Джонатан Келлерман - Книга убийств
Когда я вернулся домой, оказалось, что передняя дверь распахнута настежь — я забыл ее закрыть, — и у входа намело листьев. Я опустился на колени, собрал их и отправился в кабинет. Телефон по-прежнему лежал на полу. Автоответчик тоже упал и валялся на боку с выдернутым из розетки шнуром.
Но зато тот, что стоял в спальне, подмигивал красным глазом.
Одно сообщение.
Я не стал его прослушивать, пошел на кухню, вытащил из холодильника водку и попытался охладить бутылкой горевшие щеки и руки. Убрал ее назад.
Потом я несколько часов смотрел телевизор, слушал дурацкий смех, вымученные диалоги, рекламу гомеопатических препаратов для повышения потенции и чудесных средств, которые способны справиться с самыми ужасными пятнами.
Сразу после полуночи я решился прослушать сообщение на автоответчике.
— Алекс?.. Похоже, тебя нет дома… мы должны были лететь в Канаду, но задержались в Сиэтле — еще один концерт… перед концертом пришлось немного перенастроить наши инструменты, и я была очень занята… наверное, ты опять куда-то уехал… ладно, я остановилась во «Временах года» в Сиэтле. Отличный номер… у нас идет дождь. Алекс, я надеюсь, у тебя все в порядке. Уверена, что в порядке. Пока, милый.
Пока, милый.
И не сказала: «Я люблю тебя». Она всегда раньше говорила: «Я люблю тебя».
ГЛАВА 17
В час ночи я позвонил во «Времена года» в Сиэтл. Оператор ответила:
— В такое время мы не соединяем с нашими гостями.
— Со мной она будет разговаривать.
— Вы ее муж?
— Приятель.
— Ну… похоже, вам придется оставить сообщение. В комнате ее нет. Я включила автоответчик, можете говорить.
Оператор соединила меня с номером Робин, но я повесил трубку и провалился в то, что можно было бы назвать сном, если бы он принес мне утешение и позволил отдохнуть. В половине седьмого утра я сидел на кровати, во рту у меня пересохло, а в глазах двоилось.
В семь я позвонил Майло и услышал его сонный голос.
— Эй, генерал Делавэр, — проворчал он. — По-моему, еще рановато для доклада с поля боя.
Я рассказал ему, что мне удалось узнать про Кэролайн Коссак и Майкла Ларнера.
— Господи, я еще даже зубы не почистил… ладно, дай-ка мне все это переварить. Ты считаешь, что Ларнер оказал Коссакам услугу, взяв в свою школу Кэролайн, а они с ним расплатились — через сколько? Через пятнадцать лет? Тебе не кажется, что они как-то уж слишком долго думали?
— Ну, они могли оказывать ему и другие услуги. Ларнер и Коссак были независимыми продюсерами.
— Их связывал какой-нибудь общий кинопроект?
— Нет, но…
— Не важно. Я с тобой согласен — между Ларнером и семейкой Коссаков явно существовала связь. Кэролайн была сложным ребенком, а Ларнер работал директором в заведении как раз для таких детей. Однако нам по-прежнему неизвестно, почему она туда попала.
— Пометка на личном деле о том, что могут возникнуть поведенческие проблемы, говорит о многом. Мой источник сообщил, что такая пометка имелась только на деле Кэролайн. Ладно, делай с этой информацией что пожелаешь.
— Ясное дело, спасибо. Ты в порядке?
Все задают мне один и тот же вопрос. Я заставил себя ответить нормальным голосом:
— В порядке.
— Обычно я так разговариваю по утрам.
— Тебе редко доводится слышать меня в такую рань.
— Наверное, дело в этом. Предупреждение о возможности возникновения проблем с поведением, так? Но твой источник не знает, почему оно появилось на личном деле.
— Возможно, агрессивное или асоциальное поведение. Прибавь сюда собаку доктора Шварцман, и вырисовывается вполне определенная картина. Ребенок из богатой семьи совершил кучу отвратительных поступков — и тогда становится понятно, почему Кэролайн отправили в «Школу успеха».
— Твой любимый тип — психически больной одиночка, — проговорил Майло. — Что бы мы, копы, без них делали. Как бы стали раскрывать убийства?
— И еще кое-что, — перебил его я. — Возможно, Кэролайн не получила социальную карточку, потому что все-таки совершила преступление и попала…
— В тюрьму. Да, я об этом подумал, когда мы с тобой закончили разговаривать. Глупо, что раньше не пришло в голову. Но должен тебя разочаровать, ее нет ни в одном государственном исправительном учреждении, ни в одном из сорока восьми штатов, плюс Аляска и Гавайи. Вполне возможно, что она находится в какой-нибудь федеральной тюрьме, или ты был прав и ее отправили на маленький остров, где стоит симпатичная маленькая вилла с обитыми бархатом стенами и целый день светит солнце. Не знаешь, кто бы согласился финансировать средиземноморский тур для достойного детектива, который собирает факты по делу двадцатилетней давности?
— Заполни специальную форму и отправь Джону Дж. Брусарду.
— Эй, приятель, почему я сам до такого не додумался? Алекс, спасибо тебе за то, что потратил время…
— Но…
— Это тупиковое дело, так же, как двадцать лет назад. Мне не удалось найти ни записей, ни зацепок, от которых можно было бы стартовать. Я даже не сумел разыскать мать Мелинды Уотерс. И вот еще о чем я подумал: я дал Эйлин Уотерс мою визитку. Если бы Мелинда так и не вернулась домой, разве она не позвонила бы мне?
— Может, она звонила, а тебе просто не передали. Тебя ведь перевели в другой участок.
— Другие сообщения мне передавали, — возразил он. — Дерьмо собачье. Мне их пересылали из Центрального управления.
— Вот именно. Молчание.
— Возможно. В любом случае я не знаю, что со всем этим делать.
— И еще одно, — сказал я и поведал ему про Уилли Бернса, ожидая, что он отмахнется от этой информации.
— Уилли Бернс, — протянул Майло. — Ему сейчас… примерно около сорока?
— Тогда ему было двадцать или двадцать один, так что вполне может быть.
— Я знал одного Уилли Бернса с очень симпатичной мордашкой, — проговорил он. — Ему было тогда… двадцать три.
Голос у него изменился, зазвучал мягче, приглушеннее. В нем появилась сосредоточенность.
— А кто он такой?
— Может, и никто, — ответил Майло. — Давай я тебе чуть позже позвоню.
Он объявился через два часа, и его голос показался мне напряженным и равнодушным, словно рядом с ним кто-то стоял.
— Ты где? — спросил я.
— За своим рабочим столом.
— А мне казалось, ты решил взять отгулы.
— Мне нужно разобраться с кое-какими бумажками.
— Кто такой Уилли Бернс? — спросил я.
— Давай поговорим с глазу на глаз, — предложил он. — У тебя есть время? Впрочем, что я спрашиваю, ты же ведешь разудалую жизнь холостяка. Встретимся около управления, скажем, через полчаса.
Он стоял у тротуара и забрался в «севилью» еще прежде, чем машина успела остановиться.
— Куда? — спросил я.
— Все равно.
Я поехал дальше по Батлер, случайным образом свернул, и мы оказались на скромных улицах, где стояли симпатичные уютные дома. Когда от его рабочего стола нас отделяло примерно полмили, Майло сказал:
— Теперь я точно знаю, что какой-то Бог есть и он дергает меня за веревочку. Плата за старые грехи.
— Какие грехи?
— Самые страшные: неудача.
— Уилли Бернс — это еще одно нераскрытое дело?
— Уилли Бернс — подозреваемый в одном из нераскрытых дел. Уилберт Лоренцо Бернс. Родился сорок три с половиной года назад, подозревается в убийстве. Я занялся им сразу после перевода сюда. И знаешь что, похоже, еще одно дело пропало, все до единой бумажки. Но мне удалось найти человека, который осуществлял за ним надзор, поскольку он был осужден условно, так вот этот человек отыскал старые бумаги, и в них говорится: «Школа успеха». Уилли удалось — уж не знаю, каким образом, — добиться, чтобы его отправили работать туда на лето, но он продержался меньше месяца, его уволили за прогулы.
— Он был подозреваемым в деле об убийстве, и ему позволили работать с трудными подростками?
— Ну, в те времена он всего лишь распространял, ну и принимал, конечно, наркотики.
— Вопрос остается в силе.
— Думаю, Уилли рассказал не все из своей биографии.
— А кого он убил?
— Поручителя под залог по имени Борис Немеров. У него был бизнес здесь, в Западном Лос-Анджелесе. Крупный, сильный, жесткий тип, но иногда он помогал тем, кто попадал к нам, потому что сам провел некоторое время в лагере в Сибири. Знаешь, как работает система залога?
— Обвиняемый платит определенный процент залога и оставляет гарантийную расписку. Если он не является в суд, поручитель выплачивает суду всю сумму и забирает расписку.
— Примерно так, — сказал Майло. — Если не считать того, что изначально поручитель, как правило, платит первый взнос не из своих денег. Он покупает полис в страховой компании на два или шесть процентов от общей суммы залога. Чтобы возместить затраты и получить прибыль, он берет деньги с того, за кого вносит залог — обычно десять процентов, не возмещаемых. Если тот пускается в бега, страховая компания обращается в суд и имеет право потребовать расписку. Чаще всего это собственность — например, бабуля позволила дорогому внучку, который пошел по кривой дорожке, оформить ограничение на владение ее симпатичным маленьким домиком, в котором она живет вот уже двести лет. Но чтобы отнять у бедной старенькой бабульки домик, нужно время и деньги, да еще в газетах начнут писать разные гадости, да и зачем страховой компании собственность, которая почти не принесет дохода? Поэтому для них лучше, если преступник или обвиняемый будет под рукой. Вот почему они отправляют за ним охотников за головами, которые, разумеется, внакладе не остаются.
