Брижит Обер - Карибский реквием
Отец Леже тяжело опустился в кресло, лицо было серым от усталости, черты заострились. Даг сел напротив и вытянул длинные ноги. Он с наслаждением стянул свои рейнджерские башмаки и сладострастно шевелил пальцами, выглядывающими через дырявые носки.
– Тяжелый денек, – вздохнул священник.
– Horrescoreferens![70] – согласился Даг, массируя виски.
По возвращении в Гран-Бург он присоединился к людям, работающим на расчистке завалов. Ураган посеял панику и разрушение, приходилось без остановки работать землекопами.
Ближе к вечеру, совершенно разбитый, он решил зайти в больницу, чтобы убедиться, что с Луизой все в порядке, но предпочел отступить, заметив в дверном проеме массивную фигуру Марселло. Он не испытывал никакого желания выслушивать упреки родственников. Он от души зевнул и поскреб щеки с заметно отросшей щетиной.
– Убедились, как утомительно делать добро? – насмешливо произнес отец Леже, протягивая руку, чтобы взять бутылку рома.
– Но зато это позволяет держать форму, – ответил Даг, взяв стаканы, оставшиеся со вчерашнего вечера. An поиpranonlagout[71], — бросил он вполголоса, повторяя излюбленное выражение отца.
Они молча выпили. Удовлетворенно вздохнув, отец Леже поставил свой стакан.
– А как ваша поездка в Гран-Бург? Хоть не без пользы?
– Сам не знаю. Го и в самом деле присутствовал на всех местах преступления приблизительно в те дни, когда они были совершены. И не он один: там также находились доктора Джонс и Лонге. По научному обмену, – объяснил Даг.
– Кстати, по поводу Джонса… Бедняга вчера умер.
– Как? – удивился Даг.
– Упал со скалы. Предполагают, что он был пьян и захотел полюбоваться на разгулявшуюся стихию. Его тело нашли утром на берегу, руки и ноги переломаны, сам совершенно голый, судя по всему, волна унесла одежду.
Даг налил себе еще немного рома. Возможно, эта смерть была чистой случайностью, но Джонс говорил с ним, и вот теперь Джонс мертв. Луиза говорила с ним, и ее пытались убить. Может быть, Джонс сказал слишком много? И мог рассказать еще кое-что? Он повернулся к отцу Леже, который спрашивал его:
– Как вы узнали все это, ну, про Го и вообще?
– Так, кое-что разведал, тут немножко, там немножко. А Лонге? По-прежнему жив?
– Думаю, да. С чего бы ему умирать?
– Не знаю. У меня вообще впечатление, что здесь как-то слишком часто умирают.
– Не больше, чем везде. Джонс был закоренелым пьяницей.
– Во всяком случае, попытаюсь завтра связаться с Лонге.
– Не хотелось бы вас отговаривать или как-то вмешиваться в ваше расследование, но должен вам сказать, что профессор Лонге…
Он замолчал, словно пытаясь подобрать слова.
– Что – Лонге? Продолжайте. Меня уже ничем не проймешь.
– Ну, в общем, он не любит женщин.
– Вот именно. Полагаю, что тип, который кромсал женщин, тоже их не любил.
– Нет, я имею в виду… женщины его не привлекают.
Даг, прищурившись, взглянул на священника.
– Он гомосексуалист?
– Да. Это всем известно.
– Кроме меня. Турист Дагобер. Лонге следовало бы носить табличку с надписью, это избавило бы меня от необходимости им заниматься. В самом деле, с какой стати ему насиловать этих несчастных. Ладно, – добавил, поднимаясь, Даг, – думаю, что надо поспать. Вы можете занять свою спальню, возвращаю вам вашу кровать.
– Спать в этой грязной постели? И не собираюсь, я предпочитаю свое кресло. Впрочем, моя спина к нему привыкла и даже приняла его форму. Идите укладывайтесь, мне и здесь вполне удобно.
– Какой же вы старый зануда! – бросил ему Даг, потягиваясь.
Улыбнувшись, отец Леже указал пальцем на потолок:
– Это у меня от моего хозяина. Спокойной ночи.
Даг внезапно вспомнил, что не позвонил Шарлотте.
Должен ли он был рассказать ей, что ее мать, возможно, была убита? Он посмотрел на часы: 23.30. Стоило попытаться. Он попросил разрешения позвонить. Шарлота сняла трубку уже на втором звонке.
– Это я, Леруа.
– Здравствуйте, ваше величество. Новости есть?
– Не очень хорошие. Все следы оборваны. Что касается вашей матери… Послушайте, не хочу вас тревожить, но я думаю, она не покончила с собой. Ее убили.
На том конце провода наступила продолжительная тишина. Затем Шарлотта тихо спросила:
– Это сделал мой отец?
– Не знаю. По правде сказать, я вообще ничего не знаю. Вы хотите, чтобы я продолжил поиски? Сегодня у нас пятница, четыре дня уже истекли…
Он услышал на заднем плане мужской голос и узнал акцент Пакирри. Значит, она жила с одним из работодателей Аниты Хуарес.
– Как вы пришли к такому выводу, ну, про мою мать? – спросила Шарлотта.
Даг стал ей рассказывать про свое расследование, обходя лишние подробности и опуская имена замешанных в деле людей. В конце концов, что он в действительности знал про Шарлотту Дюма? Он как раз рассказывал о своем визите в полицейское управление в Гран-Бурге, когда услышал голос Васко:
– Когда точно он там был, этот conio?[72]
– Позавчера, во второй половине дня, – уточнил Даг, как если бы Васко обращался непосредственно к нему.
– Он слышал об убийстве женщины? Спроси у него.
Если Васко сам послал Аниту, зачем задавать этот вопрос? Даг ответил, прежде чем Шарлотта успела повторить.
– Да. Женщина была убита на улице. Копы ничего не выяснили.
– Я хочу найти сволочь, которая это сделала, – внезапно проорал Васко прямо в аппарат. – Если вы мне что-нибудь про него узнаете, я удвою гонорар, который вам предложила Шарлотта.
Даг почувствовал, что бледнеет.
– Это была подруга Васко, – объяснила Шарлотта.
Даг усмехнулся про себя. Подружка этого придурка Васко… Если бы этот жирный боров только мог догадаться, какое отношение он имеет к ее убийству… Он пробормотал:
– Я постараюсь что-нибудь выяснить. А что касается вашего отца?
– Продолжайте. Не люблю выходить из кинотеатра до окончания фильма.
– Это не фильм. И может иметь отвратительный финал.
– Если я дочь убийцы, то хочу это знать, суперсыщик.
– Ладно, перезвоню, как только что-нибудь выясню.
Не дожидаясь ответа, он повесил трубку.
Отец Леже нахмурился.
– Ну, что?
– Она хочет, чтобы я продолжал. А Васко Пакирри готов заплатить за сведения о типе, который прикончил Аниту Хуарес.
– Ой.
– Верно сказано. Это была его приятельница.
– Ой-ой-ой. Надеюсь, что вы все-таки хорошо выспитесь этой ночью.
– Я так вымотался, что мог бы спать на «Титанике» во время погружения, – пробормотал Даг, отправляясь в спальню.
Он заснул как убитый, но внезапно проснулся ровно в три часа ночи от стреляющей боли в голове. Уснуть снова было невозможно. В мозгу прокручивалась пленка. Фильм мог бы называться «Тайны Карибов». Ряд скетчей, предваряемых анонсами-предупреждениями: «Профессор Лонге и его друг тонтон-макут насилуют и убивают молодых беззащитных женщин»: запрещается детям до 18 лет. «Человек-без-лица выбрасывает Луизу Родригес из окна сахарного завода»: для детей старше 16 лет. «Васко Пакирри посылает Аниту Хуарес убить Дагобера Леруа»: для семейного просмотра.
Это был один из тех фильмов, в которых сценарий не выдерживает никакой критики: зачем Пакирри убивать Леруа? Потому что он разыскивает отца его возлюбленной? Или он знает кое-что по этому поводу, нечто такое, что должно остаться в тени? Что касается действия фильма, то и тут не лучше: к невезению Васко, именно Дагобер прикончил Аниту, а не наоборот. В таком случае, зачем Пакирри просит Дагобера отыскать убийцу? Он что, совсем идиот? (Правдоподобная гипотеза.) Или за всем этим кроется недоступный пониманию план? (Детерминистическая гипотеза.)
Даг зарылся головой в подушку, пахнущую тиной. Надо постараться заснуть, день будет долгим. Усилия были напрасны, фильм продолжал прокручиваться: набор причудливых, не связанных между собой сцен, в которых действующие лица обменивались репликами и костюмами. Даг постарался натянуть перед экраном плотный красный занавес со словом «антракт». Крошечные ручки Луизы попытались раздвинуть тяжелые складки ткани, их сменили огромные ручищи Го, но Даг держался молодцом: пять минут спустя он уже крепко спал.
Глава 11
Ослепительное солнце затопило своими лучами крошечную комнатку, куда перенесли Луизу. Она натянула одеяло на грудь и улыбнулась Франсиско, который стоял у кровати, держа одну руку за спиной. Он протянул ей огромный букет ослепительно желтых аламандасов.
– Какие красивые! Спасибо.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Уже почти ничего не болит. Ты такой нарядный.
На нем был шелковый костюм, рубашка и брюки оливкового цвета, лицо с правильными чертами обрамляли многочисленные косички. Он нахмурился.
– Не понимаю, как ты могла там оказаться…
Ну вот, опять придется как-то правдоподобно врать, хитрить. Она кивнула, указывая на цветы:
