Шеннон Керк - Метод 15/33
— Лиза, проклятье! Какого черта? Ты меня насмерть перепугала. Ты здесь что, все время стояла?
— Да.
— Черт возьми, Лиза. Ты не должна от меня прятаться. Проклятье. У меня чуть разрыв сердца не случился.
— Ну, гмм, понимаешь, я не хотела тебя пугать. Я просто хотела понять, что ты сказала.
— Я не знаю… а что?
Она растерянно обвела взглядом пол и наклонилась за своими бумагами и ручкой. Поднимая каждый предмет, она замирала и качала головой. Я видела, что она растеряна, испугана и зла на меня.
— Ты сказала «красивый зверь»?
— О, Лиза, видимо, да, — усталым, но потрясенным голосом ответила она.
Она снова подвинулась на краешек сиденья, осматривая меня с ног до головы.
— Какое это имеет значение? — спросила она, внимательно глядя на мое тело.
— Просто мне стало интересно, кто в этом видео красивый зверь, вот и все. Мужчина, кобра или тигр?
— Тиг… тиг-гр.
Ее голос дрогнул на последнем слове. Она прищурилась, не сводя глаз с моей талии, которая выпирала из-под облегающей белой футболки. Я застыла, напоминая страдающую плоскостопием и ожидающую вердикта балетмейстера балерину. Отведя плечи назад для улучшения осанки, я вздернула подбородок, как будто гордость была способна справиться с осуждением.
— Но тигр убил человека? И после этого ты считаешь его красивым?
— Он действительно убил человека. Но этот человек вторгся на его территорию.
Мама сосредоточилась на изгибах моего живота. Я подвинулась ближе, оказавшись внутри голубого пузыря. Свет озарил меня подобно лучу прожектора, и мама вдруг все поняла. Отрицание более не имело смысла, как и права на существование.
Мамин голос дрожал и звучал неуверенно, но она терпеть не могла обрывать свою мысль и поэтому продолжала:
— Он красив своей коварной стратегией и способностью вселить страх в кобру.
Я выпрямилась, когда она приложила ладонь к моему раздутому животу.
Она упала на колени, а я ощутила себя тигром.
Возможно, она кобра, а спасительное расстояние между нами — растерзанный человек? — мелькнула мысль.
Возможно, эта аналогия притянута за уши. Возможно, она чересчур точна. Как бы то ни было, я не хотела ее приручать, и я не хотела делать ей больно. Я совершенно не хотела причинять маме страдания. Я думаю, просто такова моя природа — я невольно использовала ее слабость и отказ видеть очевидное.
И только оказавшись в ловушке этого крошечного «фольксвагена» с глазу на глаз с уставившимся на меня Брэдом, я вдруг поняла, насколько обидным было мое поведение для мамы. Разумеется, она всегда держалась отстраненно. Она тоже страдала внешней холодностью и сдержанностью. Думаю, мы были очень похожи. Хотя, насколько мне известно, в отличие от меня, маму никогда не рассматривали как некую разновидность психологической диковинки. И в отличие от меня она плачет и в гневе сжимает кулаки. Так что я не думаю, что она, подобно мне, эмоциональный инвалид/гений в медицинском смысле этого слова. Все, что мне известно о ее прошлом, это то, что у нее есть какое-то прошлое, и мы никогда не говорим о ее родителях. У меня есть одна Нана, вот и все. Нана, мой литературный радужный призрак.
Несмотря на свои высокие стены и укрепленные границы, в отношении меня мама пыталась их преодолеть.
Я нет.
В упор глядя на Брэда, я решила постараться преодолеть дистанцию, отделяющую меня от мамы. Причина этой дистанции была не в ней, а во мне. Я должна была рассказать ей раньше. Я должна была разделить с ней свою беременность. Это не сделало бы меня уязвимой, но укрепило бы нашу связь.
Держа ладонь на моем пульсирующем шарообразном животе, мама позволила себе ощутить всю реальность того, что она скоро станет бабушкой, и, видимо, пришла к выводу, что кричать на меня не имеет смысла. Она пару раз попыталась на меня накричать, когда я была совсем малышкой. Оба раза я совершенно не поняла, что означает ее повышенный тон. Поэтому я просто начала смеяться. Именно так поступали люди, когда на обожаемых моим отцом телевизионных шоу герои начинали кричать друг на друга. Поэтому в вечер своего открытия мама просто показала на дверь в знак того, что я должна оставить ее в покое. Проснувшись на следующее утро, хорошо отдохнувшая, со всклокоченными волосами, я нашла ее в кабинете в той же одежде, что и накануне вечером. Она сидела в кресле, перебросив одну ногу через подлокотник, и покачивая туфлей на тонком каблуке, свисающей с большого пальца. На ее персидском ковре валялись две пустые бутылки из-под лучшего марочного вина. Отец, скрестив ноги, сидел на полу напротив нее, уронив голову в свои мускулистые руки.
Пристально глядя на кобру, можно ее приручить, если делать это правильно. Поэтому я продолжала пристально смотреть в глаза жутковатому Брэду, сидя на пассажирском сиденье этого чертова «фольксвагена» посреди леса где-то в Индиане, поставив на паузу безумный план Брэда зарезать меня и похитить моего ребенка. Этому взгляду друг на друга, казалось, не будет конца. Часы тикали, и редкие капли дождя падали то на ветровое стекло, то на крышу.
Затем Брэд стал еще более жутким.
— Пантерка.
Он снова за свое.
— О, моя дорогая, ты такая дикая пантерка, и у тебя острые когти. И ты до меня дотянулась, — усмехнулся Брэд, прижимая белый носовой платок, который он извлек из кармана своей дурацкой рубашки, к крови, капающей у него с подбородка.
Свободной рукой он снял катышек с рукава пиджака.
— Киска, ой, я хотел сказать, пантерка, посмотри на мой костюм. Он так испачкался, — нараспев произнес он голосом капризной дебютантки и тут же сотней октав ниже прорычал, наклонившись в мою сторону: — Ты долбаная дырка. Мой пиджак угроблен. — Он откинулся назад и тоненько хихикнул.
Я превращу твою жизнь в ад за то, что ты назвал меня этим словом.
Глава 19. Спецагент Роджер Лиу
Лола поспешно проинструктировала парамедиков относительно начальника полиции и его заместителя, махнула жетоном и сделала мне знак продублировать ее жест. У меня в ушах по-прежнему что-то завывало, заглушая голоса окружающих. Женщина в домашнем халате с тележкой из супермаркета, которая подала мне телефон, отбежала в сторону и склонилась над урной, не обращая внимания ни на сирены, ни на крики и пожар вокруг. Как замечательно существовать в другом измерении, — подумал я.
Лола подошла ко мне и, поддерживая под локоть, как пьяного, опрокинувшего последнюю и лишнюю рюмку спиртного за ночь, повела к «Ф-150» женщины-викинга. Включив первую скорость, а затем стремительно переключаясь на вторую, третью и, наконец, четвертую, она нюхала воздух, высунувшись из окна, как будто пыталась по запаху определить направление. Как ни странно, глядя на Лолу, я вдруг ощутил, как мою голову заполняет безграничная пустота и почти полное отсутствие каких-либо звуков, сменившее ураган у меня в ушах. Я не запаниковал. Я позволил себе испытать облегчение и одновременно отметил, как мое зрение вновь обострилось, став даже острее, чем прежде.
Я уже рассказывал о том, как в начале своей карьеры проходил снайперскую подготовку? Я рассказывал о своем зрении, острота которого превышает 20/20? Объединив нас с Лолой, Бюро создало самого настоящего супергероя со сверхзрением и сверхобонянием. Видимо, именно эту цель оно и преследовало. Теперь, когда мой слух отключился и более не отвлекал, я смог бы увидеть Техас, если бы его не заслоняли от меня холмы и здания.
Лола втянула голову в плечи и сморщила нос, как будто ее очень беспокоил сам факт того, что она жива. Я попытался сосредоточиться на чем-то, кроме тишины, читая вывески на всех подряд одиноких магазинчиках и ресторанах, попадающихся на нашем прямом пути на прямой, как стрела, дороге. Дождь действовал на нервы. Он был холодным, меланхоличным и никак не мог решить, то ли ему начаться, то ли прекратиться. Несмотря на полдень, небо было темным, как будто наступили сумерки.
Широко открытый рот промелькнувшего мимо деревянного почтового ящика напомнил мне детство. С другой стороны, все дела, над которыми я работал, так или иначе напоминали о детстве. С учетом гипертимезии, от которой я, возможно, страдаю и которую мне обычно удается неплохо контролировать — в отличие от других людей с настоящей гипертимезией, — включилась моя «исключительная память», и передо мной снова всплыли мучительные воспоминания.
В мое сознание вторгся один день, который прокручивался у меня в голове особенно часто. Ну, вот я и выдал себя. Думаю, будет лучше, если я посвящу вас в одну тайну, которую до сих пор тщательно скрывал. Я уже говорил выше, что решил поступить на работу в ФБР, чтобы «угодить родителям» или обеспечить мою подружку, но в начале этих сдвоенных мемуаров мы с вами еще плохо знали друг друга.
Когда мне исполнилось тринадцать лет, мой отец получил работу по конструированию силовых установок для крупной строительной чикагской компании. Оставив позади роскошное существование в Буффало, мы переехали в кирпичный одноэтажный дом в западном пригороде Чикаго, приблизительно в двадцати минутах езды от его центра. Поселок назывался Риверсайд и мог похвастать шедеврами Фрэнка Ллойда Райта[14], спокойными птицами, высокими деревьями, тихими улицами, а также магазинчиком со странным названием «Ворчуны», в котором продавалось необычайно вкусное мороженое.
