Фрэнк Тэллис - Комната спящих
– Да.
Сестра Дженкинс взяла Сару Блейк за плечи и потрясла. Затем наклонилась и прокричала ей в самое ухо:
– Сара! Просыпайтесь! Пора обедать!
Сестра Дженкинс встряхнула женщину еще раз, но та продолжала спать. Голова Сары качнулась из стороны в сторону, но глаза оставались закрытыми.
– С другими то же самое, – продолжила сестра Дженкинс. – Ни на что не реагируют. Странно.
– А может, кто-то из сестер превысил дозу хлорпромазина?
– Вряд ли, – ответила сестра Дженкинс. – Утром дежурила сестра Фрейзер. Все мои девушки аккуратны, но она особенно. Сестра Фрейзер не могла допустить такой грубой ошибки.
Несмотря на веру сестры Дженкинс в сестру Фрейзер, я решил проверить карточки. Все было в порядке. Ничто не свидетельствовало об ошибке или недосмотре. Пациенты получали обычные дозы в соответствии со своим состоянием. Наоборот, дозы были даже немного меньше, чем обычно.
Сестра Дженкинс понизила голос.
– А вдруг у них… – запнулась и только потом прошептала: – Кома?
– Не похоже, – возразил я. – Взгляните на их глаза. Обратите внимание – у всех движутся. Пациенткам снятся сны. Насколько я знаю, у больных в коме сновидений не наблюдается.
– Что же делать, доктор Ричардсон? Их же надо накормить, вымыть, отвести в туалет…
– К сожалению, сейчас это невозможно.
– Давайте я позвоню доктору Мейтленду.
– Нет, позвоню сам. Сначала надо их осмотреть.
Я поднял веко Кэти Уэбб, осмотрел глаз. Рефлексы были нормальные.
– Кэти, – позвал я. – Вы меня слышите?
Громко хлопнул в ладоши.
– Кэти!
Никакой реакции. Похлопал ее по щекам, сначала осторожно, потом сильнее – даже румянец выступил. Кэти Уэбб лежала неподвижно, с ничего не выражающим лицом. Ей продолжал сниться сон. Затем я прикрепил ей на голову электроды и запустил энцефалограф. Показатели были абсолютно нормальными. Низкоамплитудные волны говорили о спокойном сне.
У других наблюдалось то же самое. Можно было трясти их, бить по щекам, кричать, но пациентки не просыпались. Показатели энцефалографа были одинаковы у всех.
Убедившись, что ничего больше сделать не смогу, позвонил секретарше Мейтленда и попросил, чтобы сказала ему о моем звонке. Мейтленд перезвонил через двадцать минут. Я постарался объяснить ситуацию как можно спокойнее и внятнее, но растерянность так и прорывалась наружу. Когда я договорил, повисла затяжная пауза. Я уже решил, что связь прервалась.
– Хью, – позвал я в трубку. – Вы меня слышите?
– Да, – ответил он. – Слышу. Просто задумался. Я хочу сам их осмотреть. Приеду ближе к вечеру.
– А как же ваша жена? – спросил я.
– О ней хорошо заботятся, – ответил Мейтленд. – Все будет нормально.
В начале шестого, осматривая пациента из мужского отделения, я случайно выглянул в окно и увидел посреди вересковой пустоши две яркие фары. Быстро завершив дела, вышел в вестибюль. Мейтленд не стал утруждать себя вежливыми формальностями и сразу перешел к делу:
– Ну как, без изменений?
– Да, – ответил я. – Все то же самое.
Мы отправились в комнату сна. Я попытался разбудить пациенток, но снова безрезультатно. Потом показал Мейтленду электроэнцефалограммы. Говорил Мейтленд мало, выражение лица его было суровым. Мне даже сделалось не по себе. Безо всяких на то причин начал бояться, что в случившемся Мейтленд винит меня. Наконец он начал сам будить пациенток. Велел сестре Пейдж приготовить шприцы.
– Бензедрин, – прокомментировал Мейтленд. – Должно подействовать. Двойная доза бензедрина. Эффект схож с адреналином. Ускорится сердцебиение, поднимется давление, с флуктуациями от десяти до тридцати миллиметров. Дрожь, подергивание, возможны сбои сердечного ритма. Такой уровень физического возбуждения со сном никак не сочетается.
Мы сделали уколы всем пациенткам. Я послушал сердце Мариан Пауэлл через стетоскоп и услышал, как зачастил пульс, но в сознание она не приходила. То же самое было с Селией Джонс и Элизабет Мейсон. Я наблюдал, как Мейтленд считает пульс Сары Блейк, затем поднимает ей веки. Вид у Мейтленда был не просто озадаченный, а рассерженный. Всего через десять минут он приказал приготовить еще шприцев. Когда пациенткам вкололи новую дозу бензедрина, Мейтленд отвел меня в сторону и сказал:
– Должен извиниться перед вами, Джеймс. Когда вы сказали, что пациенткам одновременно снятся сны, сначала я не поверил. Видимо, вы стали свидетелем некого необычного процесса, который сейчас достиг кульминации.
– Как думаете, что с ними?
– Трудно сказать. Но, если хотите знать мое мнение, – я дал ему знак, чтобы продолжал, – должно быть, в условиях комнаты сна открылись уникальные возможности для общего взаимодействия – длительный сон, близость друг к другу, изменения химии мозга или комбинация всех данных факторов. Полагаю, причина феномена лежит в сочетании электромагнитных полей. Впрочем, это лишь предварительная гипотеза. Вы ведь тоже так считаете, правда? Вы продвигали как раз такую точку зрения.
– Насколько мне известно, другого объяснения нет. По крайней мере, научного.
Мейтленд согласно хмыкнул:
– Похоже, они вошли в некое единое состояние, из которого их нельзя вывести. Интересно, почему? И по какой причине они застряли именно на этой конкретной фазе сна?
– Возможно, – предположил я, – во время данной фазы мозг становится более пористым, а значит, увеличивается его способность влиять на «соседей». В должное время будет достигнут необратимый критический порог.
– Жаль, что нет еще одного энцефалографа, можно было бы сравнить результаты.
– Должно быть какое-то сходство, совпадения.
– Да, потрясающий результат.
– Интересно, – задумчиво произнес я, сам осознавая, как спорно прозвучит сейчас мое утверждение, – если спросить пациенток, какие именно сны им снятся, что бы они ответили? Были бы их сны одинаковы?
Мейтленд задумался над моим сенсационным предположением и наконец проговорил:
– Давайте не будем увлекаться, Джеймс. Безусловно, происходит нечто необычное. Но надо сохранять здоровый скептицизм. Вспомните врачей прошлого, решавших, будто пациенты обладают особым даром – телекинезом, способностью предвидеть будущее, телепатией. Все они потом оказывались посрамлены. Сами потом стыдились, что поверили в подобные глупости.
– Сейчас не девятнадцатый век, Хью.
– Тем непростительнее наступать на те же грабли.
– Неужели вы правда думаете, – я обвел широким жестом комнату, – что у этого может быть простое объяснение?
– Возможно, нет. Но перед тем, как делать сенсационные заявления, необходимо исключить все остальные варианты.
– Например?
– Истерию. Вдруг у пациенток ранее не наблюдавшаяся форма групповой истерии?
– Не может быть. Они же спят.
– Следует быть очень осторожными в выводах. – Мейтленд вздохнул и произнес тоном многоопытного человека: – Поверьте, Джеймс. Во время моих путешествий я становился свидетелем самых странных феноменов. Например, в Теннесси евангелисты лечили змеиные укусы, а на Бали в людей вселялись духи обезьян. Религиозные группы, племена и все прочие людские скопления очень подвержены силе внушения.
– Не может быть, чтобы в данном случае действовало самовнушение.
– Согласен. А значит, надо убедить научное сообщество, что человеческий мозг одного человека может влиять на мозг других людей во сне. Нужны самые убедительные доказательства.
Обсуждение наше было строго техническим, Мейтленд выражал тревогу, что выступления с подобными заявлениями могут негативно сказаться на его профессиональной репутации. Я же смотрел на пациенток комнаты сна и думал о том, что у возникшей проблемы есть еще и чисто человеческий аспект.
– А что делать, если они так и не проснутся? – спросил я.
– Над этим ломать голову ни к чему, – раздраженно отмахнулся Мейтленд. – Во всяком случае, пока. Перестанем давать им лекарства, прервем электрошоковую терапию, будем вводить все необходимые вещества внутривенно. А еще не будем больше выключать свет. Кто знает, вдруг поможет. – Мейтленд задумчиво умолк. – С помощью капельниц обеспечим достаточное поступление в организм жидкости, а если не проснутся в ближайшее время, начнем кормить через трубку. Начнем делать клизмы.
– Да, непросто будет.
– Не волнуйтесь. Я не собираюсь бросать вас на произвол судьбы, Джеймс. Случай чрезвычайный, так что я остаюсь.
Мейтленд сдержанно улыбнулся. Видимо, ждал, что я отвечу благодарностью, но я смог лишь коротко кивнуть. Уловив мое настроение, Мейтленд решил проявить заботу:
– У вас усталый вид, Джеймс. Сделайте перерыв. Увидимся после ужина.
Воздух на улице был свежим и холодным. Я закурил сигарету и стал смотреть на тонкий серп луны, время от времени заслоняемый набегавшими облаками. Море было спокойным. Я почувствовал, как мимо пронеслась летучая мышь.
