Марио Пьюзо - Крестный отец (перевод М.Кан)
― Да полный смысл, вот почему. Зачем ему давать нам информацию, когда есть возможность не давать? Кроме того, он чует подвох. Он должен быть опаслив, как бес, даже имея при себе на поводке полицейского капитана.
Хейген щелкнул пальцами:
― А что этот малый из полиции, как его, Филипс? Звякни-ка ему, Санни. Пускай узнает у себя в отделении, где в случае чего надо искать капитана Макклоски. Стоит попробовать. Капитану-то, поди, начхать, если кто и пронюхает, куда он едет...
Санни взял трубку, набрал номер. Что-то негромко сказал и нажал на рычаг.
― Узнает, позвонит.
Прошло около получаса, и раздался звонок. Звонил Филипс. Санни снова что-то пометил у себя в блокноте и бросил трубку. На скулах у него обозначились желваки.
― Ну, есть, по-моему. Капитан Макклоски обязан оставлять на работе свои координаты, чтобы с ним могли связаться. Так вот, сегодня с восьми до десяти вечера он в Бронксе, в «Голубой луне». Кому-нибудь это что-нибудь говорит?
Тессио уверенно сказал:
― Мне говорит. Для нас ― лучше желать нельзя. Тихий семейный ресторанчик, места много, между столами перегородки, и можно беседовать без посторонних глаз. Прилично кормят. Каждый занят своим делом. Идеально. ― Он наклонился над письменным столом и разложил на нем окурки в виде ориентиров. ― Смотрите, вот это ― двери. Майк, ты, когда закончишь, выходи, идешь налево и заворачиваешь за угол. Я, как только вижу тебя, включаю фары и подхватываю тебя на ходу. Если вдруг что не так, крикнешь ― я постараюсь проникнуть внутрь и вытащить тебя. Клеменца, у тебя времени в обрез. Сейчас же посылай человека подложить пистолет. Уборная в ресторане оборудована по старинке, между бачком и стеной есть пространство. Вели прикрепить оружие к бачку сзади пластырем. Майк, в машине тебя обыщут, увидят, что ты чист, и успокоятся. В ресторане для отвода глаз обожди чуток, потом извинись и выйди. Нет, лучше даже попроси разрешения. Покажешь, очень аккуратно, что тебе невтерпеж, нормальная вещь. Все взятки гладки. Но уж когда вернешься, минуты зря не теряй. Не садись обратно за столик, пали с ходу. Бей наверняка. Стреляй в голову, по две пули на каждого, и скорей уноси ноги.
Санни придирчиво слушал.
― Ты мне пошлешь туда с пистолетом самого лучшего, самого верного человека, ― сказал он, обращаясь к Клеменце. ― Я не желаю, чтобы мой брат вышел из сортира, держа в руках свою пипиську и больше ничего.
Клеменца отозвался уверенно:
― Пистолет будет на месте ― это я гарантирую.
― Так, ― сказал Санни. ― Ну, все за дело.
Тессио с Клеменцей вышли. Том Хейген спросил:
― Санни, я подкину Майка в Нью-Йорк?
― Нет, ― сказал Санни. ― Твое место тут. Когда Майк управится, для нас здесь наступит самая работа, ты мне ой-ой как понадобишься. Репортеров уже выстроил на старт?
Хейген кивнул:
― Как закрутится карусель, начну им скармливать информацию.
Санни поднялся, шагнул к Майклу и заглянул ему в лицо. Он протянул брату руку.
― Все, старик, теперь действуй. С мамой тебе не придется проститься перед отъездом, но я ей объясню. И твоей девочке дам знать, но только это ― со временем. Ладно?
― Хорошо, ― сказал Майкл. ― И долго, ты полагаешь, мне нельзя будет вернуться?
― Самое малое ― год, ― сказал Санни.
― Не исключено, что у дона получится и раньше, ― вставил Том Хейген, ― но ты, Майк, на это не уповай. Сроки будут зависеть от многого. Клюнут ли на нашу наживку газетчики. Примутся ли в полицейском управлении выгораживать своего. Ополчатся ли на нас другие семейства. Одно можно сказать наверняка ― гонений нас ждет предостаточно, жарко придется.
Майкл пожал Хейгену руку.
― Все же ты постарайся, чтобы недолго, ― сказал он. ― Три года я уже болтался вдали от дома, неохота снова.
Хейген мягко сказал:
― Майк, а не поздно переиграть ― мы пошлем кого-нибудь другого, мы, в конце концов, пересмотрим наше решение. Быть может, не так уж обязательно ликвидировать Солоццо.
Майкл усмехнулся:
― Уговорить себя можно в чем угодно. Да только выбор был с самого начала сделан правильно. Ну, а мне, что ж, не век выезжать на чужом горбу, пора уже отрабатывать свою долю.
― Если ты это потому, что тебе сломали челюсть, то зря, ― сказал Хейген. ― Во-первых, Макклоски ― остолоп, а потом, здесь не личный выпад, всего-навсего деловая мера.
Второй раз он увидел, как застыло лицо Майкла Корлеоне, сложилось в маску, необъяснимо и жутковато напоминающую дона.
― Том, не обманывайся на этот счет. Всякая деловая мера по отношению к кому-то ― личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется ― в интересах дела. Пусть так. Но все равно ― сугубо личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От Крестного. У него, если в друга ударит молния, ― это рассматривается как личный выпад. Когда я ушел в морскую пехоту, он посчитал, что его это задевает лично. В чем и кроется причина его величия. Почему он и есть великий дон. Он все воспринимает как свое личное дело. Как господь бог. Без его ведома перышко у воробья не выпадет, и он еще проследит, куда оно упало. Верно я говорю? И хочешь знать еще кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят. Я припозднился малость, согласен, но раз уж ступил на эту дорогу, то пойду до конца. Да, я считаю личной обидой, что мне сломали челюсть, да, черт возьми, я считаю личной обидой, что Солоццо пытается убить моего отца. ― Майкл рассмеялся. ― Передай дону, я это усвоил от него и рад, что мне представился случай отплатить ему добром за все, что он для меня делал. Он был мне хорошим отцом.
Майкл помолчал и прибавил:
― Поверишь, я не помню, чтобы он хоть когда-нибудь меня пальцем тронул. Или Санни. Или Фредди. Про Конни и говорить нечего, на нее он даже не цыкнул ни разу. А теперь скажи мне честно, Том, сколько человек, по-твоему, дон убил своими или чужими руками?
Том Хейген отвернулся.
― А вот я тебе скажу, что ты усвоил не от него, ― отвечал он. ― Такие разговоры. Есть вещи, которые приходится делать, ― их делаешь, но о них никогда не говоришь. Их не пытаешься оправдать. Им нет оправданий. Их просто делаешь, и все. И забываешь.
Майкл Корлеоне нахмурился. Он спокойно спросил:
― Ты как consigliori согласен, что оставить Солоццо в живых опасно для дона и нашей семьи?
― Да, ― сказал Хейген.
― Ясно, ― сказал Майкл. ― Значит, я должен его убить.
Майкл Корлеоне стоял на Бродвее возле ресторана Джека Демпси и ждал. Он взглянул на часы. Без пяти восемь. Похоже, Солоццо будет точен до минуты. А он-то спешил явиться загодя. Уже пятнадцать минут как дожидается.
Всю дорогу от Лонг-Бич до города он старался не вспоминать о том, что сказал Хейгену. Потому что если он в самом деле верит тому, что говорил, то его жизни отныне бесповоротно задан один-единственный курс. Хоть, впрочем, может ли быть иначе после того, что произойдет нынче вечером? А можно и проститься с жизнью нынче вечером, если не выкинуть из головы всю эту муть, со злостью оборвал себя Майкл. О деле нужно думать. Солоццо тебе не простачок, Макклоски ― тоже очень опасный противник. Сильнее заболела челюсть ― и хорошо, боль не даст ему расслабиться.
На Бродвее было не слишком людно ― холод, да и час неподходящий, хотя до начала вечерних спектаклей оставалось недолго. Майкл встрепенулся: у тротуара остановилась большая черная машина, водитель перегнулся через сиденье, открыл переднюю дверцу.
― Садись, Майк.
Смоляной гладкий зачес, рубашка с отложным воротником ― Майкл видел этого мальчишку впервые, но он послушался. Сзади сидели капитан Макклоски и Солоццо.
Из-за спинки сиденья протянулась вперед рука Солоццо, Майкл пожал ее. Рука была твердая, теплая, сухая. Солоццо сказал:
― Рад, что ты пришел, Майк. Надеюсь, мы с тобой сговоримся. Страшное дело ― совсем не так повернулось, как я рассчитывал. Нехорошо получилось, никому это не нужно.
Майкл Корлеоне ровно произнес:
― Да, надеюсь, мы с вами найдем общий язык. Я хочу, чтобы отца больше не трогали.
― Не будут, ― убежденно сказал Солоццо. ― Клянусь здоровьем своих детей, никто больше не тронет. Ты только постарайся подойти к вопросу разумно. Надеюсь, ты не чета своему брату. Сущий порох этот Санни, с ним невозможно толковать о деле.
Капитан Макклоски проворчал:
― С этим можно, этот правильный малый. ― Он наклонился вперед и одобрительно потрепал Майкла по плечу. ― За вчерашнее извини меня, Майк, не сердись. Старею, понимаешь, выдержки не хватает для такой работы. Видно, скоро пора уходить на покой. Нервы сдают ― ведь целыми днями на нервах. Ну и бывает, сорвешься. ― Макклоски скорбно вздохнул и умело обыскал Майкла, проверяя, нет ли при нем оружия.