Дин Кунц - Ложная память
Не подходи ко мне! Ради всего святого, не подходи! Со мной творится что-то страшное!
Даже сквозь густой гул мотора, работавшего на малых оборотах, он отчетливо расслышал ее предупреждение и почувствовал ужас, заставлявший голос срываться.
Разгром в гараже. Беспорядок на кухне. Мусорный бачок у черного хода, рядом с открытой дверью, наполнен чем угодно, но только не мусором. Он совершенно не мог понять, что же все это значит.
На первом этаже было холодно, так как кухонная дверь стояла открытой. Дасти вдруг пришло в голову, что этот холод говорит о присутствии в доме ледяного духа, который проник сюда через другую, невидимую дверь из места, бесконечно более чуждого, чем черный ход.
Серебряные подсвечники на столе в гостиной, казалось, были прозрачными, словно являлись собственными отражениями или же были вырезаны изо льда.
Гостиная была исполнена зимним блеском стеклянных безделушек, медных каминных принадлежностей, фарфоровых ламп. Время на старинных часах замерло на 11.00. Во время медового месяца они нашли эти часы в антикварном магазине и приобрели за сходную цену. Часы не были им нужны в своем основном качестве, и они не намеревались восстанавливать их механизм. Стрелки застыли, указывая на час их свадьбы, а это выглядело добрым предзнаменованием.
Успокоив Валета, Дасти решил пока что оставить собаку у парадного входа, а сам быстро поднялся по лестнице. Хотя с каждой ступенькой воздух в доме становился все теплее, холод шел по лестнице вместе с ним, тот самый холод, который пронизал его при виде искаженного мукой лица Марти.
Он нашел ее в большой спальне. Она стояла около кровати, держа в руках пистолет 45-го калибра, и, выдернув из него обойму, исступленно бормоча что-то вполголоса, выдергивала патроны.
Вынув патрон, она швырнула его через комнату. Он ударился о зеркало, но не разбил его, а отскочил на туалетный столик и упокоился среди декоративных гребней и расчесок.
Дасти сначала не мог понять, что она говорит, но тут разобрал: «…Благодатная Мария, Господь с Тобою; благословенна Ты в женах…»
Громким шепотом, повизгивая от напряжения, как испуганный ребенок, Марти читала молитву Пресвятой Марии, выковыривая при этом из обоймы патрон за патроном, словно то были бусинки четок и она с молитвою исполняла епитимью.
Дасти, стоя в дверях, глядел на Марти и чувствовал, как на сердце у него становится все тяжелее от страха за нее; тяжесть непрерывно нарастала до тех пор, пока не пронзила грудь острой болью.
Она отбросила еще один патрон, стукнувшийся о комод, и вдруг заметила стоявшего в дверях мужа. Ее лицо, и так достаточно белое для того, чтобы она могла выйти на сцену «Кабуки», побледнело еще сильнее, хотя, казалось, это уже было невозможно.
— Марти…
— Нет… — выдохнула она, когда Дасти шагнул через порог.
Она выпустила пистолет из рук, он со стуком упал на ковер, а Марти пнула его с такой силой, что он пролетел через всю комнату и громыхнул о дверцу шкафа.
— Марти, это же я.
— Уходи отсюда, уходи, уходи, уходи!
— Почему ты боишься меня?
— Я боюсь себя! — Ее тонкие белые пальцы ковыряли обойму пистолета с упорством голодной вороны, вытаскивая очередной патрон. — Ради бога, беги отсюда!
— Марти, что…
— Не приближайся ко мне, не надо! Не доверяй мне. — Она говорила через силу, ее голос беспомощно дрожал и срывался, как канатоходец, потерявший равновесие. — Я спятила, совершенно спятила.
— Послушай, милая, я никуда не уйду, пока не выясню, что здесь случилось, какая стряслась беда, — ответил Дасти, делая еще один шаг в ее сторону.
С воплем отчаяния она отшвырнула патрон и полупустую обойму в разные стороны (подальше от Дасти) и кинулась в ванную.
Он бросился за нею.
— Пожалуйста, — взмолилась Марти, решительно пытаясь закрыть дверь ванной перед его носом.
Всего лишь минуту назад Дасти и помыслить не мог о том, что могут возникнуть какие угодно обстоятельства, при которых он использует силу против Марти, и теперь, когда он сопротивлялся ее усилию, в его желудке возник противный комок. Просунув колено между дверью и косяком, он попытался протиснуться в ванную.
Вдруг Марти резко отпустила дверь и отступила в угол.
Дверь распахнулась настолько резко, что Дасти вздрогнул и споткнулся о порог.
А Марти отступала все дальше и дальше, пока не уперлась спиной в дверцу душевой кабины.
Придержав автоматическим движением дверь ванной, отскочившую от резинового упора, Дасти не отводил глаз от Марти. Он нашарил выключатель на стене и включил флуоресцентную панель над двойной раковиной умывальника.
Искусственный свет отражался от зеркал, фарфора, белого и зеленого кафеля. От никелированных сантехнических приборов, сияющих, как хирургические инструменты.
Марти стояла, прижавшись спиной к полупрозрачной душевой кабине. Глаза закрыты. Лицо искажено от напряжения. Кулаки прижаты к вискам.
Губы быстро шевелились, но не издавали ни звука, будто она онемела от ужаса.
Дасти подозревал, что она опять молилась. Он сделал три шага и коснулся ее руки.
Ее темно-синие и полные тревоги, как штормовое море, глаза широко распахнулись.
— Уходи!
Потрясенный страстным напряжением, прозвучавшим в ее голосе, он сделал шаг назад.
Дверца душевой кабины со звонким щелчком раскрылась, и Марти скользнула внутрь.
— Ты даже не знаешь, что я могу сделать. Мой бог, ты даже представить себе не можешь, насколько это будет ужасно и жестоко.
Прежде чем она успела задвинуть дверцу кабинки, Дасти протянул руку и придержал створку.
— Марти, я не боюсь тебя.
— Ты должен бояться, должен.
— Скажи же мне, что произошло! — пораженный, потребовал он.
Прожилки в ее сделавшихся темными голубых глазах походили на трещины в толстом стекле, черные зрачки казались пулевыми пробоинами в мишени.
И вдруг, словно раскололась невидимая преграда, из нее осколками посыпались слова:
— Во мне есть что-то такое, чего ты не знаешь, где-то внутри сидит другая я, полная ненависти, готовая искалечить, зарезать, уничтожить, а может быть, это и не иная, а просто я, и, значит, я не тот человек, которым всегда себя считала, а что-то извращенное, ужасное, ужасное!
Даже в самых кошмарных своих сновидениях, в самые отчаянные моменты своей жизни наяву Дасти никогда не испытывал такого всепоглощающего испуга, и в сложившемся в мозгу представлении о себе как о человеке он никогда не допускал, что страх может настолько сокрушить его, как это было сейчас.
Он ощущал, что та Марти, которую он всегда знал, ускользает от него, необъяснимым образом, но неумолимо проваливается в какой-то психологический Мальстрем, более непостижимый, чем любая черная дыра в глубинах Вселенной, и что даже если какая-то ее часть останется здесь, после того как ужасный вихрь прекратится, то она окажется не менее загадочной, чем иноземная форма жизни.
И хотя до сих пор Дасти никогда не представлял себе, до какой степени им может овладеть ужас, он всегда понимал, насколько холодным станет для него этот мир, если в нем не будет Марти. Перспектива безрадостной и одинокой жизни без нее и являлась источником того страха, которым он сейчас терзался.
А Марти пыталась отступить подальше от стеклянной дверцы, пока не забилась в самый угол душевой кабины; она вся съежилась, обхватив грудь руками и засунув кулаки под мышки. Все ее кости, казалось, торчали наружу — колени, бедра, локти, лопатки, череп, — как будто скелет стремился разорвать свой союз с плотью.
Когда Дасти вслед за ней вступил в кабинку, Марти простонала:
— Прошу тебя, Дасти, не надо, пожалуйста, не надо. — Ее голос гулко отдавался от кафельных стен.
— Я могу помочь тебе.
Марти заплакала. Ее рот искривился, все черты лица исказились.
— Нет, милый, нет. Отойди. — Она тряслась всем телом.
— Неважно, что бы ни случилось, я смогу тебе помочь.
Когда Дасти приблизился, Марти соскользнула по стене и скорчилась на полу, так как ей было уже некуда отступать от него.
Он опустился рядом с нею на колени.
Когда же он положил ей руку на плечо, она забилась в конвульсиях, панически выкрикнула одно слово:
— Ключ!
— Что?
— Ключ, ключ! — Она оторвала сжатые кулаки от тела и поднесла их к лицу. Стиснутые пальцы судорожно разжались. Марти всмотрелась в пустую правую руку, затем в пустую левую. Она выглядела пораженной, как будто некий фокусник незаметно для нее заставил монету или скомканный шелковый шарф исчезнуть из ее ладони.
— Нет, он был у меня, он у меня, этот автомобильный ключ, он где-то здесь! — Она отчаянно ощупывала карманы джинсов.
Дасти вспомнил, что видел ключ от автомобиля на полу около тумбочки.
