Владимир Орешкин - Рок И его проблемы-4
Он хочет сказать ей об этом, — но вода вливается в рот, — он перестает дышать. Много воды, еще секунда и…
Гвидонов проснулся.
Прислушался. Кругом тихо. И темно.
Ночь.
Легко расстегнул молнию, и приподнялся.
Картина, которую он увидел, поразила своей нереальностью… С неба на темную землю опускался серебряный дождь света. Луна разбрасывала его прозрачными нитями, — там, куда они попадали, возникали контуры деревьев, или лопухов на болоте, или вода начинала легко светиться сама, чем-то серебряным.
Рядом, спрятанный в тени, виднелся призрак вертолета, лопасти которого, слегка прогнувшись, накрывали собой почти всю поляну.
На краю которой ярко горел небольшой костер, где на ящике из-под консервов сидя спал часовой…
Гвидонов что-то видел во сне. Что-то важное. Что-то настолько важное, что он проснулся. Ради этого.
Чтобы не забыть.
Что?.. Сон уплывал, уплывал в сознании, — и уже трудно было удержать в памяти его исчезающие остатки.
Охрана была довольна, ее устраивала такая служба. Бригаде пришлось пообещать еще пятьдесят долларов суточных, чтобы компенсировать уплывшие доходы, профессор пожал плечами.
— Не вредно иногда отдохнуть. Только я не понимаю, зачем?
Гвидонов снова попросил проверить его на предмет внушенных состояний, — и снова оказался чист, как младенец…
После завтрака были короткие сборы, — лагерь покидали все, кроме пилота и одного охранника. В их обязанности входило и приготовление обеда.
Остальные выстроились цепочкой, и ушли в тайгу. Получили боевую задачу, и — вперед. Как приказало начальство.
Профессор, которые шел сзади Гвидонова, тоже чего-то заподозрил, что какое-то «зачем» все-таки есть. Все-таки он был о Гвидонове высокого мнения, и не в силах был подозревать его в настолько чудовищном самодурстве.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он Гвидонова, тактично понимая, что иногда не нужно задавать лишних вопросов. Но как вот узнать, лишний вопрос, или еще нет?.. — Раз мы не улетаем, а снова идем в тайгу?
— Проверка версии, — сказал Гвидонов. — Но, скорее всего, показалось.
— Значит, есть версия? — спросил профессор. — Убей бог, я не пойму, откуда она взялась. Вчера же не было… Откуда, и с какой стати.
— Взялась, — сухо ответил Гвидонов.
Кухня, есть кухня, — посторонним там делать нечего.
Шли споро и довольно молчаливо. Только охрана от безделья переговаривалась по рации. «Первый, первый, как слышимость?.. Слышу вас хорошо…»
Во вчерашнем месте Гвидонов скомандовал привал, и общий перекур. Тем, кто еще курить не бросил.
Место было, как место. Такие же лиственницы и сосны, как в любом другом месте. Высохшие иголки на земле, мох, труха, щепки, остатки коры и позапрошлогодние шишки.
Все это замечательно горит. В сухую погоду. Так хорошо, что даже непонятно, почему не сгорело до сих пор.
Потому что внизу — сыро. Ткнешь поглубже, а там все преет. Преет и преет, совершая вечный круговорот обмена веществ в природе.
Гвидонов сел, прислонился спиной к сосне, и прикрыл глаза.
Вчера, в этом месте, он впал в депрессию. Понял полную бесполезность следственно-розыскных мероприятий. На таком пустом и бесперспективном материале.
Он прекрасно помнил ход своих невеселых мыслей, — ту логическую цепочку, которая привела его к решению изменить первоначальный план, и вернуться на базу.
Сейчас он пытался понять, — есть ли в нем сомнения относительно нового плана, который он проработал утром. Не начинает ли этот утренний план подтачивать какой-нибудь червь сомнения?..
Червя не было.
Не было депрессии, и внутреннего разгильдяйства. Ничего такого не случилось.
План оставался планом. Решимость — решимостью. Привал, — обычным привалом.
Вот тебе и версия…
— Как настроение, Игорь Кузьмич? — спросил он профессора, который пристроился рядом с ним.
— Замечательное, — ответил тот.
— Нет ощущения бесцельности происходящего?
— Совершенной бесцельности… Но надеюсь, вы знаете, что делаете.
— По большому счету, — сказал, поднимаясь, Гвидонов.
— Так, — сказал он охране, — у вас — рации… Один идет прямо, другой налево, третий — направо… Ровно пятнадцать минут. О всем подозрительном докладывать мне немедленно. Вопросы есть?
При слове «подозрительном» народ подобрался, и стал оглядываться по сторонам. Проявляя бдительность.
Но вопросов не было.
— Ровно через пятнадцать минут всем остановиться и выйти на связь. Понятно?
— Да.
— Начать движение.
Охрана, в своем камуфляже, почти слившаяся с окружающей действительностью, поднялась на ноги, придавила мощными подошвами ботинок чинарики, сориентировалась по сторонам света, поправила на плечах боевое оружие и — разбрелась. Прямо, налево и направо.
Остальные догадались, что-то происходит. Но никак не могли понять: что именно?
— Не опасно будет? — спросил бригадир лягушатников, Иваныч. — У нас в руках, ничего.
— Не опасно, — успокоил его Гвидонов…
Но какое-то любопытство появилось, все стали смотреть на рацию в руках Гвидонова и ждать первых сообщений.
Типа: лети с приветом, прилетай с ответом.
Первым подал голос тот охранник, который ушел налево. В черной коробочке раздался фоновый шум, и на его волне возник официальный голос:
— Докладывает третий. Прошел десять минут… Что-то здесь не так. Но, может, показалось.
— Что не так? — спросил Гвидонов.
— Что-то не так. Такое ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Отчетливое ощущение… Но, может, показалось.
— То есть, вы никого не замечаете?
— Никого не видно. Но что-то не так.
— Оставайтесь на месте и ждите. Если нужно, немедленно выходите на связь.
— А что мне делать?
— Я же сказал, ждать.
— Кого?
— Нас, естественно. Мы к вам подойдем.
— Хорошо, — сказала рация и отключилась…
Через пять минут доложили остальные два охранника. Они прошли пятнадцать минут и остановились. Ждали дальнейших распоряжений. Ничего интересного не обнаружили.
— Возвращайтесь, — приказал им Гвидонов.
На километровой карте, где то место, в котором они находились, было заштриховано сплошным зеленым цветом, — он отметил карандашом, для истории, их маршрут от базы, и точки, из которых подали голос охранники.
Не прошло и двух минут, как снова возник третий.
— Докладываю, — сказал он. — Долго еще ждать?
— Что-то случилось? — строго спросил его Гвидонов.
— Никак нет… Но подозрительно очень.
— Что подозрительно?
— Все. Все здесь подозрительно… Разрешите отступить?
— Очень хочется? — спросил с небольшой издевкой Гвидонов.
— Как прикажете.
— Отступай, — разрешил он. — Только с оглядкой.
— Есть, — откровенно обрадовано отозвался охранник на том конце невидимого провода.
Точно такое облегчение пришло и к Гвидонову. Напряжение отпустило, и он окунулся в расслабленное воздушное какое-то состояние. Которое было знакомо ему. Оно означало, что появилась какая-то часть дороги, которую нужно пройти. И что дорога эта, — ведет в нужном направлении.
Версия.
Туда ее в душу.
— Пусть кто-нибудь из вас кричит. Каждую минуту. Как можно громче… А то будем их тут ждать до морковкиного заговенья, — сказал Гвидонов лягушатникам.
Подошел к профессору и снова сел рядом с ним.
— Для вас работа, — сказал он негромко.
— Вы думаете? — спросил профессор.
— Я не думаю, — ответил Гвидонов. — Я — знаю.
Позволил себе такую дерзость. Все знать. В чужих глазах.
Наврать про себя в три короба.
Для пущего тумана… Где скрывалось бахвальство. За которое он тут же осудил себя.
— Но это же… — сказал профессор. — Это же… Из ряда вон… Я не верю…
4.Голосовой маяк сработал. Бойцы не плутали, и подтянулись к месту сбора вовремя.
Гвидонов не дал им передохнуть, скомандовал «Подъем», — и экспедиция, взяв направление налево, — тронулась с места.
Вокруг был летний день, озарявший безмятежные красоты. Где-то высоко светило Солнце, рядом с которым проплывали белые, похожие на комки из ваты, облака. Небо было голубое-голубое. Невинное-невинное. Глубокое-глубокое.
Казалось, в такой замечательный жаркий день, в котором все было знакомо, и видено-перевидено тысячи раз, — ничего не могло возникнуть нового.
Тем более того, чего стоило опасаться.
Иваныч каждую минуту орал маяком, чтобы установить звуковой контакт с «третьим». Тот пару раз по рации отвечал, что ничего не слышит, а потом услышал, и сказал, что рацию выключает, и тоже будет кричать.
Чтобы шли на его голос.
И его голос стал слышен.
Как-будто это потерялся грибник. И теперь звал своих товарищей. На злачное место. Где этих маслят видимо-невидимо. Этих маслят…
