Иори Фудзивара - Праздник подсолнухов
— Хороший галстук.
— Ну что вы, ничего особенного.
Я с силой вдавил тлеющую сигарету прямо в зеленый фон. В воздухе запахло паленой тканью. Несколько секунд я удерживал сигарету в таком положении, а когда оторвал ее, к тонущим в зеленом поле горошинам добавился новый акцент.
Его улыбка не погасла.
— Почему вы это сделали?
— Надоел ты мне со своими мнениями.
В этот момент в кармане у Харады запел телефон.
— Если собираешься трепаться по мобильному, иди в тамбур. Слышал объявление?
— Так я и сделаю.
Он встал и исчез в проходе.
Состав постепенно снижал скорость. Мы подъезжали к Нагое. Харада вернулся и, не садясь в кресло, сообщил:
— Господин Акияма, похоже, кое-что произошло.
— Что еще?
— В это время как раз заканчивают разносить утреннюю почту. Мне позвонил молодой человек по имени Сато и сообщил, что в ваш дом проникли посторонние.
— Посторонние?
— Несколько мужчин. Кажется, они обыскивают дом. По словам Сато, рыщут так, что слышно у него в квартире.
— Хм-м-м… — протянул я, — это не ваши люди, верно?
Он кивнул:
— Не наши. Это те самые идиоты.
— Кто знает о завещании?
— Сейчас только Нисина, я, вы и еще один человек. Вероятно, обыск в вашем доме начат по его указке.
— Кто он?
— Вы отказали нам в содействии. Обязан ли я делиться с вами дальнейшей информацией?
— Наверное, нет.
— А вы простой.
— Это все потому, что теперь мне стало легче.
Глядя на меня, он долго качал головой:
— Не знал, что вы атеист. Да вы просто уникум.
— Атеист?!
— Да. Что в наше время является божеством? Вам это должно быть хорошо известно.
— Нет, не известно.
— Деньги — вот единственный бог, не имеющий конкурентов. Только вы в него, похоже, не верите.
— Прости меня за это.
За окном показалась станция Нагоя. Глядя на перрон, Харада неожиданно улыбнулся:
— Пожалуй, я должен был рассказать вам об этом человеке. Времени у нас мало, поэтому скажу только, что он ожидает вас в Киото. Я говорю вам это в знак извинения за доставленные неудобства. Кажется, у нас возникли непредвиденные обстоятельства.
Я проследил за его взглядом. Трое мужчин стояли на платформе, явно собираясь сесть в наш поезд. Их внешний вид не оставлял сомнений в роде их деятельности.
Харада вздохнул:
— Это я виноват. Надо было пожестче обойтись с тем парнем на Токийском вокзале.
Я взглянул на наручные часы. Семь сорок.
— Видимо, он пришел в себя и позвонил в Киото. Могли они успеть?
Он кивнул:
— Запросто. Думаю, они выехали из Киото в шесть сорок семь на поезде, идущем с юга. На этом я с вами прощаюсь. Займусь парнями на перроне.
Я вопросительно взглянул на него, и он ответил:
— Поезжайте в Киото. Им нужен только я — лишняя фигура в этой истории. Я сам разберусь.
— Неужели пойдешь против них? Ты уверен?
— У меня есть некоторый опыт в этой области.
С этими словами он двинулся назад по проходу и, на некоторое время исчезнув из виду, снова появился уже на перроне. Теперь я мог видеть его спину. Мужчин почти не было видно. Харада прошел вглубь платформы и, видимо, обратился к ним. Мужчины не стали садиться в поезд. Все трое, расправив квадратные плечи, медленно двинулись на него. В этот момент состав дернулся, и платформа осталась позади.
Я снова закурил. А этот Харада не просто ходячее расписание поездов. Пожалуй, его даже можно назвать джентльменом.
14
Выйдя из здания вокзала со стороны Хатидзё, я взял такси.
— К храму Симогамо, — бросил я водителю и уставился в окно.
Низкие кварталы заливал утренний свет.
Давно я не бывал в Киото. Поженившись, мы с Эйко часто сюда наведывались — она была родом из этого старинного города. Каждый раз, когда нам удавалось выбраться в отпуск, мы отправлялись сюда. Сначала это было желание Эйко, но вскоре я и сам привык к этим поездкам, мне даже понравилось. Как правило, мы приезжали в Киото два раза в год. В последний раз это было… точно, в сентябре, восемь лет назад. Как раз во время подготовки к выставке фовизма, перед самой поездкой Эйко к Ришле. На мгновение мне показалось, будто я попал в воздушную яму.
Все три дня, пока мы гостили здесь, стояла жуткая жара, хотя на календаре давно была осень. В один из вечеров, мы, как обычно, избегая туристических маршрутов, прогуливались узкими окольными улочками. От леса Тадасуно-мори, через Каварамати и Имадэгаву, затем на Хякуманбэн, по Окадзаки до Каварамати-Сандзё. Эйко любила эти длинные прогулки по извилистым переулкам. Устав гулять, мы заглянули в ресторанчик на Сандзё, неподалеку от Каварамати, специализировавшийся на приготовлении моти[53] с фасолью. Это был наш традиционный маршрут, и в тот жаркий вечер мы не стали от него отклоняться. Предзакатная прогулка. Помню, как мы уплетали в нашем ресторанчике красную фасоль со льдом и наблюдали в окно, как на город опускается вечер.
Тем же вечером после захода солнца мы медленно брели по берегу реки Имадэгава. Берег от Сандзё до верховья реки был сплошь усеян влюбленными парочками, съехавшимися сюда со всего города. Судя по тому, как расселись пары, здесь существовали негласные правила. Каждая пара занимала пространство строго в пять метров. То и дело поглядывая на берег, Эйко повернулась ко мне, в сумраке смутно угадывалась ее улыбка.
— Смотри-ка, выстроились как по линейке.
— Наверняка существует специальный указ для влюбленных, регулирующий, где кому сидеть.
Одна из парочек встала, чтобы уйти.
— Это наш шанс, — шепнула Эйко, — слушай, давай тоже посидим, а?
— И не стыдно тебе отбирать место у молодежи?
— А мы и есть молодежь. Нам еще тридцати нет.
— Это тебе двадцать девять, а мне уже, вообще-то, четвертый десяток.
— Это несущественно. — Она взяла меня за руку.
Сидеть на каменистом берегу было не слишком удобно, но мы не замечали этого, как, вероятно, и все остальные, кто здесь находился. Отовсюду доносились тихие голоса. Я огляделся: по обе стороны от нас сидели пары явно студенческого вида.
— Похоже, у нас тут единственная VIP-ложа — для тех, кому за тридцать.
— Прекрати озираться, а то и впрямь выглядишь как строгий дядя.
Мы замолчали, глядя на воду. Вечерний ветер стал прохладнее. Слышны были только тихие голоса и журчание реки в темноте.
Эйко прошептала:
— Давно не слышала такой тишины.
— Угу, — кивнул я, — давно.
— Послушайте-ка, господин Акияма, а не слишком ли вы заняты в последнее время?
— Пожалуй, — ответил я.
Она была права. Даже в этот отпуск я выбрался с трудом. Не представляю, когда такая возможность появится в следующий раз.
— Когда мне исполнилось тридцать…
— Когда это тебе исполнилось тридцать?!
— Да нет, я просто хотела сказать, что, когда мне исполнится тридцать, я наверняка превращусь в тетку. А знаешь, я сейчас подумала о том, что в старости было бы здорово перебраться сюда, в Киото, и вести тихую, размеренную жизнь. Как тебе идея? По-моему, неплохо.
— В старости? — пробормотал я. — Да, наверное, неплохо.
Мы снова молча уставились на реку. На воде дрожали огни противоположного берега. Даже голоса исчезли, только тихо журчала река на быстрине. Звук такой, словно воду засасывает в воронку.
Наши прогулки всегда начинались там, где Камогава в верхнем течении распадается на восточный рукав, Таканокава, и западный, Камогава. Приезжим казалось странным, что река и ее западный рукав называются одинаково, пусть и пишутся разными иероглифами, но жителям Киото в этом, вероятно, виделся особый смысл. Дом родителей Эйко, где мы всегда останавливались, стоял на берегу Камогавы. Эйко уехала из Киото в начальных классах.
Самая обычная семейная история. Мать Эйко умерла вскоре после рождения Хироси. Эйко тогда училась в младшей школе. Через пару лет отца перевели на работу в Токио. Дети отправились с ним. Дед Эйко, тот самый, о котором упоминал в рассказе Харада, умер в год, когда Эйко устроилась на работу. Он умер спокойно, в своей постели, в возрасте девяноста двух лет. Я не был лично с ним знаком, но, говорят, до конца своих дней старик отличался ослиным упрямством. Выйдя на пенсию, отец Эйко вернулся в Киото. Сейчас его тоже уже нет в живых.
Вот к их-то дому в районе Сакё я сейчас и направлялся. В субботнее утро поток машин на Каварамати-дори был редким.
Когда позади осталось Сидзё, я начал понемногу узнавать окружающий пейзаж. В моих воспоминаниях этот квартал был более людным, но жмущиеся друг к другу дома и магазинчики почти не изменились. Я взглянул на часы. Почти девять. Извинившись, я попросил водителя высадить меня здесь.
Перешел дорогу и неторопливо направился в сторону Сандзё. Свернул в знакомый проулок. А вот и наш «фасолевый» ресторанчик, где я любил бывать с Эйко. Случалось, я дважды посылал официанта за добавкой моти с фасолью. Немного постояв перед вывеской «Закрыто», я пошел прочь.
