Крис Картер - Экзекутор
— Мы были внутри какой-то темной церкви, я не знаю, где это. Священник, плача, стоял на коленях передо мной. — Она сделала глоток горячего напитка, и Хантер заметил, что у нее дрожат руки. — Я что-то показала ему… думаю, лист бумаги.
— Лист бумаги? — поинтересовался Гарсия.
Она кивнула.
— На нем было изображение или, может быть, текст? — спросил Хантер.
— Что-то было. Я не могу утверждать точно.
Уличное движение набирало темпы. Какая-то машина притормозила на Восточной Первой улице, и клаксоны устроили какофонию. Она подождала, пока они стихнут.
— Я не смотрела. Просто показала священнику.
Хантер что-то черкнул в своем черном блокнотике.
— Что вы увидели потом?
Она помедлила секунду, словно то, что собиралась сказать, не имело смысла.
— Собачью голову. Я показала священнику собачью голову, и это ужаснуло его.
— Откуда взялась эта голова? — на этот раз спросил Гарсия.
— Не знаю. — Она покачала головой. — Она просто оказалась у меня. — Снова краткая пауза. — Вместе с мечом, который я использовала, чтобы… — Голос у нее стих.
Хантер позволил пройти нескольким молчаливым секундам и спросил, помнит ли она, в какой руке был меч.
— В правой, — убедительно сказала она.
— Помните ли вы что-то особое о руке? Цвет кожи? Были ли кольца на пальцах? Часы?
Она задумалась.
— Черные перчатки.
Ветер усилился, и в небе стали скапливаться новые темные облака. Похолодало, но девушка, казалось, не замечала этого.
— Помнишь что-нибудь еще из своих видений?
Она кивнула и в упор посмотрела на Хантера.
— Цифра три. Я написала ее на груди священника после того, как убила его.
На этот раз Гарсия поежился не от холодного ветра.
Хантер выдержал ее взгляд. До сих пор вся информация, которую Молли предоставила им, могла быть почерпнута из газет. История, когда киллер показывал своей жертве фотографию, могла быть выдумана. Подтвердить ее они не могли. Но вот номер… Она никоим образом не могла узнать о нем.
— Когда вы пришли к нам, — Хантер нарушил неловкое молчание, — как раз перед тем, как я покинул комнату, вы кое-что сказали мне. Помните?
Ответа он не получил.
— Вы сказали: «Он знал об огне. Он знал, что пугает ее». Вы помните, как вы это сказали?
— Да.
— Что вы подразумевали под этим? — Хантер отставил пустую чашку в сторону и навалился на стол.
— Сначала я не знала. Словно потеряла контроль над собой. Эти слова просто слетели с моих губ. Но минуту спустя после вашего ухода я увидела это. И все было отчетливее, чем в предыдущий раз. — Она запнулась на секунду.
— Так что вы видели?
— Женщину, привязанную к стулу. Она была испугана так же, как священник, но не могла кричать.
Гарсия приложил руку ко рту и подбородку, словно приглаживал бородку.
— У нее был кляп во рту?
— Нет. Губы у нее были… — девушка покачала головой, словно с трудом верила своим словам, — плотно склеены.
— Склеены? — удивленно переспросил Хантер. — Словно суперклеем?
Она кивнула.
— Кроме того, ее лицо было покрыто чем-то липким, каким-то странным гелем.
«И этого она не могла знать». Хантер поднял воротник куртки и обернул им шею.
— Вы снова видели все это как бы от первого лица? — настойчиво спросил Гарсия.
— Да. — Она отвела взгляд в сторону, словно это было ее ошибкой.
Хантер хотел подробнее выяснить историю с изображением.
— Вы показывали этой женщине бумагу, как священнику?
— Да, но я снова не видела, что на ней изображено.
— Вы сказали, что это видение было сильнее, чем предыдущее. В каком смысле сильнее? — спросил Гарсия.
Молли помедлила, и Хантер понял почему. У нее не было видений почти четыре года. И теперь они вернулись. В виде самых жутких убийств, которые только Хантеру доводилось видеть.
Она зажмурилась.
— Видения, которые ко мне приходили, обычно были молчаливые — только образы… но не это. — Молли сделала паузу. — Я что-то сказала женщине.
Хантер хранил молчание, позволив ей продолжать так, как она сама сочтет нужным.
— Я сказала: «Приветствую твой страх, Менди…»
У Хантера учащенно забилось сердце.
— «…Я знаю, что перепугает тебя до смерти».
67
Эти слова были столь странными, что детективам потребовалось время, чтобы осознать их.
— Это был ваш голос? — спросил Хантер, все еще испытывая легкое ошеломление оттого, как много она знала. — Когда вы сказали эти слова женщине? Был ли это ваш голос или чей-то еще?
— Мой, — прошептала она.
Гарсия с силой растер лицо, не в состоянии найти слов.
— Как-то я знала, что женщина, привязанная к стулу, боится огня, — продолжила девушка. — Поэтому я и сказала вам эти слова.
Хантер откинулся на спинку стула и задумался.
— Эти видения длились примерно секунд тридцать, может, минуту. Не знаю, почему я видела их. Не знаю, почему они казались такими реальными. Не знаю, почему я не была всего лишь зрителем, как раньше. Я хотела бы понять все это, но у меня нет ответов. — Помолчав, она отвела взгляд от Хантера. — Вот что я хочу рассказать вам — кто бы ни был этот убийца, он знал о ее страхах.
Клик, клик, клик. Человек с камерой на другой стороне улицы быстро отщелкал три снимка, никому не попавшись на глаза.
— Что-то еще вы помните об этих видениях, Молли? — спросил Гарсия и увидел, что глаза девушки расширились от ужаса. На долю секунду она растерялась, прежде чем схватить свою сумочку.
Хантер перехватил ее за руку:
— Подождите.
Молли посмотрела на него, гневно вырвала руку и встала.
— Прошу вас, послушайте меня. — Хантер и Гарсия одновременно поднялись.
— Все это было ошибкой.
— Нет, не было. — Голос Хантера звучал твердо и спокойно. — Просто дайте мне минуту на объяснение. Затем, если вы все же решите уйти, никто не будет вас останавливать.
Она молчала достаточно долго, чтобы Хантер не позволил утвердиться ее нерешительности.
— Я не знаю, позвоните ли вы снова. Вы ушли до того, как офицер успел записать все ваши подробности. Вы не оставили нам ровно ничего, так что мне пришлось иметь дело с единственным, что у нас было, — ваш пенсильванский акцент. Мы быстро нашли вас. Ваше имя числится в списке пропавших лиц.
Она напряглась.
— Мы ничего не рассказывали вашему отцу.
Раньше, когда она рассказывала о своих фанатично одержимых религией родителях, в центре повествования была мать, и она редко упоминала об отце. Когда она это сделала, ее тело напряглось, поза изменилась и движения стали нервными. Хантер понял, как она боялась его.
— Мы не собираемся ему ничего рассказывать, — убедил ее Хантер.
Она в упор уставилась на Хантера и затем обратила взгляд на Гарсию. Он кивнул и доверительно подмигнул ей, словно говоря: «Мы ничего не расскажем, если ты не хочешь».
Она расслабилась.
— Я обещаю, Молли, мы никоим образом не будем вмешиваться в вашу жизнь. — Хантер помолчал. — А нам действительно может понадобиться ваша помощь.
Человек, стоявший перед ней, казался воплощением спокойствия. Он внушал доверие. Молли расслабилась и села.
— Причина, по которой я позвонила вам сегодня…
— У вас было другое видение? — предположил Гарсия.
— Нет. Не видение, а вспышка.
Клик, клик, клик. Еще три снимка.
— Что это значит — вспышка?
— Порой у меня случались быстрые вспышки из моих предыдущих видений. Что-то, чего не было раньше. Они длились всего пару секунд.
— Это называется остаточные вспышки, — сказал Хантер, не вдаваясь в детальные объяснения.
Молли с интересом посмотрела на него.
— Он много читает, — объяснил Гарсия. — Так что было в этих вспышках?
— Кое о чем я рассказала.
— Кому вы рассказали? — на этот раз спросил Хантер.
— Священнику. Как раз перед тем, как я его убила.
Клик, клик, клик.
— Но вы говорили, что видение со священником было беззвучным, — уточнил Гарсия.
— Не было. Не в видении.
— То есть во вспышке, — догадался Хантер.
Вздохнув, Молли кивнула.
— Так что вы сказали?
Глубокий вдох.
— Они все умрут.
68
За пятнадцать дней до первого убийства
Глядя на себя в зеркало, он провел языком по сухим и потрескавшимся губам. Прошло примерно четыре года, но он выглядел так, словно состарился на десять лет. Лицо его теперь было прорезано глубокими морщинами, а глаза, казалось, глубоко ввалились. Но любой, кто знал Джона Вудса, понимал, что морщины говорили не о возрасте, а о тяжелых переживаниях.
После смерти жены он перебрался из округа Хантингтон в Йорк, на юге центральной Пенсильвании. Он больше не мог оставаться в Хантингтоне. Все здесь напоминало о его дочери. Ее дьявольские сны стали проклятием его жизни.
