Детлеф Блюм - Тайна придворного шута
Герхард фон Зассен вышел из пансиона чуть позже восьми. Официальный костюм он сменил на джинсы, пуловер и коричневую ветровку. Сразу напротив пансиона он свернул в один из переулков, прошел по Беккер-штрассе, где в это время суток было особенно много туристов, и оказался на площади Штубенринг. Слева находилось кафе, основанное еще в начале века. Заведение было отреставрировано и оформлено в стиле пятидесятых годов. Это почему-то привлекло внимание фон Зассена. В дальнем от входа углу зала, рядом с дверью, которая вела в игровые комнаты, за столиком сидел Клаус Рубен. Фон Зассен присел на стул рядом. Они пожали друг другу руки. Приятели не виделись уже больше года.
Перезванивались лишь изредка. Время и место встречи были выбраны Рубеном не случайно. Кафе не очень активно посещалось в эти часы, но число посетителей было тем не менее достаточным, чтобы Зассен и Рубен не привлекали к себе внимания и могли спокойно все обсудить.
Рубен выслушал, что сообщили статс-секретарю из управления геодезии. При этом его лицо не выражало никаких эмоций, он спокойно продолжал помешивать в чашке кофе.
— То, что ты натворил в Берлине, было совершенно бессмысленно, — не скрывая раздражения, закончил свою речь фон Зассен.
— В тот момент это был единственный оправданный шаг, — парировал Клаус. — Я давно говорил тебе, что профессор нам стал не нужен. Лишний свидетель и сообщник, от которого я избавил и тебя, и себя. Я видел его первый и последний раз, вместе мы нигде не появлялись. Я исходил из того, что мы получили необходимый нам документ. Да и в конце концов этот инцидент совсем не на руку Шустеру. — Рубен посмотрел фон Зассену прямо в глаза. — К тому же мы ведь связаны одним убийством. Пора привыкнуть.
Фон Зассен не хотел развивать эту тему.
— Что ты думаешь по поводу этой злополучной карты?
Рубен ответил после короткой паузы:
— Забудь про нее. Мы недооценили Шустера. План, по всей видимости, должен был отвлечь нас от чего-то более важного. Но главное — Симон Шустер знает, что кто-то идет за ним по следу. И это весьма печально. Ты не посылал никого больше следить за ним?
Герхард фон Зассен прикусил губу и тотчас пожалел, поняв, что Клаус это заметил. Приученный быть всегда начеку со своим окружением, в обществе пройдохи Рубена фон Зассен слегка расслабился. Кроме того, он чувствовал, что Рубен видит его насквозь. Пришлось выкручиваться.
— Хальбе, Вернера Хальбе. Моего референта.
— Рассказывай. — Клаус ухмыльнулся. Фон Зассен посвятил того в курс дела.
— Твой референт не сможет нам помочь. Чего доброго, еще где-нибудь сболтнет лишнее. Отзови его.
— А как это обосновать? Возникнут подозрения…
— Наплети что-нибудь. Скажи, что хотел проверить его лояльность или что дело уже улажено. Боже мой! Хальбе может все только испортить. Выведи его из игры, иначе мне самому придется убрать его. Еще есть кто-нибудь?
— Нет, — соврал фон Зассен.
Наконец подошел официант. Статс-секретарь заказал коктейль, Клаус — двойной коньяк. Рубен задумался ненадолго и начал говорить, не столько с собеседником, сколько рассуждая вслух:
— Я не могу попадаться Шустеру на глаза. Это слишком опасно. Надо подождать.
— Подождать! — с негодованием произнес фон Зассен. — Это все, что ты можешь сказать? Нам необходимо так или иначе наблюдать за ним.
— Нет. Ты ведь сам только что сказал, что Хальбе звонил тебе вчера, что он беседовал на празднике в доме Шустера с каким-то доктором Мальцем и тот очень удивлялся тому, с какой активностью Шустер включился в процесс восстановления Фрауенкирхе в Дрездене. Повтори еще раз, как это было.
— Хальбе сообщил, что он в присутствии доктора Мальца похвалил Шустера за вклад, который тот вносит в восстановление церкви. — Фон Зассен прервался, чтобы закурить. — Доктор Мальц ответил, что тоже восхищен вкладом Симона, однако его (доктора Мальца) не перестает удивлять, откуда у Шустера такой интерес к этому проекту. До недавнего времени Симон не интересовался подобными вещами.
— Значит, литературный фестиваль на следующую Пасху — всего лишь предлог. Прикрытие. Он собирается что-то предпринять именно в это время. Уже известно, где пройдет фестиваль?
— Я слышал, что в Блюэрпарке.
— Хорошо. Тогда скажи, министерство оказывает фестивалю только что-то типа шефской помощи, или ты можешь прямо влиять на события?
— Собственно говоря, мог бы, но надо кое-что обдумать.
— Все планы должны проходить через твои руки. Мы должны знать все о программе фестиваля, каждую деталь.
— Но Шустер официально как бы и не участвует в подготовке фестиваля. Сам понимаешь, по какой причине. Вся организация ложится на ипотечный банк «Берлин-Дрезден». Этот банк является главным спонсором.
— Кто занимается в банке этими вопросами?
— Доктор Макс Шнайдер, финансовый директор.
— Ты знаком с ним?
— Разумеется.
— Герхард, поверь мне, все случится во время фестиваля. Я не знаю, где и как, но мы должны это выяснить. Еще раз говорю тебе: сделай так, чтобы все документы шли через тебя. Доктор Шнайдер будет польщен, что сам статс-секретарь министерства культуры занимается этими вопросами. Он даст тебе любую информацию. Мы станем ежемесячно встречаться либо здесь, либо в Дрездене. Теперь мы намного ближе к разгадке тайны, чем были до этого.
— А если мы добудем сокровища? Наша договоренность остается в силе? Сами драгоценности будут отправлены в коллекцию культурного фонда, а ты один получишь причитающееся тебе вознаграждение…
— Ты сошел с ума! После смерти Хильбрехта об этом не может быть и речи. Симон Шустер наверняка понял, почему погиб профессор. Если мы найдем сокровища и объявим об этом, Шустер тут же свяжет воедино все события с кражей и убийством в его доме. Полиция получит новые сведения. Нет, Герхард, для твоей карьеры сокровища уже не сыграют роли. Но потому-то они тебе намного нужнее, чем прежде. Мы поделим миллионы между собой. Тогда ты наконец перестанешь зависеть от денег своей жены…
Когда Франциска вошла в библиотеку, Симон стоял возле дивана. Он повернулся, подождал, пока гостья пересечет комнату, и протянул ей руку.
— Хорошо, что вы пришли, Франциска.
Он первый раз за все время знакомства обратился к ней по имени, и это не ускользнуло от ее внимания. Она немного растерялась, но ответила тем не менее, что тоже рада его видеть. Симон предложил ей сесть и начал разливать вино по бокалам.
— Кажется, я получил это вино в подарок лет семь назад. Мне подарил его один итальянский друг, проездом бывший в Берлине и гостивший в моем доме. Тогда вино было совсем молодое. Но сегодня оно должно быть уже пригодно для употребления. Как вы считаете?
Франциска внимательно разглядывала этикетку. Потом поднесла бокал с темно-красной жидкостью к носу и понюхала.
— Вы скромничаете, — засмеялась она. — Вино определенно имеет фантастический вкус. Давайте выпьем!
Раздался звон бокалов.
— Абсолютно точно, — улыбнулся Симон, после того как они сделали по глотку. — Вкус не разочаровывает.
Он продолжал стоять и внезапно повернулся к окну. Сад освещали два матовых фонаря.
— Лето заканчивается… Подойдите сюда.
Франциска медленно приблизилась и встала рядом с ним, держа бокал в руке.
— Согласитесь, неплохой вид, — произнес Симон, продолжая смотреть в окно. — «Сад слов» и «разговоры ни о чем». И «смех твой…». Ты имела в виду мой смех?
Он взглянул на нее. Дрожа, она сделала маленький шаг, отделявший их друг от друга, и поцеловала его в губы. Он осторожно ответил на ее поцелуй.
— Да, но откуда ты…
Симон вернулся на диван, Франциска села рядом. И стала слушать его объяснения.
— Ты прислала свое резюме набранным на компьютере, но подписала своей рукой, ручкой с черными чернилами. Когда я…
Франциска прервала его:
— Ты помнишь мое резюме? Я уже давно забыла, что там было написано.
— В письме мне кое-что показалось очень знакомым. Особенно чернила. Не многие пишут черными чернилами. Потом я сравнил почерк, которым написано письмо, с подписью на резюме. Они совпали. Это не могло быть случайностью. Сегодня ты хочешь виски?
Франциска вопросительно взглянула на недопитую бутылку вина.
— Оно в спальне.
Она поняла и встала.
Герхард фон Зассен хоть и выпил достаточно в кафе с Рубеном, возвращаться в пансион не хотел. Что там делать? Было всего одиннадцать вечера. На противоположной стороне улицы он увидел кафе. Над дверью красовалась вывеска «Кофейня „Старая Вена“». Бросив короткий взгляд в помещение, он вспомнил о студенческих годах и вечеринках в таких вот забегаловках. Внутри от табачного дыма перехватило дыхание. Все стулья были заняты, многие гости стояли. Но слева от входа фон Зассен увидел свободный стул возле маленького грязного столика. В помещении было очень шумно, хотя музыка и не играла. Он присел к столу, за которым уже сидели пятеро молодых людей, не спрашивая у них разрешения. Те ничего не возразили. Едва он занял место, вся грязная посуда была тотчас убрана со стола. Герхард заказал стакан «Вельтлинера» и начал осваиваться в новой атмосфере. Огляделся. Стены от пола до потолка были оклеены пестрыми концертными афишами, плакатами выставок и рок-фестивалей. При более пристальном рассмотрении на стенах можно было также заметить несколько картин. Имена авторов, впрочем, ничего не говорили фон Зассену. Совершенно не понятно, почему многие участки стены оставались не закрыты. Все посетители кафе, казалось, принимали участие в одной общей дискуссии. Каждый что-то говорил, причем так горячо, будто завтра их могли лишить этого права. Официантка принесла вино. Опасаясь, что больше дозваться кого-либо он не сможет, фон Зассен на всякий случай сразу заказал еще стаканчик. Она одарила его непонимающим взглядом, но ничего не сказала. Постепенно он начал привыкать к шуму, дыму и освещению внутри кафе. Выпив залпом полстакана вина, Герхард закурил.
