Юрий Костин - Убить Горби
Павел слез с крыши, прошел по перекрытию чердака, спустился по лестнице ниже, в самый верхний вестибюль Дома Советов. Какой-то человечек раздавал торжественно-тревожным тоном опасные рекомендации. Стоящие вокруг него «ополченцы» внимали, то и дело кивая в знак согласия.
– Надо раздать людям оружие, – говорил человечек. – Если начнут штурм – нас тепленькими возьмут, а со стволами мы еще повоюем! Кто знает, может они дрогнут, если у защитников будет не арматура, а пистолеты и автоматы…
Павел не хотел вмешиваться в бессмысленный разговор, однако пришлось. Увидев офицера, оратор окликнул его, попросил присоединиться к их компании. Павел нехотя согласился.
– Как вы считаете, штурм будет? – спросил один из ополченцев.
– Не знаю, – угрюмо ответил Павел.
– Вы будете защищать Белый дом до конца? Александр Руцкой приказал открывать огонь по нападающим без предупреждения!
– Как получится… Извините.
– Вы слыхали, что со стороны Краснопресненской набережной к нам идет Кавказский спецназ?
– Это еще что за зверь? – изумился Пашка.
– Да, да! Все точно. Хунта специально пригнала в Москву солдат из дальних гарнизонов – им не жалко будет убивать нас саперными лопатками. Скажите, ведь разумно раздать всем оружие? Защитники уже давно разделились на взводы, роты… В конце концов, это революция!
– В конце концов, это полная бредятина, а не революция, – Павел больше себя не сдерживал. – Если ты, ненормальный, хочешь покончить жизнь самоубийством, выкинься из окна, а этих-то за что? Против кого и как ты собираешься обороняться, вояка? Ты что, до сих пор не понял, что тут все очень серьезно? Да если начнется штурм, тебе и стрельнуть даже не дадут. Я б на вашем месте, товарищи, бежал отсюда без оглядки, срочно, сейчас, без промедления, потому что перещелкают вас тут как зайцев… Здесь достаточно тех, кого учили стрелять. Вы только мешаете.
Воинственный человечек недовольно поморщился.
– На чьей вы стороне? На нашей или на стороне путчистов? – набравшись смелости, спросил он Пашку.
– Пошел ты на х…. – отчеканил тот в ответ и, круто развернувшись, ушел.
– Вот они, защитники, – услышал он за спиной. – Надеяться надо только на себя.
Павел толкнул ногой дверь в первый попавшийся кабинет. Он был пуст. Не зажигая свет, он нащупал кресло и с удовольствием опустился в него, надеясь полчасика подремать.
«Может, в последний раз», – подумал Павел без тени страха.
Теперь, после такого странного общения с Вовкой по рации, он вспомнил своих ребят, и сердце сжалось. Так захотелось чуда – чтобы случилось это еще раз, когда они все вместе, на природе, с винцом и шашлычком…
«Как Вовка-то разговорился, а? Вот-вот дадут приказ о штурме, а он треплется в открытом эфире. Щедринский любил всю эту детективную лабуду».
Закрыв глаза, Павел улыбнулся, вспомнив забавную историю. За месяц до поступления на службу в органы госбезопасности Вовка решил произвести впечатление на одну свою знакомую, попросив у одноклассника отцовскую «шестерку». Папа у одноклассника был по тем временам «крутой мэн», бывал за границей, привозил разные заманчивые иностранные всячины. Одну такую диковину Вовка обнаружил в бардачке. Это был беспроводной телефон, точнее, трубка, как положено – с антенной. При включении она издавала солидные шипящие звуки. Вовка тогда пристроил телефон на «торпедке» и поехал со своей девушкой купаться на знаменитый песчаный карьер близ Лыткарино.
Девушка куда-то отлучилась, а Вовка остался в машине слушать радиоприемник. Тут-то к нему и подошли два люберецких качка.
– Эге… Слышь, а что это там у тебя? Телефон, да? – спросил один, указывая на телефонную трубку. – Ну-ка, дай я маме позвоню!
– Мамуле! – протяжно подхватил спутник примерного «сына», и оба разразились раскованным, недобрым смехом.
Парни были крепкие, скорее всего, привыкшие к контактному выяснению отношений. Вове эта встреча была ни к чему. Он не боялся качков, сам не робкого десятка. Но прямой конфликт не принес бы победу. Опозориться перед девушкой на первом же свидании стало бы верхом невезения. Но Вовка не был бы Вовкой, если бы не собрался и, проявив незаурядный актерский талант, не процедил, пренебрежительно глядя будто сквозь парней, спокойно и уверенно:
– Не положено.
Бугаи напряглись, но на всякий случай решили не развивать процесс общения. Мало ли кто сидит в машине с телефоном.
Мысли о прошлом успокоили Павла, и он задремал. Вспомнилась Америка, его самый первый американский день, когда самолет «Аэрофлота» доставил его в нью-йоркский аэропорт имени Джона Кеннеди.
Глава четырнадцатая. НЬЮ-ЙОРК-СИТИ
Подобно ребенку, который не спешит разворачивать вожделенные свертки и коробочки, сложенные под елкой накануне праздника, Павел Семенов откладывал свой первый поход в американский магазин. Он предвкушал. Ему было позволено тратить на себя не скупясь, а он и не представлял, как это вообще возможно – покупать, не считая денег. В голове зрели варианты очередности приобретений дефицита.
«Сигареты. Это первое, – размышлял Семенов, бреясь в ванной комнате своего номера в гостинице «Милберн», выходящей фасадом на Семьдесят шестую улицу. – Сигареты… Кассет надо купить тоже и, кстати, новую бритву. Кофе банку с ореховым ароматом… Брюки. Или джинсы? Джинсы – брюки, брюки – джинсы…»
Да… мучительное это было дело. И еще совесть время от времени стучалась в ворота души, напоминая о действительной цели пребывания в Соединенных Штатах. Но совесть совестью, а себя не обманешь – Пашке хотелось в магазин. Наедине с собой он мог чистосердечно признаться: для него эта миссия была в первую очередь престижной загранкомандировкой, пределом мечтаний советского человека. И уже потом шпионской романтикой, служебным долгом, интересами Родины.
На дворе стояла зима 1990 года, и даже в Москве на прилавках… как корова языком, а уж в других городах и говорить нечего – пожилые граждане узрели признаки надвигающейся голодухи и закупались впрок, сея раздражение, удивление и панику.
Пашка, наконец, решился и, не забыв прихватить с собой карту города, вышел из отеля, завернул за угол и оказался на Бродвее. Первый попавшийся «универсам» произвел на него такое же сильное впечатление, какое корабли Колумба должны были произвести на американских туземцев.
Прилавки «Ирландского дома» на Калининском проспекте тоже выглядели соблазнительно, но им было окончательно и бесповоротно далеко до этого изобилия. А запахи, эти неповторимые фирменные ароматы… Павел Семенов тут же ощутил зверское желание перекусить. Не в силах противостоять ему, он подошел к витрине, заваленной ветчиной и колбасами невиданных сортов и умопомрачительной аппетитности.
За такое можно продать родину. Но, разумеется, рассуждая теоретически, и если бы речь шла о какой-то другой, не советской родине.
– Я могу вам помочь? – обратился к Пашке пышущий здоровьем краснощекий продавец в халате и белой шапочке.
Несмотря на великолепные результаты всевозможных экзаменов и претендующих на аутентичность тестов по английскому языку, Пашка, скорее, догадался о сути вопроса, чем понял скороговорку продавца. Вместо сказанного «Can I help you?», Пашка услышал нечто наподобие «аухэуе йа». Ему стало неловко, он даже слегка покраснел. Но, собравшись с силами, с горем пополам попросил нарезать ветчины.
– Какой? – поинтересовался продавец.
«Да любой», мысленно ответил Пашка, и указал на «богатый» кусок «Jamon de bellotta».
– Oh, good choice, – продавец, преисполненный уважения к знающему толк в испанских продуктах покупателю, принялся нарезать ветчину.
Наверное, хорошо, что он не знал всей правды: Пашка пробовал испанскую ветчину впервые в жизни.
По итогам самого первого американского шопинга Павлом Семеновым были куплены: блок сигарет «Мальборо», упаковка пива, пять банок кока-колы, много разного хлеба и зачем-то конфеты. Банка вишневого джема, чай в пакетиках, а также, из любопытства, какой-то холодный чай в бутылочке, мороженое, открывалка для пива, упаковка шоколадок, упаковка игрушечных «индейцев», литр виски и бутылка ликера «Калуа». Еще, от жадности и в волнении, он купил замороженный гамбургер. Картинка на упаковке выглядела сочно и очень аппетитно, но сам продукт попробовать так и не довелось. Разогреть его было негде, и он так и остался нераспакованным в мини-баре.
Нью-Йорк впечатлял, с лихвой оправдывал ожидания и ломал стереотипы.
Март радовал солнцем и теплом. На Бродвее было чересчур многолюдно, и Пашка решил рискнуть и пойти прогуляться в Центральный парк, за которым в Союзе закрепилась дурная слава, а заодно пройти мимо знаменитого «Дакота хаус» – дома, где в последние годы жизни обитал Леннон и где до сих пор жила его супруга Йоко Оно. В парке прогуливались молодые мамы с колясками, курсировали запряженные лошадками нарядные кареты, от которых не очень противно пахло зажиточной деревней, много разного народу бегало трусцой.
