Лумис Грег - Синайский секрет
— Фараоны это ели? Ели золото?
Шаффер наклонился над столом и с блаженным видом принюхался к аромату пищи.
— Золото, мистер Рейлли, имеет очень немного каких-то особых достоинств, и во всем мире его высоко ценят. Почему не железо или, скажем, медь? Потому что древние использовали золото для приготовления средств, продлевающих жизнь. А прочий мир подпал под своеобразное атавистическое обаяние этого вещества, забыв о его предназначении. А оно, благодаря своим свойствам, помогает поддерживать здоровье и генерирует уникальную энергию.
— Левитация?
— И она тоже.
Лэнг, уже положивший немного гуляша из горшочка себе на тарелку, забыл о еде.
— А что еще?
Шаффер вновь сосредоточился на своей тарелке.
— Ну, кто же теперь может сказать? Это, как и многое другое, кануло в прошлое. Впрочем, существует мнение, что при каких-то определенных условиях этот порошок может иметь огромный энергетический потенциал.
Лэнг положил вилку. Связь между Ядишем, Льюисом и таинственным белым порошком начинала понемногу вырисовываться у него в мозгу, словно здание, появившееся в густом тумане. Детали все еще оставались неразличимы, но общий контур уже можно было распознать.
— И что же это за энергия?
Доктор повернул вилку боком и уверенным движением, как хирург, рассек клецку на две части.
— Детально никто пока ничего не знает, но общее представление есть. Несколько лет назад группа англичан попыталась повторить строительство одной из малых пирамид, используя те средства, которыми наверняка могли располагать египтяне. По мере возведения постройки ее окружали песчаной насыпью, по которой затаскивали камни на место — археологи давно решили, что пирамиды строились именно так. Но ничего не вышло. В определенный момент груда песка переставала выдерживать собственный вес и рассыпа́лась. Было предпринято несколько попыток, и каждый раз с одним и тем же результатом.
Лэнг отхлебнул пива, глядя на Шаффера сквозь мутноватое волнистое стекло.
— И?..
Клецка, по-видимому, оказалась достойной того, чтобы съесть ее целиком; доктор Шаффер повторил операцию над ней.
— Стало очевидно, что для подъема каменных блоков, весящих порой не одну тонну, египтяне использовали какой-то другой метод.
— И, вы считаете, что порошок?..
Шаффер расправился с клецками и с сожалением посмотрел на тарелку.
— Мистер Рейлли, я ведь только рассуждаю. Изумрудная скрижаль Гермеса Трисмегиста[42], считающаяся краеугольным камнем всей алхимии, — это же древнеегипетский текст, и потому алхимия и тайны Египта сплетены… смешаны? Нет, связаны между собой. А вы не хотите поесть еще гуляша? Остыв, он будет уже не таким вкусным.
Лэнг пододвинул к собеседнику горшочек с гуляшом.
— Но как они могли с помощью этого порошка поднимать такие тяжести?
Гуляш тоже заслужил одобрение Шаффера.
— Трудно… в общем, я не знаю. В физике я не силен. Но, пожалуй, знаю человека, у которого могло бы быть мнение на этот счет. В Каире есть такой Бен-Хамиш, мне иногда доводилось с ним сотрудничать… — Он с неожиданно громким скрежетом провел краем вилки по тарелке, подбирая остатки соуса. — Выражаясь по-вашему, по-американски: вот что я вам скажу. Позвольте-ка мне внимательно прочесть эти бумаги на ночь глядя. А завтра встретимся. Не могу даже представить себе лучшего начала дня, чем кофе и хороший кусочек торта «захер». Мы могли бы там встретиться.
Насчет того, где находилось «там», не могло быть никаких сомнений. Речь шла о торте, который готовили в ресторане одноименной гостиницы, представляющем собой сочетание шоколадного бисквита с абрикосовым джемом и изрядного количества жирных, тающих во рту взбитых сливок и содержащего столько калорий, холестерина и ненасыщенных жиров, что любой кардиолог должен был бы зарыдать при одной только мысли о таком завтраке.
Кулинарные пристрастия доктора химии свалили бы с ног любого атлета, вплоть до олимпийских чемпионов; тем не менее этот коротышка был довольно пухлым, но отнюдь не тучным. Европейцы, казалось, ели все, что им нравилось, но среди них попадалось не так уж много толстяков. Лэнг же, чем старше становился, тем сильнее завидовал европейцам из-за этого и порой испытывал к ним нечто вроде ненависти.
Он поднялся из-за стола. Подошел официант, являвшийся, похоже, и хозяином ресторана, собрал на поднос пустые тарелки и пивные кружки и положил маленький листок бумаги — счет. Шаффер не протянул к счету руку, даже не посмотрел на него.
Лэнг взял счет, оказавшийся на удивление скромным, и положил на стол несколько евро.
— Когда же мы встретимся? Часов в семь?
— Кафе открывается в восемь.
— Значит, в восемь.
Выйдя на улицу, Лэнг понял, что ему по-прежнему хочется есть. В этом не было ничего удивительного — ведь оба обеда, не считая нескольких кусочков, достались доктору Шафферу.
Лэнг посмотрел на часы. Для Вены, где обедали, как правило, не раньше девяти вечера, еще рано. Можно было бы купить сосиску в одной из передвижных Wurstelstand и немного погулять, полюбоваться достопримечательностями.
Закрытая для транспорта Стефансплац и многочисленные бары и рестораны на проходивших поблизости Бёкерштрассе и Шёнлатернгассе были полны народу. Прямо перед собором, рассчитывая подзаработать, прыгали и кувыркались акробаты в белых трико. Неподалеку детишки, сбившись кучей, как завороженные, смотрели на мима. Пробравшись сквозь толпу, Лэнг вскоре наткнулся на небольшую очередь людей, желавших купить пива и нечто вроде американского хот-дога[43].
Он нашел незанятую скамейку и сел, намереваясь поесть не спеша и полюбоваться собором, освещенным прожекторами почти так же ярко, как солнечным светом. Собор Святого Стефана был выстроен в тринадцатом столетии, но от первоначальной постройки остались лишь Исполинские врата и две Языческие башни, названные так потому, что они были возведены на месте еще более старинной языческой святыни. Главная башня — «Старый Стефл», — пристроенная к собору в четырнадцатом веке, вонзала в брюхо ночного неба свой готический шпиль четырехсот пятидесяти футов высотой. Лэнг всегда восхищался мозаикой на крыше нефа собора. Там из разноцветной черепицы — кровля состояла из более чем миллиона плиток — было выложено изображение двуглавого орла, герба Габсбургов.
Рейлли решил зайти в церковь днем. Много лет он хранил в памяти извилистые проходы усыпальницы, где на протяжении многих веков погребали Габсбургов, отмечая их могилы чугунными статуями, которые вполне можно было бы счесть порождением фантазии Стивена Кинга. Глядящие из-под шлемов костлявые лица и изогнутые в неестественных позах тела производили еще более жуткое впечатление, когда зрители узнавали, что трупы перед погребением вскрывали, чтобы облагодетельствовать отдельными захоронениями сердец и внутренностей две другие церкви. Впрочем, эта устрашающая традиция была лишь временной данью нравам определенной эпохи и не могла считаться особенным свойством австрийской монархии.
Не слишком-то подходящие мысли для того, чтобы с аппетитом съесть сосиску, подумал Лэнг и поднялся, чтобы бросить салфетку и пустую бутылку из-под пива в стоявшую поблизости урну. Но, сделав всего лишь шаг, он почувствовал прикосновение к шее холодной стали.
— Спокойно сядьте на место, мистер Рейлли, — приказал низкий голос, говоривший, кстати, без малейшего акцента.
Лэнг медленно опустился на скамейку, лишь повел глазами слева направо. Двое находившихся по сторонам мужчин были явно заинтересованы происходившим. Они очень походили на тех, с которыми ему пришлось иметь дело в Брюсселе, а возможно, были теми же самыми.
Когда он сел, они придвинулись поближе.
Одетый в ветровку мужчина скользящим движением обогнул вокруг край скамьи; при этом оружие, которое он держал в руке, на мгновение блеснуло в уличном свете и тут же исчезло под курткой. Один из его помощников шагнул назад, перегнулся через спинку скамьи и вынул из кобуры, прицепленной к ремню у Лэнга за спиной, «ЗИГ-Зауэр».
— Так-то лучше, — констатировал сидевший. — А теперь вы пойдете с нами.
— Мама учила меня никогда не ходить с незнакомыми людьми, — ответил Лэнг, не пошевелившись.
Не торопись. Тяни время. Выгадывай момент для спасения. Такова была одна из основных заповедей, которые много лет назад внушали ему, когда он учился на агента Управления. Эти люди своим поведением уже дали понять, что шанс у него может появиться. Пытайся остановить ситуацию и уловить момент, когда ее можно будет переломить.
Но, если такой момент не подвернется достаточно скоро, он окажется глубоко в дерьме.
Сесть с этими людьми в машину или войти в какой-нибудь темный переулок будет все равно, что самому лечь в гроб.
