Дин Кунц - Темные реки сердца
Мне кое о чем рассказали мои одноклассники. Те самые ребята, которые отличались большой жестокостью. Такая жестокость свойственна иногда и взрослым людям, которые почему-либо так и не смогли по-настоящему повзрослеть. Но даже в том возрасте, тогда, я смог понять, что больше никогда не увижу мою мать. Я это понял, даже будучи наивным и невинным ребенком, и ощутил в тот момент, в тот мартовский день такой холод, равного которому я никогда прежде не знал.
Теперь я стоял на залитом лунным светом газоне и никак не мог понять, почему мои мысли опять вернулись к моей бедной матери. И почему тот отдаленный крик, который я услышал, стоя у своего окна, кажется мне странным и в то же время знакомым. Почему я беспокоюсь о матери, когда она мертва уже шесть лет. Я пытаюсь понять, почему мне так страшно самому, если летняя ночь не таит для меня непосредственной угрозы.
Я снова двигаюсь в сторону сарая. Мне почему-то нужно подойти к нему. Хотя сначала я решил, что кричало какое-то дикое животное в полях или на прилегавших холмах. Моя тень двигается передо мной, поэтому я шагаю не по серебру травы, а по темной собственной тени.
Вместо того чтобы идти к огромным воротам, занимающим южную стену сарая, с врезанной в них маленькой дверью в рост человека, я инстинктивно иду к углу, пересекая асфальтовую дорожку, проложенную вдоль дома и гаража. Я снова иду по траве и сворачиваю за угол дома. Мои босые ноги бесшумно ступают по моей тени.
Теперь я останавливаюсь, потому что перед сараем замечаю машину, которой я никогда прежде не видел, – это фургон «Шевроле», изготовленный на заказ. Он кажется черным, но это не так, просто лунный свет превращает все цвета или в серебристый или в темный. На боку фургона нарисована радуга, она тоже кажется состоящей из всех оттенков серого цвета. Задняя дверь фургона открыта.
Кругом царит тишина.
Никого не видно.
Достигнув этого странного возраста – четырнадцати лет, – помня, что в детстве были и плохие сны, и праздники Всех Святых с их страшными масками, я раньше никогда не чувствовал, что ужас и необычность обстановки могут стать так соблазнительны и я не смогу противостоять их извращенному притяжению. Я делаю один шаг к фургону, и...
...и что-то со свистом разрезает воздух над моей головой. Слышится хлопанье крыльев, и я пугаюсь. После этого я спотыкаюсь, падаю, перекатываюсь и поднимаю голову как раз в тот момент, когда надо мной расстилаются огромные белые крылья.
Тень скользит по залитой лунным светом траве, и у меня появляется безумная мысль, что моя мать в виде ангела спустилась с небес, чтобы увести меня от этого фургона. Потом посланница небес взмывает выше, в темноту, и я понимаю, что это просто огромная белая сова с большим размахом крыльев. Она скользит в летней ночи, пытаясь поймать полевую мышь или другую добычу.
Сова исчезает.
Ночь остается со мной.
Я поднимаюсь на ноги.
Я крадусь к фургону, меня влекут к себе тайна и предстоящее приключение. Вернее, его предвкушение. И ужасная тайна. Я еще не знаю, что владею ею.
Я уже забываю хлопанье крыльев совы в полете, хотя это было совсем недавно и весьма испугало меня. Но этот жалобный крик, услышанный у открытого окна, постоянно повторяется в моей памяти. Наверное, я начинаю понимать, что это не была жалоба дикого животного, распрощавшегося с жизнью в поле или в лесу. Это был слабый крик ужаса и мольба о помощи человеческого существа, оказавшегося в объятиях навалившегося ужаса...
* * *Сидя в машине, мчавшейся по шоссе, Спенсер снова перебирал в уме все подробности случившегося тогда. У него не было крыльев совы, но он обладал ее мудростью. Он проследил весь путь памяти до центра тьмы, до блеска стали, пронзившей тень, до неожиданной боли и запаха крови и до его раны, которая позже превратилась в шрам. Он заставлял себя добираться до конечной истины, которая всегда оставалась тайной для него.
И на этот раз она не открылась ему.
Он никогда не мог вспомнить, что произошло в последние мгновения этой жуткой встречи, случившейся так давно, после того как он нажал курок пистолета... В полиции рассказали ему, как, должно быть, все закончилось. Он читал отчеты о том, что он сделал, написанные репортерами, которые основывали свои статьи и книги на свидетельствах и уликах. Но никого из них там не было. Они не могли знать безусловную правду. Только он один был там. Его воспоминания были такими яркими до определенного момента. Они мучили его. Но потом память проваливалась в черную дыру амнезии. Даже спустя шестнадцать лет он не смог хотя бы крохотным лучиком проникнуть сквозь эту тьму.
Если он когда-нибудь все вспомнит, он заслужит полный покой. Или воспоминания разрушат его. Если в этом черном тоннеле амнезии он узнает о чем-то таком постыдном, что не сможет жить дальше. Бывает, память оказывается нежелательной, и тогда лучше приложить к виску пистолет.
Тем не менее он периодически очищал себя, вновь проживая все, что мог вспомнить. И каждый раз ему на время становилось легче. Он снова проделал это на скоростном шоссе в пустыне Мохав, пересекая ее со скоростью пятьдесят миль в час.
Взглянув на Рокки, Спенсер увидел, что собака дремлет на соседнем сиденье, свернувшись в клубочек. Казалось, что ей неудобно лежать. Ее хвост болтался под приборной доской, но раз она спала, значит, все было в порядке.
Спенсер подумал, что после того, как он много раз за последние годы повторял свою историю разным людям, ритм его повествования и голос, которым он рассказывал, стали ужасно монотонными. Он настолько убаюкал бедную собаку, что ее не смог бы разбудить даже жуткий шторм.
Но, возможно, он не все время говорил вслух. Наверное, иногда он переходил на шепот и потом просто замолкал, продолжая свой монолог мысленно. Ему было неважно, перед кем исповедоваться – собака так же годилась, как и незнакомец из бара. И неважно ему было, слушают его или нет.
Ему нужен был слушатель только для того, чтобы иметь возможность выговориться, пытаясь найти временное отпущение грехов. А может быть, он пытался обнаружить новую деталь, как-то разрядить темноту – обрести мир и покой хотя бы на время.
Он был в пятидесяти милях от Вегаса.
Пучки перекати-поля, ветерком собранные в шары иногда размером с колесо, перебегали дорогу перед машиной. Сквозь них светили огни фар, они двигались ниоткуда и в никуда.
Чистый сухой воздух пустыни не мешал ему видеть перед собой вселенную. Миллионы звезд сияли от горизонта к горизонту, прекрасные, но холодные, привлекательные, но недосягаемые. Они отбрасывали так мало света на поля, простиравшиеся по обе стороны от шоссе. Они были великолепны, но хранили вечные тайны.
* * *Когда Рой Миро проснулся в своем номере в отеле «Вествуд», часы на ночном столике показывали 4:19. Он спал менее пяти часов. Но, включая лампу, он чувствовал себя отдохнувшим.
Рой откинул покрывало и сел на край кровати. Он был в пижаме. Он сощурился, чтобы глаза привыкли к свету, потом улыбнулся, глядя на пластиковый контейнер, стоявший на столике рядом с часами.
Пластиковый контейнер был полупрозрачным, поэтому он мог различить только размытые очертания находившегося внутри предмета.
Он поставил контейнер на колени и открыл крышку. Рука Джиневры. Он чувствовал, что на него снизошло благолепие оттого, что он может обладать такой великолепной красотой.
Как, однако, грустно, что такое чудо долго не выдержит. Через сутки, если не раньше, рука начнет разлагаться, и ее красота останется только в воспоминаниях.
Уже сейчас рука изменила свой цвет. К счастью, белизна только подчеркнула прекрасные линии кисти и длинных элегантных тонких пальцев.
Рой закрыл контейнер, проверил запор и снова поставил контейнер на столик.
Он прошел в гостиную двухкомнатного номера. На столе у большого окна его телефон сотовой связи уже был соединен с компьютером, включен в сеть.
Рой связался с «Мамой» и попросил ее сообщить результаты проверки, которую он велел ей провести прошлым вечером, когда он и его люди обнаружили, что второй адрес Спенсера привел их лишь на безлюдное поле, где работали одни нефтяные насосы.
Как же он тогда разозлился!
Сейчас он был спокоен. Он мог контролировать себя. Он владел собой.
Он читал сообщение «Мамы» на экране, нажимая клавишу «Перевернуть страницу», когда заканчивал чтение очередного фрагмента ее сообщения. Рой сразу же понял, что поиски настоящего адреса Спенсера Гранта – дело весьма сложное.
Когда Спенсер работал в калифорнийском агентстве по компьютерным преступлениям, он многое узнал о национальной сети информации «Инфонет». Он был прекрасно осведомлен о незащищенности тысяч компьютерных систем, входящих в эту сеть. Он, видимо, узнал коды и возможности связи, достал атласы главных компьютерных систем разных телефонных компаний, кредитных агентств и правительственных учреждений. Затем ему, наверное, удалось вынести все эти данные с собой или просто переписать их с помощью электроники в свой компьютер.
