоба сказала мне, что вы проводите расследование. Кто-то из наших воспитанников попал в историю?
— Похоже, такая возможность вас не удивляет, — заметил Майло.
— Я работаю с детьми вот уже двадцать лет. Меня очень трудно удивить.
— Вы здесь двадцать лет, мэм?
— Три — здесь, семнадцать — в суде по делам несовершеннолетних, в государственных учреждениях для умственно отсталых, программы предотвращения группового насилия.
