Джузеппе Д'Агата - Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн"
— Скандал?
— «Италия всегда готова услужить ЦРУ», «Римский аэропорт — поле битвы межу Востоком и Западом», «Итальянская разведка вновь начинает холодную войну». Уже вижу такие заголовки на первых полосах газет. И телевидение, дорогой друг, сегодня уже не такое, как прежде. А ведь какие были прекрасные времена! Теперь же разве кто их удержит? — Он бросил на Гаккета обеспокоенный взгляд. — Хотите завершу картину? Последуют нападки на мое начальство, на правительство, угрозы политической дестабилизации, протесты коммунистов и левых. Да, забыл еще — моральное линчевание и конец карьеры вашего покорного слуги, если только случайно выплывет мое имя.
— Настоящая катастрофа.
— Мистер Гаккет, — продолжал Танкреди, — если хотите, чтобы наши добрые… личные отношения продолжались, я должен оставаться на определенной дистанции.
— И какова же эта дистанция?
— Расстояние между Римом и теми городами, откуда прилетели оба самолета, которые находятся сейчас во Фьюмичино со своими экипажами и со своими незарегистрированными пассажирами.
— Если я правильно вас понял, — холодно ответил Гаккет, — вы за то, чтобы русские туристы с их гостем, без всякого на то права взятым на борт, улетели.
Танкреди поднял палец, указывая в небо:
— Я нет. Но…
— Кто-то более авторитетный, чем вы?
Танкреди не ответил, и Гаккет продолжал, явно провоцируя:
— Министр обороны? — И еще агрессивнее и саркастически: — Еще выше? Премьер-министр? Папа? Господь Бог?
Танкреди промолчал. Одна только мысль не вызывала у него уже никаких сомнений: от неприятности, в которую его вовлекли, похоже, уже никуда не деться и впереди его не ждет ничего хорошего, это уж точно.
Заместитель американского посла пообедал торопливо и без удовольствия. Просто кусок не лез в горло. Теперь, сидя за своим просторным письменным столом, он глубоко затянулся сигарой и выпустил облако дыма.
— Господа, если ЦРУ проявит свою добрую волю и, самое главное, если КГБ тоже согласится поступить благоразумно в этом злополучном деле… — он замолчал, чтобы еще раз затянуться и выпустить дым в сторону Уэйна и Гаккета, сидевших напротив него, — то можно надеяться, что советские власти, возможно… я в этом не уверен… согласятся в качестве жеста доброй воли заменить героического Фрэнки Хагена, покойного, но не по их вине, каким-нибудь другим агентом американского империализма, который в настоящий момент находится в туристической поездке по архипелагу ГУЛАГ.
— Он так сказал? — удивился Гаккет.
— Да, мои дорогие.
— Советский посол употребил слово «ГУЛАГ»?
— Нет, это мой вольный перевод, — уточнил заместитель посла.
Уэйн недовольно поморщился:
— И они еще становятся в позу обиженных. Сукины дети! Мы теряем человека, а они протестуют.
— У вас есть какие-нибудь предложения, мистер Уэйн?
— Да. Давайте и мы будем стрелять в цель, — ответил Уэйн. — Ведь пройдет же рано или поздно этот мерзкий тип Форст мимо иллюминатора или нет?
— Действительно, какая тонкая мысль, — с явной иронией отметил заместитель посла.
— Ну это я так… — тоже с иронией усмехнулся Уэйн.
Заместитель посла поднялся:
— Ладно. Оставляю вам кабинет и продолжайте эту небольшую конференцию на высшем уровне, в которой я не могу принимать участие в силу… как бы это сказать… профессиональной этики. А также потому, что вынужден защищать ваши действия на дипломатическом фронте.
Агенты тоже встали из-за стола. Заместитель посла предпочел не подавать им руки.
— Пусть всем будет ясно, что мы с вами не знакомы, и следовательно, я не отвечаю за ваши решения. — Он прошел к двери, но, прежде чем выйти, обернулся и с иронией произнес: — Заметили тонкость? Именно потому, что восхищаюсь нашей разведкой, оставлю вас тут, закрывая глаза на то, что вы станете рыться в моих бумагах и устанавливать микрофоны. — И вышел, не дав им возможности ответить.
— Ничего себе типчик! — заметил Гаккет. — Интересно, почему Вашингтон использует этих умников. И вообще, к чему все это приведет?
— Туземцы, — ответил Уэйн, — орут благим матом.
— Кто? Оборона или иностранные дела?
— Оба министерства.
Гаккет бросил взгляд на часы и схватился за трубку.
— Дайте мне Меддокса, — велел он. — Меддокс… Ты поторопил? Хорошо. — Он положил трубку, взял сигару из коробки на письменном столе и предложил вторую Уэйну.
— Главное сейчас, чтобы не прервалось наше сотрудничество с Танкреди, — сказал Уэйн, откусывая кончик сигары.
Гаккет принялся рассеянно перебирать какие-то бумаги.
— Он выйдет из игры… только официально. Ты что-нибудь выудил из английского посла?
— Он хитер, но, мне кажется, не имеет к этому никакого отношения.
— А твоя подруга?
— Какая подруга?
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Сердечная подруга, Уэйн.
Уэйн прошел к креслу и уселся, положив ноги на письменный стол.
— А, моя бывшая… невеста?
— Так вы расстались?
Уэйн ответил равнодушным тоном:
— Она оставила меня.
Гаккет тоже расположился в кресле. Нашел коробку шоколадных конфет и предложил коллеге.
— Она увезла мебель, постельное белье, одежду. А также кое-какую деликатную информацию? — поинтересовался он.
— О нет. Только некоторые мелочи, создающие атмосферу.
— Вели возвратить, иначе понадобится адвокат, друг мой.
— Этим занимается Финкер в Лондоне.
— Думаешь, твоя красавица уже нашла укрытие на родине?
— Понятия не имею, — ответил Уэйн, роняя на пол пепел. — Зато мы скоро узнаем, работает ли она на разведку и как давно.
— Я хорошо знаю Суханова, у меня другое о нем представление, чем у тебя, наверное, более точное.
— Какое?
— Хаген не давал ему покоя. Слишком много знал. И потому он решил возвратить нам его мертвым, — ответил Гаккет. — Не исключаю, что это была его личная инициатива. Тогда было бы вполне понятно, почему, ничего не зная, так возмущается Москва. За мою сколь короткую, столь и неудачную карьеру я не встречал еще ни одного русского коллегу, который действовал бы без официального прикрытия.
Гаккет оставил сигару и положил в рот конфету.
— Меткое наблюдение. Нам нужно решить, Гаккет, кто этого хотел и кто это сделал — русские или англичане?
— Следовало бы выяснить, на кого работает, если жива, прекрасная Ванниш, — ответил Гаккет, жуя конфету. — Ты, знающий ее близко, что можешь сказать о ней? Ну-ка напрягись.
Уэйн тоже положил в рот конфету.
— Она довольно патриотично настроена. Непредсказуема и коварна, но только в постели. Если работает на русских, то лишь потому, что однажды ошиблась. Например, встретила русского в шарфе Оксфордского университета. — Он поднялся, потому что кто-то неожиданно постучал в дверь.
Вошел Меддокс с телексами в руках:
— Для мистера Гаккета.
Гаккет взял бумагу и принялся изучать ее, а Меддокс с расстроенным видом кисло улыбнулся Уэйну:
— Личное послание. — И передавая Гаккету второй телекс, добавил: — Управление хочет, чтобы вы немедленно переговорили с Сухановым. Это подробные инструкции.
— Что будем делать с Рудинским? — поинтересовался Уэйн.
Не прерывая чтения, Гаккет ответил:
— Вытряхни из него все, что можно, сломай и выверни наизнанку, как носок.
— Уже сделано и с особой тщательностью. Я проверил его рассказ во всех деталях. Все верно. Я ему весьма не по душе, но он сотрудничает.
— Охотно? — спросил Гаккет, кладя бумаги в карман.
— Чокнутый. Но так или иначе направил нас по следам Ванниш.
— Позволите? — Меддокс взял конфету.
— На свой страх и риск, — ответил Уэйн.
— Кстати, по поводу графа Рудинского. Я мог бы кое-что подсказать, — осторожно заметил Меддокс, не реагируя на иронию.
Гаккет повернулся к Уэйну:
— У этого юного умника есть свои идеи?
— Была одна неплохая мысль, как избавиться от прыщей, — пояснил Уэйн.
Гаккет посмотрел на обезображенные щеки Меддокса.
— И помогло?
— Сам видишь.
Гаккет улыбнулся Меддоксу:
— Придется тебе, парень, ограничить поле деятельности шифрами.
— Согласен, мистер Гаккет. — Он осмотрел конфету, которую держал в руках, поколебался и положил в коробку.
Вздохнув, Гаккет встал:
— Ладно, друзья. Рудинский — это потом. Сейчас надо заняться Сухановым. — И, жестом попрощавшись, вышел из комнаты.
Люк советского самолета открылся, и появилась коренастая фигура Суханова в форме полковника КГБ. Он стал уверенно спускаться по трапу. Внизу его встретил Гаккет, за которым немного поодаль стоял Танкреди. Все трое обменялись чем-то вроде поспешного военного приветствия.
Суханов огляделся и обратился к Гаккету:
