Реймонд Хаури - Убежище
Ощутив во рту вкус крови, Миа поняла — она бессознательно прокусила губу насквозь.
— Какими же экспериментами он занимался?
— Точно мы не знаем. Но принимая во внимание интерес Саддама к поиску эффективных средств массового уничтожения людей…
Миа посмотрела на него округлившимися от ужаса глазами.
— Вы думаете, он работал над биологическим оружием?!
Корбен пожал плечами.
— Его работа, эти трупы, поддержка его Саддамом — все это держалось в тайне. Сложите все вместе, и вы поймете — он искал вовсе не способы лечения рака.
— Но почему на стене вырезан такой символ? — спросила Миа, не отводя взгляда от экрана ноутбука.
— Мы не знаем. Нам удалось найти в Багдаде людей, которые с ним сталкивались. Я разговаривал с торговцем древностями и с человеком, курировавшим Национальный музей. Судя по всему, этот человек, хаким, как они его называют, очень интересовался историей Ирака, в особенности древней. Они говорят, он отлично ее знал и постоянно разъезжал по всему региону. Когда они прониклись ко мне доверием, то признались — хаким велел им отыскивать в старинных книгах и рукописях любые упоминания про уроборос.
— Что они и делали, да?
— Верно, — подтвердил Корбен, — но ничего такого не нашли. Тогда он потребовал от них не прекращать поиск и расширить его круг за пределы Ирака. Они повиновались, ведь он был буквально одержим этим символом и обоим внушал настоящий ужас.
— И все их поиски ничего не дали, да?
Корбен покачал головой.
— А теперь он хочет получить книгу… — Миа связала в уме все ниточки. — Выходит, этот… этот доктор все еще где-то там.
Он кивнул.
— И выдумаете, маму похитили по его приказу? — страстно желая услышать возражение, спросила она.
Суровый взгляд Корбена лишил ее хрупкой надежды.
— Через несколько недель после того, как обнаружили страшную лабораторию, следы хакима затерялись где-то на севере от Тиркита, и с тех пор мы ничего о нем не слышали. Принимая во внимание тот факт, что Эвелин занималась изучением символа уроборос, а также особую жестокость, с которой кто-то стремится захватить иракские древности, я считаю вполне вероятным, что либо она находится у него, либо ее удерживает человек, каким-то образом с ним связанный.
Миа окончательно упала духом. Судьба матери, оказавшейся, как она считала до того, в руках обыкновенных контрабандистов, вызывала у нее сильную тревогу, но теперь… Теперь она даже думать боялась о ее дальнейшей судьбе.
Она уронила руки на колени, перед глазами поплыли радужные круги. Как будто сквозь толстое одеяло она слышала, как Корбен набирал какой-то номер по мобильнику, отдаленные гудки в трубке, потом щелчок выключенного телефона. Постепенно туман вокруг нее рассеялся, она пришла в себя и догадалась, что Корбен снова пытался соединиться с Рамезом. Тряхнув головой, она без обиняков высказала ему внезапно возникшую у нее мысль:
— Принимая во внимание шумиху в газетах по поводу оружия массового уничтожения и то, что вам известно о хакиме, я подумала бы, что им занимается достаточно большая группа агентов, включая и вас самого. Ведь его арест является крайне важной и неотложной задачей, разве не так?
— Точнее сказать, являлась, — помрачнев, поправил ее Корбен. — Но теперь на это смотрят иначе. Помните притчу про пастуха, который все кричал: «Волк! Волк!»? Вот и мы слишком часто заявляли, что в Ираке ведутся работы по поиску оружия массового уничтожения, но ничего такого не нашли, и в результате общественность перестала на это серьезно реагировать. Мы сами виноваты, но больше о нем и слышать не хотят. А поскольку сейчас наша главная цель — развязаться с Ираком, то на это перестали выделять средства и людей.
— Но ведь он — преступник, настоящий изверг! — возмущенно вскричала Миа, вскакивая со стула.
— Вы думаете, он такой один? — скептически возразил Корбен. — В мире полно массовых убийц из Руанды, Сербии, не говоря уже о других. Они тихонько живут себе под вымышленными именами в зеленых пригородах Лондона или Брюсселя, и никто их не трогает. Единственные, кто ими занимаются, — это репортеры. Они современные Саймоны Виезентали, хотя их совсем немного. Жалкая горстка людей, которые не жалеют времени и сил и ежедневно рискуют жизнью, выслеживая негодяев. Только репортеры и могут что-то сделать. Время от времени они разоблачают одного из крупных преступников в репортаже, который может занять несколько колонок не слишком далеко от первой страницы газеты, где ее сможет заметить какой-нибудь обвинитель и заняться расследованием — если дело обещает быть достаточно громким. Но в основном преступники остаются безнаказанными.
На самом деле все так и обстояло. Саддам и его обезглавленный зять являли собой редкое исключение. Обычно сверженные диктаторы и в изгнании наслаждались прежним комфортом и благополучием, не утруждая себя раскаянием, тогда как их приближенные, бандиты, присутствовавшие при казнях или сами в них участвовавшие, скрывались под вымышленными именами и безмятежно жили в каком-нибудь тихом уголке земного шара.
— Дело в том, что отсутствуют согласованные действия властей, которые могли бы привести преступников к ответу, — добавил Корбен. — Время идет, одни политики уходят со сцены, им на смену приходят другие, и недавние преступления быстро забываются. Сейчас в госдепартаменте об этой истории не желают и слушать. А самим иракцам не до хакима, у них и без того полно проблем. И я не рассчитываю, что им заинтересуется ливанское правительство, поскольку в стране и так полный хаос.
— Выходит, вы один занимаетесь поисками хакима?! — недоверчиво воскликнула Миа.
— Практически один. В случае необходимости я могу обратиться за помощью в агентство, но пока у меня не будет на руках доказательств, которые помогли бы упрятать этих бандитов за решетку, людей мне не выделят, да я и сам не стану просить.
Миа ошеломленно смотрела на него. Зароненные им образы жгли ее душу.
— Он действительно проводил свои опыты над детьми?
Корбен кивнул.
— Нужно поскорее спасти маму, но при этом мы просто обязаны остановить варварские эксперименты, верно? — У Миа защипало глаза, но усилием воли она подавила слезы.
В его глазах проскользнула теплая искорка.
— Да, конечно, — задумчиво глядя на нее, сказал он.
— Значит, нужно найти Фаруха. Если мы сумеем найти его раньше, чем это чудовище, и если у Фаруха есть нужная нам книга, мы сможем обменять ее на маму.
Лицо Корбена прояснилось.
— Именно на это я и рассчитываю.
Он взял телефон и нажал кнопку повторного набора номера.
Глава 30
Рамез испуганно уставился на вибрирующий от звонка телефон, отчего трясся весь столик.
С каждым звонком на телефоне вспыхивал дисплей, озаряя темную гостиную призрачным зеленовато-голубым сиянием. Он не мог оторвать взгляда от яркого экрана, на котором возникала надпись «частный абонент» — обозначение для звонка с неопределяемого номера, — после чего гостиная снова погружалась в темноту. При каждом очередном звонке он вздрагивал всем телом, как будто телефон каким-то образом был связан с его мозгом.
Наконец, после восьми сигналов, звонки прекратились. Гостиная опять погрузилась в темноту, время от времени разрезаемую отражением света фар от проезжающих автомобилей, которые скользили по ее почти пустым стенам. За последнее время неизвестный абонент уже в третий раз пытался связаться с ним, но помощник преподавателя и не думал отвечать. Поскольку он никогда не получал таких звонков — как ни странно, но в Ливане звонки с неопределяемого номера считались неприличными и предосудительными — он догадывался, о чем хотел говорить с ним звонивший, и это его крайне тревожило.
Сегодня день его начался как обычно. Он встал в семь утра, приготовил себе легкий завтрак, принял душ, побрился и через двадцать минут ходьбы добрался до университета. Перед уходом из дома он пролистал утреннюю газету и заметил сообщение о похищении в центре города какой-то женщины, но, конечно, ему и в голову не могло прийти, что речь идет об Эвелин. Он узнал это от копов, когда они появились в Пост-Холле.
Он оказался первым из сотрудников факультета, с которыми разговаривали полицейские, и их сообщение повергло его в панический страх. Отвечая на их вопросы, Рамез с ужасом осознавал — он все больше увязает в страшной истории, не зная, как из нее выкрутиться. Полиция стремилась найти Эвелин, и он обязан помогать копам. Отказаться он не имел права.
Они спросили, известно ли ему что-нибудь о ее интересе к иракским реликвиям, и он сразу вспомнил человека, неожиданно появившегося в Забкине. Копы сразу насторожились, когда он сообщил им об этом человеке и даже назвал его имя, Фарух, фамилии он не знал, и описал его внешность. По их коротким репликам он понял: внешность Фаруха соответствовала описанию человека, которого видели с Эвелин на месте ее похищения.
