Жан-Кристоф Гранже - Кайкен
Поезд ушел. Стало тихо.
Только тогда он заметил, что у него звонит мобильный.
— Алло?
— Это Фифи. Тебя все ищут! Твою мать, где ты?
Он поднял глаза к табличке «Бельвиль».
— Нигде.
— Я жду тебя в Нантере. Давай пошевеливайся. У меня есть новости от Сершо, и я сам связался с пожарными из тех районов, где жил Гийар.
Пассан не сразу понял, о чем речь.
— Ты обнаружил поджоги?
— Это даже не биография, а фейерверк какой-то.
46
На авеню Жана Жореса он заскочил в ближайшую лавчонку и купил новую каскетку и ветровку — и то и другое серого цвета. К нему понемногу возвращалось спокойствие. Не хотелось верить, что Ночной рыцарь пошел на такой риск — несмотря на судебное предписание, провал операции в Стэне и даже вчерашнюю потасовку. Слежка служила только лишним подтверждением его правоты: до лобового столкновения оставались считаные часы. Пассан ни за что не бросит начатое — это выше его сил.
А сам Гийар и жил-то только ради этой схватки.
Медленным шагом он двигался по ярко освещенной улице. Сбросить с хвоста Врага оказалось не так уж трудно. Справившись с первыми минутами шока, он стал действовать хладнокровно и провел его, как ребенка. Впереди мелькнула вывеска банка «Эйч-эс-би-си». Длинное черное стекло правильной формы словно бросало вызов окружающей грязи и шуму уличного движения. По аналогии ему вспомнились его собственные автосалоны, строгой безупречностью спорившие с городским хаосом. Это были оазисы порядка и чистоты.
Он прошел через рамку металлоискателя и оказался в помещении банка. Просторный безликий зал. Работал кондиционер, и от холода он на мгновение замер. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться к низкой температуре. Народу было много, перед каждым окошком толпились клиенты. Хорошо, что это крупное отделение банка, — никто здесь не вспомнит какого-то Жан-Пьера Леви.
Он встал в очередь, чувствуя себя спокойным и внутренне собранным. Победа над Пассаном внушала ему уверенность и даже слегка пьянила. Подошла очередь. Молодой метис, по всей видимости выходец с Антильских островов, взял заполненный бланк, пробежал глазами текст и сравнил подписи. Затем изучающе уставился на фотографию в удостоверении личности и вдруг поднял глаза.
— Не могли бы вы снять каскетку и очки, месье? — с вежливой улыбкой спросил он.
— Нет.
Для пущей убедительности Гийар шлепнул на стойку полицейское удостоверение Леви. Парень в окошке принялся озираться, явно желая призвать кого-нибудь на помощь. Рутинная работа оборачивалась для него катастрофой.
— Будьте любезны, месье, подождите пару секунд, — наконец пробормотал он и исчез.
Мелкая сошка! Сейчас же из кабинета за шторой появился другой служащий. Обманщик продолжал терпеливо ждать. В его лице не дрогнул ни один мускул.
— Какие-нибудь проблемы, месье? — слащавым голосом метрдотеля спросил вновь прибывший.
— Поинтересуйтесь у своего коллеги.
Служащий улыбнулся, всем своим видом говоря: «Это уже ни к чему. Вопрос решен». Удостоверение Леви он держал с таким почтением, словно ему в руки попал Регент — чистейшей воды бриллиант французской короны.
— Я провожу вас в хранилище, — сказал он, возвращая документ.
И Гийар пошел за банковским служащим, не удостоив даже взглядом его молодого коллегу, который молча переваривал унижение. В душе он испытывал к метису нечто вроде чувства солидарности. Он в принципе относился с симпатией ко всем мальчикам для битья на земле. И знал, что оказал парню добрую услугу: по одному унижению в день, и шкура задубеет так, что никакой иной брони больше не понадобится. А кому говорить за это спасибо?
Они спустились в подвал. Температура упала еще на несколько градусов. Настоящее убежище из стали и бетона, царство конкретных вещей и больших денег — тех, что похрустывают между пальцами и расходуются на удовлетворение желаний.
Их шаги звучали гулко, как в церкви. Воображение рисовало ему владельцев сейфовых ячеек, руки, сжимающие пачки банкнот, взоры, зачарованные блеском драгоценностей, губы, шепчущие молитвы, чтобы не снизился курс акций и не обесценились облигации. Он почти физически ощущал ту лихорадочную дрожь, с какой они поклонялись Деньгам с большой буквы. Здесь, в этом подземном святилище, курили фимиам божеству наживы.
Лично ему всегда было плевать на деньги, потому-то он и заработал их так много. Он страстно любил свое дело и трудился ради него, а не ради чего-нибудь еще.
Они добрались до хранилища. Служащий банка отпер решетку. Вдоль стен тянулись ряды ячеек. Они остановились перед нужным сейфом, посетитель вынул ключ. Это место напоминало ему колумбарий — в пронумерованных нишах вполне могли лежать урны с прахом. В каком-то смысле именно так и было: в запертых ячейках покоился прах чьих-то мечтаний, пепел чужих жизней.
— Прошу прощения.
Клерк проскользнул к ячейке и сам достал стальную шкатулку. Почтительно вручил клиенту и вышел, оставив его одного в комнате с крашеными стенами. Из мебели здесь имелись лишь стол и стул.
Леви не солгал. Перчатки оказались на месте, упакованные в два отдельных опечатанных пакета. Под ними обнаружились листки с результатами анализов, проведенных в лабораториях Бордо и Страсбурга. Он проверил: все правильно, это были оригиналы. Конечно, где-то существовали и электронные версии документов, но разве кому-нибудь придет в голову их сличать?
Он порылся в шкатулке. Толстые пачки купюр — не меньше нескольких тысяч евро. Золотые слитки, часы, драгоценности. Леви припрятал здесь все свое добро, не иначе, намереваясь вскорости сбежать. На дне шкатулки нашелся и втиснутый наискосок пистолет — парабеллум «Зиг Pro SP 2009» с лазерным прицелом и глушителем. Очевидно, перед исчезновением Леви собирался свести кое с кем счеты.
Гийар убрал в карман опечатанные пакеты, сложил лабораторные отчеты и засунул за пояс. Больше ни к чему не прикоснулся. Немного постоял, созерцая все, что осталось от убогого существования Леви. Ему даже стало его жалко. Этот еврей всю жизнь гонялся за злоумышленниками, но куда больше сил у него отнимала борьба против собственных бесов.
Вдруг он вздрогнул, словно взглянув на себя со стороны и осознав, что сидит в запертой комнате. Его охватило отчаяние. Он без сил опустился на стул, испугавшись внезапного приступа. Но нет, все было куда проще и печальнее. Несмотря на созданный им миф и обретенную силу, он так и не уверовал в себя. Его по-прежнему мучили давние воспоминания.
— С вами все в порядке, месье?
До него дошло, что он плачет. Видимо, клерк услышал из-за стены его всхлипы. Он вытер глаза и приказал себе собраться. Он обязан довести игру до конца. Минуло несколько секунд. Открывая дверь, он уже чувствовал себя в форме. Каскетка, черные очки, непроницаемое лицо. Клерк склонился над столом, забирая шкатулку. Он подождал, пока тот запрет «его» ячейку, и вынырнул на поверхность.
На улице его ослепило солнце. Он опаздывал, но все же решил пройтись пешком до Порт-де-Пантен. В этом районе Париж ничем не напоминал город света. Уродство на уродстве: обшарпанные разномастные дома, дешевые лавчонки, аляповатые вывески. Жалкая заманиловка для тощих кошельков. Но, как ни странно, посреди этой бедности и грязи он чувствовал себя вполне комфортно. Он и сам был выплавлен в этом адском тигле, вырос в этом первобытном бульоне.
Он вспомнил о лежащих в кармане перчатках, и эта мысль принесла смутное облегчение. Он уже не боялся, что его поймают. Напротив, его переполняла гордость за свою Миссию. Но решать, когда и где он откроется другим, будет только он сам, и больше никто.
Да, но как от них избавиться? Сделать это следует в особом месте. Священном месте. Перчатки имеют огромное значение. Не в качестве улики, а как своего рода сувенир, будящий в душе болезненное и сладостное воспоминание. Доказательство его трусости — как он удирал тогда через пустырь! — но одновременно и свидетельство столкновения с Врагом. Он вынес удары Охотника. Она же млела от них — ударов, которые были и объятьями.
Он махнул рукой проезжавшему мимо такси. Машина затормозила.
— В парк на холме Красной Шапочки.
— Где это?
— Сейчас прямо к Порт-де-Пантен, потом свернете на внешние бульвары. — Он раздраженно вздохнул. — Доедете до Алжирского бульвара, а дальше я покажу.
47
Он велел водителю остановиться возле фонтана на Индокитайском бульваре. Сквозь решетку виднелась скульптура обнаженной женщины с пышными формами; ее фигура возвышалась над спускавшимся уступами водоемом, в который падали струи влаги, образуя текучие террасы. Статуя казалась перенесенной сюда из дворца Шайо,[23] и не случайно: она была точной копией изваяния, экспонировавшегося на Всемирной выставке 1937 года.
