Китти Сьюэлл - След крови
На противоположной стороне моста стоял знак «Добро пожаловать в Уэльс»: крупными буквами по-валлийски, а ниже мелкими — по-английски. Разумеется! Интересно, будет ли Уэльс так же рад с ними распрощаться, когда выходные закончатся?
— Теперь куда, начальник? — спросил Антон через плечо, ловя ее взгляд в зеркале заднего вида, но она надела солнцезащитные очки.
Рэчел изучала карту, пытаясь найти хоть одно знакомое местечко.
— Как тебе Тенби? — предложила она. — Я один раз видела сю по телику. Там довольно мило, Саше понравится. Это ближе, чем Западный Уэльс, а море там тоже есть.
— И как туда ехать, начальник?
— Все время прямо, — ответила она.
— Все время? Мне нравится это слово, Рэчел, — признался ОН, оторвав взгляд от дороги, и принялся разглядывать ее В зеркале заднего вида.
— Я имею в виду все время прямо по этой чертовой автостраде, — оборвала она, — до самого Кардиффа. Проезжаем Суонси, Кармартен, потом повернем налево у городка под названием Нарбет. И не старайся изобразить из себя романтика, Антон! У тебя это хреново выходит.
— Эй, — воскликнул он, сердито взглянув на нее, — не забывай, с нами ребенок!
Она саркастически засмеялась, чувствуя себя на заднем сиденье в относительной безопасности.
— Ха-ха. Уж кто бы говорил! Учитывая то, что этот ребенок видел и слышал.
Саша расплакался.
— Видишь? — нахмурился Антон.
Рэчел попыталась погладить Сашу по голове, но сын отбросил ее руку. Он знал, что речь идет о нем, о том, что он видел и слышал. Она никак не могла привыкнуть к тому, как много вмещалось в этой маленькой голове. Даже если он и не расслышал слов, то все понял по их тону.
Она вытащила из сумочки сигарету и сунула в рот. Открыла окно. Антон пристально следил за каждым ее движением. Она достала зажигалку и поднесла ее к сигарете.
— Если ты закуришь, мне придется отшлепать тебя по голой заднице.
Антон повернулся к Саше и подмигнул ему. Мальчик, чувствуя, что в словах отца нет ничего смешного, продолжал плакать.
— Мама, не кури, — попросил он таким голосом, что у Рэчел защемило сердце.
Она положила сигарету назад в пачку.
Хотя на улице все плавилось от жары, внутри машины было прохладно. Они молча ехали по автостраде, бампер к бамперу с машинами других семей, тоже отправившихся отдохнуть. Рэчел разглядывала их в окно, когда они проезжали мимо по соседним полосам. Счастливые супруги, веселые дети, велосипеды и доски для серфинга на багажниках машин, подушки и сумки-холодильники поверх тюков. Семьи в фургончиках. Парочки на мотоциклах, затянутые в кожу и крепко прижавшиеся друг к другу. Антон не замечал ничего, Саша тоже. Оба смотрели исключительно вперед, как будто место назначения — единственное, что имело значение. Как будто Тенби мог одним махом все решить: постоянное напряжение исчезнет, и все будут счастливы.
Казалось, все направляются в Тенби. Машины наводнили маленький городок. Рэчел испугалась, поскольку стало очевидно, что места для парковки им не найти. Они колесили по узким улочкам, едва не наезжая на пешеходов. Антон напрягался все больше и больше, на скулах заходили желваки, на лбу выступили бисеринки пота, хотя в салоне царила прохлада. Он принимает наркотики? Может, ему необходимо «взбодриться»? С Антоном никогда ни в чем нельзя быть уверенной, хотя были периоды, когда он ничего не принимал, бросал кокаин и свою паршивую русскую водку, пил только пиво и посещал тренажерный зал.
Саша, разочарованный в Тенби и ощущающий, что обстановка накаляется, внезапно вскрикнул, его лицо засияло.
— Папа, — начал он, — что ты сделаешь, если встретишь инопланетянина?
— Помолчи несколько минут, парень.
Рэчел подалась вперед.
— Расскажи мне, дорогой. Что ты сделаешь, если встретишь инопланетянина?
— Ха! Припаркую машину, — ликующе завопил Саша.
Это растопило лед. Рэчел засмеялась, вслед за ней Антон. Пока все трое умирали со смеху, голубой фургон, будто на заказ, отъехал, и Антон, резко свернув, припарковался на освободившемся месте.
— Спасибо за совет, — Антон ткнул Сашу в бок. — Своего инопланетянина я уже встретил.
— Круто! — засмеялся Саша, к которому вернулось хорошее настроение.
Они припарковались у старой городской стены, взяли сумки, мяч и побрели к морю. И словно началась полоса везения: они получили два свободных номера в первой же гостинице, куда зашли, — в «Оушнвиста» на эспланаде. Вестибюль ее представлял собой то еще зрелище: отстающие обои и пыльные люстры, а на аксминстсрском ковре,[22] о который погасили не один десяток сигарет, развалился толстый лабрадор. Пухлая валлийка за конторкой администратора взглянула на них поверх очков в роговой оправе.
— Вам крупно повезло. Мне только что позвонили и аннулировали заказ. У дамы случился приступ астмы, и ее пришлось госпитализировать. Бедняжка! Они сами из Дербишира. Они так ждали этих праздников! Они приезжают каждый год с двумя детьми. Иногда даже два раза в год. — Она вздохнула.
— Отлично! — решительно оборвал ее Антон. — Но это вам повезло.
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Нет, сэр. Не мне. Во всем Тенби сейчас не найти свободного номера.
Рэчел толкнула Антона ногой. Еще одно слово, и им придется возвращаться в машину и ехать в другой город. Должно быть, он и сам это почувствовал, потому что улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой. Женщина кокетливо опустила глаза. А когда ее взгляд остановился на Саше, она и вовсе смягчилась. Она наклонилась через стойку, свесив свой гигантский бюст.
— А этот молодой человек? — поинтересовалась она. — У меня есть детский номер, как раз для тебя. Рядом с номером мамы и папы.
Они поднялись на третий этаж по некогда величественной лестнице, свет на которую падал через высокое окно. В солнечных лучах медленно кружились пылинки. Антон повел их по полутемному коридору. Основная спальня была большой, в ней пахло отбеливателем и застоявшимся сигаретным дымом. Стекло в эркере помутнело от морской соли, но вид на море, тем не менее, был великолепный. Дверь из спальни вела в помещение, некогда служившее кладовой. Здесь было крошечное окошко, односпальная кровать, маленький шкаф и картина, изображающая мальчика с уткой.
— Вот что, — сказала Рэчел Саше, — поскольку это особая поездка, ты можешь спать с папой на двуспальной кровати. А я займу маленькую комнату.
Антон одарил ее угрюмым взглядом.
— Ты забыла, в честь чего эта поездка, крошка. Завтра твой день рождения.
— Не твое дело, — прошипела она в ответ.
Пока Саша пытался оценить преимущества ее предложения, Рэчел, закрыв дверь, уже распаковывала свои вещи в маленькой комнатке. Она заглянула в сумку. Пришло время снять чертовы сапоги и надеть сандалии: ее ноги уже восемь месяцев не дышали свежим воздухом. Она стянула джинсы и примерила старую джинсовую юбку, которую в последний момент бросила в сумку. Юбка, как всегда, сидела отлично. Рэчел понимала, что ей повезло, — похоже, ее фигура осталась без изменений. И дело вовсе не в том, что она сидела на диете. Она взглянула на свое отражение в зеркале на внутренней створке шкафа и почувствовала себя беззащитной, голой и белой, как стена. По сравнению с остальным туловищем ее ноги казались непропорционально длинными. Но ноги были красивыми, и об этом ей говорили бесчисленное количество раз. Антону нравились длинные ноги, но больше всего его возбуждали пышная грудь и роскошные ягодицы. А Рэчел, положа руку на сердце, не обладала ни тем, ни другим. Почему же его так заводят ее костлявые формы? Она расчесала волосы и подняла их, чтобы взглянуть на уши. Сейчас кроткий как голубок, при виде этих разорванных, изувеченных мочек и синяков на ее лице он не испытал никаких угрызений совести. Железные нервы!
Она подошла ближе и всмотрелась в свое лицо: бледное, вытянутое, глаза запали. Вокруг правого глаза — нездоровая желтизна синяка, а часть левого до сих пор кроваво-красная. зубы распухшие и обветренные. Она достала помаду, которую уже год носила в сумке, и понюхала ее. Естественно, помада прогоркла — но это все же лучше, чем с потрескавшимися губами. Она выдавила немного тонального крема на свою бледную кожу.
— Мама, пойдем! — позвал Саша. — Папа умирает с голоду.
Он забарабанил в дверь, и Рэчел с беспокойством заметила, что та не запирается.
— Иду, — ответила она, надевая очки.
— Желаю приятно провести вечер! — сказала дама от стойки администратора.
Саша остановился, чтобы погладить Лабрадора, но тот лишь лениво приоткрыл глаз. Рэчел видела, что сын скучает по Наполеону, но не спрашивает о нем, прекрасно зная: папины решения не обсуждаются. То ли он настолько доверял отцу, то ли просто боялся, что больше никогда не увидит свою собаку, — этого она не знала, потому что никогда не старалась вызывать сына на откровенность. Это было бы несправедливо по отношению к мальчику, поскольку ничего хорошего об Антоне она сказать не могла.
