Хлоя Пэйлов - Ковчег огня
— Итак, что произошло? Тебя «отчислили», как сказали бы заносчивые снобы из «Театра шедевров»?[28]
— Нет. Я ушел сам после того, как сэр Кеннет дал мне понять, что моя докторская диссертация будет провалена.
Эди оглянулась на курчавого профессора.
— Значит, у вас кровная вражда, да?
— В каком-то смысле. Хотя у нас в Англии все междоусобные распри ведутся с ледяной вежливостью, — ответил Кэдмон, радуясь тому, что Эди не стала настаивать.
В университетские дни он был крайне вспыльчив, абсолютно убежденный в своем интеллектуальном превосходстве. За что ему здорово досталось, и он предпочитал об этом не говорить.
Положив Эди руку на плечо, Кэдмон помог ей снять верхнюю одежду и повесил красную куртку на бронзовый крючок на стене кабинки. Затем тоже разделся и повесил свою куртку на соседний крючок. После чего предложил Эди сесть за круглый стол.
— Будь добр, возьми с соседнего столика корзинку с крекерами, — попросила Эди, усаживаясь не на скамью, а в кресло с высокой спинкой напротив.
Кэдмон выполнил ее просьбу. Поставив корзинку с закуской на стол, он сел в свободное кресло, и тут к столику подошел сэр Кеннет с маленьким подносом в руках.
— Ничто не сравнится с солодом, хмелем и дрожжами в деле установления духа братского согласия, а?
Настроение сэра Кеннета менялось, как форма шарика ртути. Забыв свою недавнюю высокомерную снисходительность, он перешел к бурному веселью. Распределив напитки, профессор сел на скамью. Окруженный с трех сторон потемневшим деревом, он был похож на саксонского короля в тронном зале.
— Полагаю, я также включена в вашу братскую любовь, — подняла стакан с водой Эди.
— Вне всякого сомнения, дорогая.
Она лукаво склонила голову, и сэр Кеннет хитро подмигнул Кэдмону, после чего тому неудержимо захотелось разбить ему нос.
Хотя сэр Кеннет и принадлежал к высшим слоям британского общества, он был не против потусоваться с простолюдином. Или простолюдинкой — сэр Кеннет особо благоволил прекрасному полу. В наше время, когда безрассудство могло стоить головы, этот мужчина отличался ненасытным сексуальным аппетитом, который, похоже, не ослабевал с годами. По слухам, ректор как-то заметил, что Оксфорду неплохо было бы вернуться к временам безбрачия преподавателей, хотя бы для того, чтобы держать в узде таких ретивых кобелей, как сэр Кеннет.
— Итак, скажите мне, юный Эйсквит, чему я обязан радостью столь неожиданного визита?
Озадаченный тем, почему бывший наставник уже дважды назвал его старым прозвищем, Кэдмон решительно тряхнул плечами, прогоняя ощущение неловкости.
— Нам бы хотелось поговорить об одном рыцаре тринадцатого века по имени Гален Годмерсхэмский.
— Очень любопытно. Не далее как вчера я встречался с одним американским типом из Гарварда. Этот преподаватель средневековой литературы интересуется поэтическими опусами Галена Годмерсхэмского.
Действительно, очень любопытно.
У Кэдмона сразу же мелькнуло подозрение, что этот «американский тип» работает на полковника Стэнфорда Макфарлейна. Или по чистой случайности профессор Гарвардского университета спрашивал о никому не известном английском рыцаре тринадцатого столетия? Сэр Кеннет Кэмпбелл-Браун является признанным авторитетом в области английского рыцарства времен Крестовых походов, так что, возможно, это действительно было случайное совпадение. Хотя Кэдмон в этом очень сомневался.
— А при чем тут поэзия? — вставила Эди. — Мы действительно говорим об одном и том же рыцаре?
Стиль преподавания сэра Кеннета всегда заключался в том, чтобы отвечать вопросом на вопрос, и сейчас он именно так и поступил.
— Насколько хорошо вы знакомы с Галеном Годмерсхэмским?
Взяв из корзинки крекер, Эди ответила:
— Мне известно только его имя. О, а также то, что он, путешествуя по Святой земле, обнаружил какой-то золотой сундук.
— А… этот легендарный золотой сундук. — Прищурившись, сэр Кеннет посмотрел на Кэдмона: — Мне следовало догадаться, что вы причастны к этим глупостям.
— Насколько я понимаю, тот американский профессор также проявил интерес к сокровищу Галена, — заметил Кэдмон, не обращая внимания на насмешку.
— Если вы так уж хотите знать, он ни словом не упомянул золотой сундук Галена. Этот тип занимается английской поэзией тринадцатого и четырнадцатого веков. В промежутках между вдохами и выдохами он декламировал отрывки из архаичных стихов. Нагнал на меня сон, черт побери.
«Еще более любопытно», — подумал Кэдмон, все еще гадая, какое значение имела эта встреча.
— Перерыв! — воскликнула Эди, поднимая руки. — Я совершенно сбита с толку. Мы говорим о золотом сундуке, а вы говорите о поэзии. Это я такая тупая или мы действительно потеряли связь?
Сэр Кеннет улыбнулся. Этот вопрос пригладил старому петуху взъерошенные перья.
— Поскольку вы такая очаровательная девушка, с божественными черными как смоль волосами и такой белой кожей, я расскажу вам все, что мне известно о Галене Годмерсхэмском. После чего вы расскажете мне, зачем гоняетесь за давно умершими рыцарями.
— Хорошо, это справедливо, — ответила Эди, возвращая улыбку.
Не желая полностью раскрывать сэру Кеннету причину своего интереса к Галену Годмерсхэмскому, Кэдмон собрался вмешаться, когда придет время возвращать долг. Подобные знания, если обращаться с ними неправильно, могут стоить жизни.
— Не знаю, поведал ли вам ваш достойный кавалер, но в Средние века вся Святая земля, или Ближний Восток, как мы его сейчас называем, находилась под властью мусульман. Поскольку это была земля библейских патриархов, родина Пророка, европейцы были решительно настроены сделать Святую землю христианской вотчиной. Последовали столетия кровопролития, известные как Крестовые походы. Как только рыцари-крестоносцы захватили Иерусалим, туда пришла церковь, организовав воинственные религиозные ордены для присмотра за своими новыми владениями.
— Самыми известными рыцарскими орденами были Орден тамплиеров и Орден госпитальеров, или иоаннитов, соперничество между ними было просто легендарным, — добавил Кэдмон, сохраняя свой голос нейтральным. В свое время рыцари-тамплиеры стали яблоком раздора между ним и его наставником.
— Следует также отметить, что те, кто становился в ряды тамплиеров и госпитальеров, были далеко не святыми монахами, — тотчас же подхватил сэр Кеннет. — Это были обученные воины, сражавшиеся, и беспощадно, во имя своего Господа. Можно даже пойти дальше и сравнить эти два рыцарских ордена с наемными войсками быстрого реагирования.
В этом вопросе мнения Кэдмона и сэра Кеннета расходились. Но Кэдмон не собирался отстаивать свою точку зрения. Он был здесь для того, чтобы разузнать про Галена Годмерсхэмского, а не разжигать давнишний спор.
— Как вскоре выяснили крестоносцы, Святая земля была богата сокровищами, и религиозные артефакты стали вывозиться в Европу целыми кораблями, — продолжал сэр Кеннет, скрещивая руки на груди, — оксфордский профессор в своей стихии.
— В Средние века святые реликвии были в большой моде, не так ли?
— Скорее они были одержимой страстью, паломники текли рекой, чтобы взглянуть на кости или истлевшие вещи святых. Сморщенные яйца Святого Василия. Тазовая кость Святого Криспина. И подобных странностей было великое множество.
Кэдмон почувствовал, как плечи сидящей рядом Эди затряслись в беззвучном смехе. Похоже, ее забавлял грубый юмор сэра Кеннета.
— В Средние века христиане были убеждены в том, что святые реликвии обладают божественной силой, способной исцелять больных и умирающих, и в то же время оберегать живых от злобных козней мира демонов.
— Очень похоже на сверхъестественную чепуху. — Высказав свое суждение, Эди сунула в рот крекер.
Прилежно проследив за путем крекера, сэр Кеннет продолжал:
— Хотя без предрассудков не обошлось, средневековое увлечение святыми реликвиями было не просто бездумным поклонением. Поскольку мы с вами живем сейчас в обществе, которое совершенно не думает о прошлом и почти не думает о будущем, нам трудно понять умонастроения средневекового человека.
— Полагаю, нас можно назвать поколением «здесь и сейчас», — заметила Эди, словно не замечая, какое действие производит на оксфордского профессора.
— Совершенно верно. Но поколение, которое отправилось в Святую землю, в кольчуге и с мечом в руке, искренне верило в то, что страна библейских предков принадлежит им по праву. Для этих недалеких рыцарей библейские реликвии были осязаемой связью прошлого, настоящего и непредсказуемого будущего. Отсюда одержимое стремление искать библейские сокровища.
— Самой желанной наградой среди которых был Ковчег Завета, — указал Кэдмон, решив подойти к цели кружным путем. — Великий мыслитель Фома Аквинский провозгласил, что «Ковчег символизирует самого Бога». Другие отцы церкви связывали Ковчег Завета с Богородицей, матерью Христа.
![Вера Чиркова - Найти себя [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
