Анна Чилверс - Падение сквозь облака
Должно быть, Хью побывал в квартире, но ни к чему не прикасался за исключением предметов на письменном столе.
Я радовалась тому, что со мной были спутницы. Не знаю, смогла бы я одна войти в дверь этой квартиры. Это место пугало меня. Не Хью я опасалась. Во всяком случае, у меня не возникало опасений по поводу возможного сексуального насилия с его стороны. Но невозможно было объяснить, что в нем вызывало у меня страх. Достаточно было найти новую фотографию, как в прошлый раз.
Эгги задержалась у двери, но Шейла проследовала прямо в комнату, готовая начать поиски. Я схватила ее за руку:
— Не надо. Не касайся ничего.
Она повернулась ко мне озадаченная.
— Это на письменном столе. Не надо дотрагиваться до чего-либо еще. Он оставил это на столе.
Она бросила взгляд в направлении, которое я указывала. Участок стола, где лежали картонные папки, теперь выглядел чистым. От пыли был очищен большой прямоугольник. Посередине помещался диск в чистой пластиковой коробке, поперек которой лежала красная роза.
Эгги взяла ее и передала нам. Коробка, помимо диска, содержала клочок бумаги, на котором было написано:
«Кэт, если тебя интересует нечто большее, то просмотри вот это. Или, может, более разумно бросить это, уйти и забыть обо всем, включая Гевина. Выбирай сама. Хью».
Я сунула записку в карман.
— Ладно, пойдем. Посмотрим у меня дома.
Шейла, однако, не хотела терпеть.
— Все, что надо, здесь есть, мы можем просмотреть это сейчас.
— Не хочу здесь оставаться.
— Если это так ужасно, что смотреть невозможно, — вмешалась Эгги, — оставим его здесь. Посмотрим только то, что вначале.
Я окинула взглядом их лица, одно за другим. Эгги выглядела взволнованной, но бесстрашной, Шейла — решительной. Невозможно было объяснить им, почему я чувствовала, что просматривать диск здесь было хуже, чем где-либо еще. Что бы ни было записано на этом диске, мне казалось, что было бы лучше смотреть это в знакомой обстановке моей квартиры. Вдали от этой серой, покрытой пылью комнаты, которая носила следы присутствия Хью, как будто он наблюдал за нами через замочную скважину.
Но их было двое, а я — одна.
— Возможно, отключено электричество. Он отсутствовал здесь определенное время.
В ответ Шейла щелкнула парой выключателей, помещавшихся за экраном телевизора, и вспыхнули лампочки. Она вытерла экран обшлагом рукава своего жакета, и обозначилось чистое пространство с полосками пыли по краям. Сдвинутая таким образом, пыль уплотнилась, стала скорее грязно-серой, чем белой, стала настоящей грязью. Меня била дрожь, я чувствовала, как к горлу подступает судорога. Я моргнула, стараясь сохранить глаза сухими.
Шейла нажимала кнопки. Я передала ей диск, и она вставила его в прорезь дисковода. Эгги присела на пыльный диван, я опустилась рядом.
Когда Шейла села с пультом управления в руке, я закрыла глаза. Ощущала дрожь в теле, но руки покоились на коленях без движения. Внезапно возник шум механизма, рассекающий неподвижный воздух и появившийся там, где его прежде не было. Я открыла глаза и уставилась на экран.
Пятеро мужчин, одетых в черное и в масках, стояли в комнате, один чуть поодаль от других. Другой мужчина, в оранжевом комбинезоне с кляпом, повязкой на глазах и связанный по рукам, стоял на коленях впереди. По серебряному блику я поняла, что человек в оранжевом носил на шее пентаграмму на цепочке. Комната имела спартанский вид. Ничто не указывало на то, где она расположена. Один из мужчин в масках держал в руках лист бумаги и громким голосом зачитывал с него текст. Другой вытащил нож — длиной около фута, инкрустированный, сверкающий серебром — и протянул его человеку, стоящему поодаль. Тот энергично замотал головой, но ему продолжают всовывать в руку нож. Произносятся слова, громкие и резкие. Он снова мотает головой и подает голос.
Он говорит:
— Нет. Никогда.
Это говорит Гевин.
В комнате почувствовалось напряжение, когда Эгги, Шейла и я узнали его голос. Звук этого голоса проник в мои легкие, мои внутренности сжались и наполнились кислотой. Я почувствовала, как мои пальцы скребут по ткани джинсов. Глаза не отрывались от экрана.
Мужчина с ружьем пересек комнату и приставил ствол к голове Гевина. Внезапно камера с жужжанием наезжает, и лицо Гевина заполняет экран. Видны только его глаза, остальное скрыто маской, как у других. Я заглядывала в эти глаза много раз. Они были печальными, смеющимися, полными страсти. Это были глаза, которые всегда что-то таили в себе, что-то скрывали и чего-то стыдились. Но не в этот раз. На экране в его глазах наблюдались гнев и испуг, но не стыд.
Гевин говорит:
— Можешь убить меня, но я не сделаю это. Никогда.
Мучитель снова кричит на него, выбрасывает изо рта поток слов, как из пулемета. Он тычет стволом так, что голова Гевина мотается из стороны в сторону. Я вижу, как страх заволакивает глаза Гевина, мне хочется плакать.
Он шепчет:
— Можешь убить меня.
В его глазах предчувствие неминуемой смерти. Оно обволакивает его гнев, делает страх клейким и осязаемым, замыкает гортань и парализует движения.
Человек с ружьем сильно бьет его стволом по затылку, и он падает на пол.
В следующем кадре Гевин снова на ногах, теперь он держит в руках нож. Другие мужчины выстроились в ряд в задней части комнаты. Гевин движется к лежащему на полу человеку в оранжевом комбинезоне, который все это время хранит молчание. Голова Гевина отвернулась от камеры.
Один из людей произносит еще несколько грубых слов, затем Гевин вдруг хватает человека в оранжевом и начинает перерезать ему горло. Несчастный отклоняется в стороны и сопротивляется. Нож впивается в тело. Несмотря на кляп, человек в оранжевом отчаянно кричит. Течет кровь. Люди позади молча наблюдают. Когда нож проникает глубже в шею, крики превращаются в хрюкающие звуки, как у свиньи. Это продолжается, пока голова почти не отваливается. Другой звук напоминает звук работающей пилы — взад и вперед. Он очень быстро пропадает — нож, должно быть, очень острый, — но, кажется, этот звук никогда не прекратится. Когда нож заканчивает работу, Гевин берет голову и кладет ее на спину жертвы. Из шеи по полу растекается кровь, сама же голова кажется чистой, живой. Повязка сползла с глаз, и они смотрят в камеру. Мужчины в комнате снова разговаривают, экран становится неподвижным, потом чернеет.
Я продолжаю сидеть и смотреть в экран. Смутно сознаю, что Эгги тошнит, а Шейла плачет. Но я не могу на них смотреть, не поворачиваю головы.
Слышу, как Шейла произносит мое имя:
— Кэт, Кэт.
Но она по другую сторону стеклянной оболочки шара.
Я поднялась и вышла из комнаты. Спустилась по лестнице на улицу. Не помню, как брела по Лондону, как села в автобус и купила билет на поезд. Но каким-то образом я взяла билет на поезд, следовавший из Паддингтона в Уэстбери. И где-то в пути, должно быть, позвонила матери, потому что, когда сошла с поезда, она уже ожидала меня на платформе. Я бросилась в ее объятия и заплакала, как ребенок.
Глава 26
— Я так зла на Г. Н. Ты бы только знал, что он вытворяет!
Гевин в передней комнате. Он стоит на коленях позади покрытого чехлом дивана, нанося глянцевую белую краску на плинтус. Наблюдает, как бушует Морган. Услышал, как подъехала машина, как скрипнули тормоза, когда машина резко повернула на подъездной путь, как она остановилась и хлопнула дверца. Морган одета в красное платье. Она кажется непомерно высокой, возвышаясь подобно разгневанной богине.
— Я думал, ты вернешься завтра.
— Так и предполагала, но уехала сегодня. Он обманщик. Может ходить. И ходил собственными ногами, когда меня не было. Никакого инвалидного кресла, ходил со своей чертовой палкой. Предупредил родителей, чтобы они мне ничего не говорили. Зачем? Для чего, черт возьми? Уходит на всю ночь.
— Куда уходит?
— Не знаю. Не важно, куда уходит. Важно то, что он лжет мне и я не знаю почему.
Гнев проходит. Богиня валится на покрытый чехлом диван и начинает рыдать. Гевин кладет щетку поверх открытой банки с краской и присаживается рядом с ней. Она поворачивается, когда он обнимает ее, ее рыдания становятся громче.
— Почему он не верит мне? Почему ни о чем со мной не разговаривает? — Ее голос отдается в его груди, он чувствует, как влага от ее слез распространяется по его тенниске.
Гевин нежно поддерживает ее и ждет, когда ее плач затихнет сам собой.
Проходит десять минут, прежде чем она поднимает голову. Тушь для ресниц стекает по ее щекам, глаза покрасневшие и сердитые.
Он снимает прядь волос с ее лица и гладит ее:
— Хочешь выпить?
Она молча кивает. Прежде чем встать и уйти в кухню, Гевин крепко обнимает ее.
Он возвращается с бутылкой красного вина и двумя стаканами.
