Харлан Кобен - Ловушка
Она попрощалась, кое-как выбралась наружу и поехала на встречу с Филом Тернболом.
ГЛАВА 28
Фил сидел в относительно спокойном углу спортбара. Относительно, поскольку в таких местах не уединишься, не поговоришь и не поразмышляешь. Здесь не водилось понурых, хлюпающих носом парней и забитых мужчин, которые топили горе у стойки. Посетители и не думали вглядываться в пустеющие стаканы — за их внимание воевали бесчисленные широкоформатные экраны, передававшие винегрет из спортивных и околоспортивных передач.
Бар назывался «Любите зебр», и здесь сильнее пахло жареными крылышками и соусом сальса, чем пивом. Было шумно. Корпоративная команда по софтболу отмечала успешный матч. Показывали игру «Янки», несколько девушек в футболках с фамилией знаменитого игрока улюлюкали чересчур восторженно, на что их молодые люди поглядывали неодобрительно.
Уэнди подсела в кабинку к Тернболу. Из-под двух расстегнутых пуговиц его ярко-зеленой толстовки выглядывали седые завитки. Фил изобразил слабую улыбку, думая о чем-то далеком.
— Я играл в команде по софтболу, — сказал он. — Давно. Когда только устроился. После матчей мы тоже ходили в бары. И Шерри с нами. В секси-маечке. Знаете, обтягивающая такая, белая, с черными рукавами на три четверти.
Уэнди кивнула. Язык у Фила заплетался.
— Ох, какая же она была красивая!..
Уэнди стала ждать продолжения. Секрет хорошего интервью — не спешить заполнить паузу. Прошло несколько секунд. Потом еще. Хватит. Иногда собеседника надо подтолкнуть.
— Шерри и теперь красавица.
— Да-да… — Вялая улыбка не сходила с его лица, глаза блестели, лицо сделалось красным. Стакан опустел. — Только она не смотрит на меня так, как раньше. Поймите правильно — поддерживает, любит, говорит и делает правильные вещи. Но глаза-то не врут — для нее во мне стало меньше мужского, чем раньше.
Уэнди подумала, как ответить, не обидев покровительственным тоном, но фразы «Конечно, это не так» и «Мне очень жаль» не годились, и она снова решила обождать.
— Хотите выпить? — спросил Фил.
— Да.
— Я тут налегаю на «Бад лайтс».
— Тогда и я возьму, но обычный.
— Начос?
— Сами уже ели?
— Нет.
Тогда она кивнула — закуска ему не помешала бы.
— Начос — это хорошо.
Фил подозвал официантку в судейской рубашке (так здесь подчеркивали название бара — «Любите зебр») с глубоким вырезом. На бейджике значилось «Ариэль», на шее висел свисток, глаза для полноты образа были подведены черным. Уэнди, правда, никогда не видела подобной раскраски у арбитров — только у игроков, но эта мешанина не могла служить поводом для серьезных придирок.
Заказали.
— А знаете… — начал Фил, глядя вслед официантке.
Уэнди опять не стала торопить.
— Я ведь работал в таком заведении. Ну, не точно в таком — в сетевом, там бар по центру. Видели, наверное, внутри все в зеленых тонах, и стены украшены в духе беззаботных времен.
Она кивнула: видела.
— Там я, когда стоял за стойкой, и встретил Шерри. Бойкая; такие тут же представляются и спрашивают: «Не хотите ли начать вот с этой закуски?» — компании вечно что-то продвигают.
— Разве вы не из богатой семьи?
Фил чуть усмехнулся и запрокинул уже пустую бутылку, извлекая последние капли. «Сейчас еще по дну похлопает», — подумала Уэнди.
— Видимо, родители считали, что мы должны работать. А где вы сегодня были?
— У ребенка в школе.
— Зачем?
— Подготовка к выпускному.
— В колледж уже приняли?
— Да.
— В какой?
Уэнди заерзала.
— Фил, для чего вы меня вызвали?
— Неудобный вопрос? Извините.
— Просто предлагаю перейти к делу — поздно уже.
— Извините, ударился в размышления. Смотрю на нынешних детей — им продают ту же идиотскую мечту, что и нам: учитесь прилежно, получайте хорошие оценки, готовьтесь к выпускным экзаменам, занимайтесь спортом (в колледже это любят), обязательно посещайте внеклассные занятия. Делайте все, лишь бы попасть в самый престижный университет из возможных. Будто первые семнадцать лет жизни — подготовка к приему в «Лигу плюща».
Верно. Уэнди и сама это знала. Для любого жителя пригорода последние школьные годы — сплошной караван писем из колледжей. Одни с отказом, другие с согласием.
— Вот мои бывшие соседи, — продолжал Фил. Его язык стал заплетаться еще сильнее. — Принстон. Элита. Кельвин — черный. Дэн — сирота. Стив — нищий. Фарли — один из восьмерых детей (большая семья, католики, синие воротнички). Всем нам удалось поступить. И все мы не были ни спокойными, ни счастливыми. Самый счастливый, кого я знал в школе, пошел в ближайший к дому университет, бросил на втором курсе и до сих пор работает в баре. Из моих знакомых это самый довольный жизнью сукин сын.
Фигуристая официанточка принесла пиво.
— Начос — через пару минут.
— Конечно, дорогая. — Фил улыбнулся — улыбнулся мило, и пару лет назад ему бы ответили тем же. Увы, не теперь. Он задержал взгляд на девушке чуть дольше положенного («Не заметила», — подумала Уэнди), а когда та ушла, поднял бутылку. Чокнулись.
«Хватит прелюдий».
— «Лицо со шрамом» вам о чем-нибудь говорит?
Фил постарался никак себя не выдать. Стал тянуть время: нахмурил лоб и даже спросил:
— Чего?
— Лицо со шрамом.
— И?
— Говорит это вам о чем-нибудь?
— Ни о чем.
— Врете.
— Лицо со шрамом? — Фил задумчиво сморщил нос. — Кино вроде? С Аль Пачино, да? — Он изобразил жуткий акцент и, пробуя отшутиться, не менее скверно спародировал: — «Скажи „привет“ моему маленькому другу».
— А что такое охота?
— Откуда это все?
— От Кельвина.
Молчание.
— Я видела его сегодня.
Тут удивил уже Фил:
— Да, я в курсе.
— В курсе?
Он подался вперед. Позади радостно завопили:
— Давай! Давай!
Двое раннеров «Янки» кинулись к базам. Первый добежал легко, а второго у «дома» едва не коснулся соперник, но он успел проскочить, вызвав еще один вопль болельщиков.
— Не понимаю, — сказал Фил. — Чего вы хотите?
— В каком смысле?
— Та бедная девочка умерла, Дэн тоже.
— И?..
— И все. Все кончено, разве нет?
Уэнди промолчала.
— Теперь-то что выяснять?
— Вы действительно растратили деньги?
— Да какая разница?
— Так растратили или нет?
— Неужели хотите доказать мою невиновность?
— И это тоже.
— Не надо мне помогать, ладно? Ради меня же. Ради себя. Ради всех. Забудьте.
Он отвел глаза в сторону, нащупал бутылку, торопливо приложил к губам и сделал большой жадный глоток. Уэнди на миг разглядела то, что, наверное, видела Шерри: раковину, внутри которой погас свет, потухла искра — как ни назови. Она припомнила слова Попса о мужчинах, потерявших работу. На память пришла одна пьеса и фраза о человеке, который не мог держать голову гордо и смотреть в глаза своим детям.
— Оставьте, забудьте, прошу вас, — настойчиво шептал Фил.
— Не хотите знать правду?
Он машинально начал отскребать наклейку с бутылки, следя за своими пальцами, будто скульптор мраморщик.
— Думаете, нам навредили? — продолжил Фил еще тише. — Нет. Пока это так — легкая пощечина. Забудем — все прекратится. Станем давить — точнее, если вы станете давить, — будет гораздо, гораздо хуже.
— Совсем не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Уэнди.
— Слушайте меня, слушайте внимательно: нам сделают хуже.
— Кто?
— Не важно.
— Еще как важно.
Официанточка принесла начос — гору размером с ребенка, — шумно поставила тарелку, спросила:
— Еще чего-нибудь? — получила отрицательный ответ и ушла.
Теперь на стол навалилась Уэнди.
— Кто за всем стоит?
— Не в том дело кто.
— Не в том? А вдруг именно они убили девочку?
Фил помотал головой:
— Это был Дэн.
— Точно?
— Абсолютно. — Он посмотрел Уэнди в глаза. — Можете мне поверить. Не трогайте — и все кончено.
Ответа не последовало.
— Уэнди?..
— Объясните, что происходит. Я никому не скажу. Ни единой душе.
— Забудьте.
— Хотя бы, кто за этим стоит.
— Не знаю.
Она выпрямилась.
— То есть как?
Фил бросил на стол две двадцатки и начал вставать.
— Вы куда?
— Домой.
— Вам нельзя за руль.
— Я в порядке.
— Нет, не в порядке.
— Да?! Теперь вдруг забеспокоились, все ли со мной хорошо?! — Фил напугал ее криком — и внезапно заплакал. В обычном баре на него бросили бы пару удивленных взглядов, но тут ревели телевизоры, люди смотрели игру, и никто ничего не заметил.
— Какого черта вообще происходит? — спросила Уэнди.
