Мартин Смит - Красная площадь
— Тогда тебе известно, что через два часа у меня передача, — послышался шорох страниц как бы в подтверждение, что она очень занята.
— Я бы хотел тебя увидеть, — сказал Аркадий.
— Может, через неделю. Позванивай.
— Нет, раньше. Я здесь ненадолго.
— Как ты не вовремя!
— Давай сегодня, — настаивал Аркадий. — Ну пожалуйста.
— Извини, не могу.
— Ну Ирина!
— На десять минут, — снизошла она, дав прежде понять, что его она хотела бы видеть меньше всего.
16
Такси довезло Аркадия до парка, где водитель указал на дорожку, ведущую к длинным столам под каштанами и пятиэтажному деревянному павильону в виде пагоды. «Китайская башня», как Ирина просила сказать водителю.
В тени деревьев посетители относили к столам огромные глиняные кружки пива и картонные тарелки, прогибавшиеся под тяжестью жареных цыплят, грудинки и картофельного салата. Даже доносившийся до него запах объедков был достаточно аппетитным. Разговоры за столами и степенное насыщение создавали необычное ощущение физического довольства и покоя. Мюнхен все еще казался ему чем-то нереальным. Он вдруг осознал, что это происходит с ним не во сне, а наяву и что из кошмарного сна он попал в реальный мир.
Он боялся, что не узнает Ирину, но ее нельзя было не узнать. Глаза стали немного больше, заметно темнее, и она по-прежнему обладала внешностью, привлекающей всеобщее внимание. Каштановые волосы приобрели красноватый оттенок и были теперь подстрижены короче, четче обозначился овал лица. На черной трикотажной кофточке с короткими рукавами поблескивал золотой крестик. Обручального кольца не было.
— Опаздываешь, — упрекнула она, пожимая ему руку.
— Решил побриться, — ответил он. (Он купил одноразовую бритву и побрился на вокзале. На подбородке были порезы — следы спешки.)
— Мы уже собрались уходить, — сказала Ирина.
— Долго ехал, — оправдывался Аркадий.
— Нам со Стасом надо готовить сводку новостей, — она не волновалась, не выходила из себя, просто всем видом показывала, что у нее нет времени.
— Ничего, пока не опаздываем, — подошел с тремя кружками пенящегося пива худой как скелет мужчина в мешковатом свитере и мятых брюках с лихорадочно блестевшими глазами. Аркадий сразу же узнал в нем русского. — Я — Стас. Буду звать вас «товарищ следователь».
— Лучше Аркадий.
Скелет в свитере уселся рядом с Ириной, положив руку на спинку ее стула.
— Можно? — Аркадий указал на стул напротив и повернулся к Ирине: — Блестяще выглядишь.
— Ты тоже неплохо, — ответила она.
— Не уверен, чтобы кто-нибудь процветал в Москве, — возразил Аркадий.
Стас поднял кружку со словами:
— Выпьем. Теперь крысы бегут с корабля. Приезжают все, кому не лень. Большинство пытаются остаться здесь. В основном пробуют получить работу на Радио «Свобода» — каждый день их видим. Ладно, не нам их судить, — он проводил взглядом полногрудую девицу, собиравшую пустую посуду. — Обслуживают сами валькирии. Что за жизнь!
Аркадий из вежливости пригубил кружку.
— Я слышал, вы…
— Итак, Аркадий, у вас в жизни всякое бывало, — перебил его Стас. — Был в кругу московской золотой молодежи, потом стал членом коммунистической партии, восходящей звездой в прокуратуре, героем, спасшим нашу милую диссидентку Ирину, много лет искупал свой единственный порядочный поступок в сибирской ссылке, а теперь не только любимчик прокурора, но и его посланец в Мюнхене, имеющий возможность выследить свою утраченную любовь, Ирину. За романтику!
Ирина рассмеялась:
— Да он просто шутит.
— Догадываюсь, — буркнул Аркадий.
Занятно: на допросах его раздевали догола, сбивали с ног водой из шланга, оскорбляли и били. Но он никогда не чувствовал себя до такой степени выбитым из колеи, как за этим столом. Не говоря уже о том, что он был плохо побрит, его лицо, вероятно, выглядело глупым и красным. Очевидно, он много лет был не в своем уме, воображая, что есть какая-то связь между ним и этой женщиной, которая, судя по всему, вовсе не разделяла его воспоминаний. А в его памяти так часто вставали дни, когда они скрывались у него дома, перестрелка, Нью-Йорк. Врачи в психиатрическом изоляторе вводили ему в позвоночник сульфазин, утверждая, что он сумасшедший; теперь же, в Мюнхене, за кружкой пива, оказалось, что они были правы. Он смотрел на Ирину, ожидая любой ответной реакции, но она сохраняла полную невозмутимость.
— Не принимай на свой счет. Это же Стас, — она, не спрашивая, закурила сигарету из пачки Стаса. — Надеюсь, хорошо проведешь здесь время. К сожалению, не могу уделить тебе внимание.
— Очень плохо, — резюмировал Аркадий, подняв кружку.
— Но у тебя же будут друзья в консульстве, к тому же ты будешь занят своим делом. Ты же всегда отдавал всего себя работе, — заметила Ирина.
— Работа дураков любит, — ответил Аркадий.
— Наверное, это очень ответственно — представлять Москву. Представитель прокурора — и, подумать только, живой человек.
— Весьма любезно с твоей стороны, — он — живой человек.
Считала ли она так на самом деле?
Стас вставил:
— В этой связи я вспомнил, что нам предстоит делать обзор по масштабам преступности в Москве.
— Об ухудшении положения? — спросил Аркадий.
— Именно.
— Вы работаете вместе? — спросил Аркадий.
Ирина ответила:
— Стас составляет сводки новостей, а я их только читаю.
— Ласкающим слух голосом, — вмешался Стас. — Ирина — королева русских эмигрантов. Она разбила уйму сердец от Нью-Йорка до Мюнхена и на всех станциях между ними.
— Да ну? — улыбнулся Аркадий.
— Стас — провокатор.
— Может быть, это и помогает ему писать.
— Нет, — сказала Ирина. — За это его били во время демонстраций на Красной площади. Он перешел на сторону американцев в Финляндии, за что генеральный прокурор, у которого вы работаете, объявил его виновным в государственном преступлении, карающемся смертной казнью. Забавно, не правда ли? Следователь из Москвы может сюда приехать, а вот если Стас вернется в Москву, он исчезнет. То же будет и со мной, если я вернусь.
— Даже я чувствую себя здесь надежнее, — согласился Аркадий.
— А что у вас за дело? Кого вы разыскиваете? — поинтересовался Стас.
— Этого я не могу сказать, — ответил Аркадий.
Ирина пояснила:
— Стас боится, что ты занимаешься моим делом. В последнее время у нас в Мюнхене бывает много гостей. Родственники, друзья с тех времен, когда мы уехали.
— Уехали? — переспросил Аркадий.
— Изменили, — уточнила Ирина. — Милые бабушки и бывшие задушевные друзья и подруги, которые без конца уверяют нас, что все прекрасно и что мы можем вернуться домой.
Аркадий сказал:
— Ничего хорошего там нет. Не возвращайтесь.
— Возможно, мы на Радио «Свобода» лучше вас представляем, что происходит в России, — заметил Стас.
— Хотелось бы надеяться, — сказал Аркадий. — Тем, кто стоит снаружи горящего здания, обычно видно лучше, чем тем, кто находится внутри.
— Не затрудняй себя, — бросила Ирина. — Я уже говорила Стасу, все то, что ты скажешь, вряд ли имеет значение.
Вздох тубы обозначил начало вальса. На первом этаже павильона появились музыканты в кожаных шортах. Если не считать их, Аркадий мало что замечал, кроме Ирины. Среди женщин за соседними столами были и стройные, и накаченные пивом, и брюнетки, и крашеные блондинки, и в брюках, и в юбках, и все как одна они были немками до мозга костей. Широко открытыми славянскими глазами и сдержанными манерами Ирина выделялась, словно икона на пикнике. Знакомая до мелочей икона. Аркадий даже в темноте мог бы различить очертания ее лица, начиная от ресниц и до мягких уголков губ. В то же время она стала другой, и Стас дал этому название. В Москве она была как пламя на ветру — ее безрассудная прямота была опасна всякому, кто был рядом с ней. Новая Ирина была более уравновешенной и сдержанной. «Королева русских эмигрантов» ждала, когда Стас допьет пиво и они уйдут.
Аркадий спросил ее:
— Нравится Мюнхен?
— По сравнению с Москвой? По сравнению с Москвой приятнее даже кататься по битому стеклу. Если же сравнить с Нью-Йорком или Парижем, здесь приятно, но несколько однообразно.
— Похоже, что ты везде побывала.
— А тебе Мюнхен нравится? — в свою очередь спросила она.
— По сравнению с Москвой? По сравнению с Москвой купаться в марках приятнее. По сравнению с Иркутском или Владивостоком — теплее.
Стас поставил пустую кружку. Аркадий никогда еще не видел, чтобы такой тощий так быстро влил в себя пиво. Ирина сразу встала, собранная, спешащая окунуться в настоящую жизнь.
— Я хочу увидеть тебя опять, — сказал Аркадий помимо своей воли.
