Анна Белкина - G.O.G.R.
— Нет, нет, я тут никогда не была, — замотала она головой. — Геннадий привозил меня именно в тот, большой дом.
— В мой! — недовольно вставил Чуйко, подозревая, что дом, в конце концов, опечатают и отберут у него с концами.
Интересно, с чего бы это такой богатый «милиционер Геннадий» решил сменять трёхэтажные «палаты» на этот убогий шалаш? Запил? Как же так: крутой весь, с четвёртых этажей за раз спрыгивает, и вдруг — запил??? Прячется? От кого — от милиции, или от своего же ГОГРа? Если прячется — тогда почему не сменил номер телефона после того, как продал дом? И зачем продиктовал Смирнянскому свой новый адрес?? Эти интересные и неразрешимые пока что вопросы терзали мозг Петра Ивановича, пока он разглядывал из окна пристанище «милиционера Геннадия». Недобежкин между тем, решил, что пора действовать. Он вышел из кабины на присыпанную щебёнкой дорожку, приблизился к нищей некрашеной и подгнившей деревянной калитке и поискал дверной звонок. Возможно, что он тут когда-то был: на уровне человеческих глаз к забору прибит кусочек чёрной резины. Обитатели частных домов часто делают звонку импровизированную крышу, чтобы последний не промок под дождём. Однако, подняв этот кусочек резины, милицейский начальник обнаружил сквозную дыру. Звонка нету, зато есть глазок. Недобежкин не преминул заглянуть в эту дыру левым глазом. Двор Геннадия Калугина отлично просматривался. На первый взгляд он вообще, показался нежилым: засыпан прошлогодними листьями, пустые бутылки валяются, покрытые давешней грязью и зелёным налётом. В углу покоится неказистая, заржавленная машина, «Жигули», кажется, или «Москвич»… не понятно уже из-за толстого слоя жухлых листьев и грязи. Недобежкин перевёл взгляд с погибшего автомобиля на крыльцо Геннадия и увидал, что ступеньки выглядят так же «хорошо», как и калитка: никто их не красил лет шесть, а то и больше, нижняя ступенька провалилась. Дверь обшарпана, деревянные стенки ободраны, однако в одном из затянутых серой поволокой паутины окошке теплится некий огонёк, похожий на свечку. Ага, значит, Калугин дома, и Калугин живой. Пора к нему постучаться.
— Есть контакт! — сообщил Недобежкин и громко постучал кулаком в несчастную калитку. Калитка задребезжала и едва не развалилась, а за ней оставалось по-прежнему тихо. Недобежкин подождал немного, ничего не дождался и снова заглянул в «глазок». Нет, Калугин не покинул «логово». Огонёк теплится, однако никто так и не вышел.
— Во, блин, не йдёт! — угрюмо буркнул Недобежкин и снова загремел в калитку.
Тот же результат — Калугин, кажется, ушёл в глубокое подполье.
— Его нет дома! — высунулся Чуйко. — Всё, отпускайте меня на работу!
— Цыц! — ответил ему Недобежкин, размышляя, как бы им проникнуть во двор к Калугину. Собаки у него, кажется, не водится….
Пётр Иванович тоже вышел из машины и тоже приблизился к забору Калугина.
— Серёгин, загляни-ка туда! — Недобежкин отодвинул свой корпус и пропустил Петра Ивановича к «глазку».
Пётр Иванович заглянул, увидал «распрекрасный» двор, бывшую машину, проваленную ступеньку и огонёк в окне.
— Забился… — пробормотал он и пихнул рукой калитку.
Калитка испустила душераздирающий скрип и отъехала, открыв путь к дому. Недобежкин был прав: Калугин не держал собаку. Навстречу незваным гостям не выбежал разъярённый кусачий монстр, двор оставался пустынным и тихим, как передовая после смертельного боя.
— Идём! — сказал Недобежкин и сделал большой и уверенный шаг.
Чуйко не хотел идти к «милиционеру Геннадию» — он тащился, словно мешок, и Сидорову приходилось поминутно подталкивать его. Валерия Ершова тоже особого рвения не проявляла, а всё твердила, что «это не его двор». Шли так: Недобежкин первый, за ним — Серёгин, потом — Сидоров толкал Чуйко, и плелась Ершова, а замыкали Смирнянский с Ежонковым. Недобежкин взошёл на крыльцо, которое трещало под каждым его тяжёлым шагом, и трижды постучал в тоненькую фанерную дверь увесистым кулаком. Пётр Иванович прислушивался, надеясь услышать в доме какое-нибудь шевеление, но Калугин не шевелился.
— Смылся, что ли, когда я сказал ему, что приеду? — предположил Смирнянский.
— Зачем сказал? — фыркнул Недобежкин.
— Демаскировался, Игорёша, — вставил Ежонков. — Навыки-то ржавеют!
— Заткнись, а то глаз подобью! — огрызнулся Смирнянский и даже занёс кулак.
Но тут вдруг «ожил» Калугин. Он внезапно открыл свою хилую дверку и возник на пороге. Ершова от него отшатнулась, как от медведя, или волка, или йети, Чуйко скривился и выдавил:
— Фу-у-у!
А Серёгин отметил лишь то, что Калугин абсолютно не похож на Вениамина «Рыжего» Рыжова.
На пороге стоял и качался рослый, покрытый страшной бородою, грязный, пьянючий, дурно пахнущий субъект в трусах семейного типа и драной майке неопределённого цвета; кроме того над его лысеющей башкой «вальсировали» две мухи. Субъект поскрёб мешковатое пузо волосатой «лапой» и едва шевеля языком, пробухтел:
— А-шо-ва-нда??
— Эт-то не он!! — попятилась Ершова.
— Чёрт! — отступил назад и толкнул Сидорова Чуйко. — Калугин такой представительный был, а это что за зверь?!
— А-шо-ва-нда?? — повторил Калугин, тараща свои жёлто-красные глазки, едва выглядывающие из-под синяков.
— Так, не узнали, — заключил Недобежкин, видя реакцию свидетелей.
— Уезжаем? — осведомился Серёгин, поняв, что «милиционер Геннадий» в который раз оставил следствие с носом.
Недобежкин был бы рад уехать, потому что задыхался от амбре, что летело от Калугина и из его прихожей, однако ему хотелось выяснить, откуда у этого звероподобного «прочеловека» взялся телефон «милиционера Геннадия». Поэтому милицейский начальник отключил органы чувств способом ниндзя и грозно двинулся прямо к Калугину.
— Пройдёмте в дом, гражданин Калугин! — уверенно заявил он.
Недобежкин ожидал, что «неандерталец» встанет на ярую защиту «берлоги», однако тот опасливо посторонился и впустил к себе незваных гостей.
— Сидоров, Ершову можешь в машину посадить! — крикнул Недобежкин сержанту. — А то ещё вывалит тут свой обед, а тут и без этого тошно!
Сидоров оставил Валерию Ершову в машине, а вот Чуйко, насчёт которого особый приказ не поступил, толкнул перед собой в «клоаку» Калугина.
Дальше прихожей Недобежкин решил не ходить: дальше прихожей нельзя ходить без противогаза. Концентрация спиртных паров в тесном помещении была так велика, что и битюга свалит с копыт, поэтому замыкающий Ежонков предусмотрительно оставил входную дверь открытой.
Геннадий Калугин рассеяно топтался посреди прихожей, которая на поверку оказалась кухней. Печью тут служил чёрный от копоти примус, столом — доска, перекинутая через два табурета. На такой стол можно было бы с успехом поставить гроб. Но Калугин думал, что ему пока что рановато в гроб. И на столе у него находились початые, непочатые и пустые бутылки, клочки огурцов, объедки колбасы, куриные кости и проч… По столу пробежал таракан и, как показалось Серёгину, глянул на опустившегося хозяина дома с явным сочувствием.
Калугин пораскачивался на размягчённых алкоголем ногах, а потом — примостил на стол свою колоритную персону.
— Так, значит, вы не продавали дом этому человеку? — осведомился у Калугина Недобежкин и кивнул на Чуйко.
— Я твоего гуся, начальник, первррр… епр… первый раз виж-жу! — заикаясь и запинаясь, заглатывая слова, выдал Калугин, сбросив своим телом несколько бутылок на пол.
— А откуда тогда у этого человека номер вашего телефона? — не отставал Недобежкин, игнорируя перегар, который изрыгал Калугин, стоило тому разинуть рот.
— Ба! — выплюнул Калугин, что, по-видимому, означало: «Моя хата с краю, ничего не знаю». А потом — неожиданно для всего мира добавил:
— Адвоката мне на бочку, гражданин полковник, тогда пробазарю! Хто тут из вас Смирнянский?
Смирнянский был так зол, что уже приготовился поколотить этого бесполезного слизняка Калугина. Он даже стиснул кулаки и сделал широкий шаг, собираясь сбросить Калугина на пол и задвинуть ему парочку смачных оплеух. Но тут, откуда ни возьмись, в кухню-прихожую заглянула чистенькая благообразная старушка. Увидав, что у Калугина собрался целый «консилиум» незнакомых людей, старушка отпрянула, но была тут же задержана Серёгиным. Внимание Недобежкина переключилось на это новое пожилое лицо, и он грозно надвинулся на перепуганную старушку:
— А вы кто?
— Со-соседка… — пролепетала старушка. — Ко-ко…
Очевидно, она подумала, что к Калугину пожаловали некие криминальные элементы, так сильно она дрожала и вся побелела. Недобежкин это заметил, показал ей милицейское удостоверение и миролюбиво извинился:
— Простите, мы из милиции. Скажите, что вы знаете про Калугина?
